Милый ангел - Колин Маккалоу

— А дети у вас были? — спросила я.

— Нет. Странно, да? У такого волосатого мужчины — и никаких детей. Наверное, во мне все дело. Фло тоже не было бы, если бы не гормоны.

— Что стало с мистером Дельвеккио?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Просто однажды встал и ушел. Даже вещи не собрал. Я ждала несколько дней, но он не возвращался. Тогда я раскинула карты, и они сказали, что он ушел навсегда: Башня, перевернутые Любовники. Висельник. Девятка Мечей. Перевернутая Четверка Жезлов — рухнувший дом, ты уже знаешь. Но для меня, Королевы Мечей, расклад был хорошим, так что я смирилась. Однажды, спустя много времени, я видела его в Шаре. Он был невредим, здоров и окружен детьми. Когда мы только познакомились, он подарил мне голубого кролика — для сына, который у нас так и не родился. Вот и все.

Эта история тронула меня до глубины души, хотя я не услышала в голосе миссис Дельвеккио-Шварц ни малейшего сожаления или жалости к себе.

— Простите, — пробормотала я.

— Незачем извиняться, принцесса. Все когда-нибудь заканчивается. Ты поняла это, проведя неделю со статуей из слоновой кости.

— Да, пожалуй.

— Твое сердце разбито?

— Даже не поцарапано.

— Вот и славно. В море полно рыбы, Харриет Перселл. Ты из тех, кто сам разбивает сердца, а не зализывает свои раны. Чем-то ты похожа на меня. Жизнь слишком хороша, а рыбы в море слишком много для таких, как мы, Харриет Перселл. Мы несокрушимы.

Любимое пойло Уилли давно перестало казаться мне отвратительным, и чем чаще я его пила, тем больше оно мне нравилось. Так что к этому моменту я уже достаточно отпила, чтобы задавать вопросы.

— Вы с мистером Дельвеккио в разводе?

— Это было ни к чему.

— Значит, вы не были официально в браке?

— Можно сказать и так. — Миссис Дельвеккио-Шварц снова наполнила наши стаканы.

— Но с мистером Шварцем вы состояли в браке.

— Ага. Смешно, да? Зато вовремя. Тогда у меня и появилась Фло. Знаешь, вот так опомнишься и вдруг почувствуешь, что без мужа холодно, даже ноги согреть не об кого.

— Мистер Шварц был похож на мистера Дельвеккио?

— Совсем наоборот, принцесса. Так и должно быть. Никогда не повторяй своих ошибок! Не выбирай дважды одинаковых мужчин. Вся соль жизни — в разнообразии.

— Мистер Шварц был симпатичным?

— Да, о нем бы стихи писать. Темные глаза — и светлые волосы. Милое лицо, свежее и молодое. Фло немного похожа на папу.

Странное чувство шевельнулось во мне — наверное, поэтому я вдруг увидела, какой миссис Дельвеккио-Шварц была тридцать или сорок лет назад. Не красивой, даже не миловидной, но притягательной. Должно быть, мужчины чувствовали себя сэром Эдмундом Хиллари на вершине Эвереста, когда им удавалось покорить такую высоту.

— Вы любили мистера Шварца всем сердцем, — сказала я.

— Да. Ты из тех, кто не стареет, — почти нежно произнесла она. — Вот и мистер Шварц не успел постареть. Он был на двадцать пять лет моложе меня. Чудесный еврейский джентльмен.

Я ахнула.

— Он умер?

— Да. Однажды утром не проснулся. Такая досада, принцесса. Потом говорили, что сердце у него было слабое. Может, и так. Но карты сказали, что если бы не сердце, он умер бы, попав под автобус. Или от укуса пчелы. Когда приходит время, от старухи с косой никому не уйти.

Я отодвинула стакан.

— Миссис Дельвеккио-Шварц, если я выпью еще глоток, то обделаюсь прямо тут, на стуле… — И у меня вдруг возник еще один вопрос: — Гарольд назвал вас Дельвеккио. Но это же не имя, которое вам дали при крещении, а фамилия. Можно узнать, почему он вас так зовет?

— Забавно: мы говорим про имена, которые дают при крещении, а в мире живут не только христиане, — усмехнулась она. — Свое настоящее имя я забыла уже не помню когда. Мое магическое имя — Дельвеккио-Шварц.

— А мое магическое имя — Харриет Перселл?

Она ущипнула меня за щеку.

— Пока еще нет, принцесса. — И довольно потянулась: — Благодать! И никакого тебе Гарольда!

Я спустилась к себе, легла и проспала два часа. Проснулась свежая, с ясной головой. Сегодня я узнала о нашей домовладелице больше, чем когда-либо… А Фло? И гормоны? Черт. Забыла спросить.

Среда

11 мая 1960 года

Днем к нам привезли несчастного старика с переломом обеих ног чуть пониже тазовых костей. Еще один дурацкий несчастный случай, о которых рассказать кому — не поверят. Старичок спокойно шел по своим делам, а на него обрушился кусок бетонного карниза ветхого фабричного здания. Попади бедолага точно под эту глыбу, от него и мокрого места не осталось бы, но глыба рухнула позади него вместе с листом железа, который и перебил несчастному ноги. Лист разрезали, старичка высвободили из-под него и доставили на «скорой» к нам в больницу. Увы, надежды не было ни малейшей — из-за преклонного возраста. Восемьдесят лет.

Я возвращалась из комнаты для персонала в лабораторию, когда меня перехватила сестра Герберт из вечерней смены и спросила, не занята ли я. Я была свободна.

— Послушайте, тут такой беспорядок, что нам без помощи не справиться, но сестры скоро подойдут, а пока надо проведать бедного старичка из седьмой палаты. Он мечется, никак не хочет успокаиваться — жаль будет, если таки отойдет в мир иной. Мы сделали все, что могли, завтра он наверняка будет уже на небесах, но он плачет и зовет какую-то Марселину. Невыносимо думать, что мы ничем не можем скрасить ему последние часы жизни, но мне решительно некого послать к нему. Он твердит, что у него нет ни родных, ни друзей, — да, он в сознании, в том-то и беда. Не могли бы вы утешить его?

И она унеслась — в отделении и вправду царил жуткий беспорядок.

Старик оказался очень милым и безукоризненно чистеньким. Вставную челюсть он вынул, улыбался мне беззубыми деснами и пожимал руку. На капельницу, больничную койку и мониторы он не обращал внимания: его тревожила только судьба Марселины. Его кошки.

— Кто же теперь накормит ее? — причитал он. — Ах, Марселина! Кто позаботится о моем ангеленке?

Эти слова обрушились на меня как тонна кирпичей. Опять ангеленок.

Мне до слез жаль старых и всеми забытых людей — невероятно, как много их в старом городе, в ветхих, запущенных домах рядовой застройки между Королевской больницей и Кроссом. «Пансион только для мужчин» — гласят надписи на листах картона, и жильцы вроде моего сегодняшнего пациента незаметно сменяются в этих комнатах и домах. Цепляются за остатки былого достоинства, источают запах ветоши и смазки, а иногда и спиртного. Питаются бесплатным супом в благотворительных столовых, мирятся с одиночеством. И вот теперь один из этих людей умирал у меня на глазах, и некому было позаботиться о его любимом котенке.