Неоконченный полет - Анатолий Хорунжий

Сергей энергично поворачивается и быстрее, нежели до сих пор, шагает к землянкам. Ему представляется какой-то грандиозный бой, он видит себя среди взрывов и пламени... Вот он бежит вперед и стреляет, стреляет. Ему и вправду стало жарко, словно волна теплого воздуха вдруг охватила его. Теперь ему показалось, что в землянке уже совершилось самое важное, желанное, но он еще не знает об этом. Сергей почти бегом торопится услышать, что там...

— Идти во главе коллектива — значит жить для людей, именно для них, потому что они отдают себя великой цели. Вы, товарищ Кум, извините за прямоту, не идете во главе отряда, а отсиживаетесь в тихом закутке с подлой мыслью: сохранить себя, тихонько прожить, пока другие гибнут за наше дело, за наш народ.

Сергей налег на чьи-то плечи, слушал, словно от жажды пил холодную воду.

— Вы же сами, сказали своим верным друзьям в минуту откровенности, что в этой войне старайся сберечь самого себя, а о народе не беспокойся: он, мол, никуда не денется и тебя не закроет от пули. Ну-ка, товарищи, если бы все исходили из такой философии, где бы уже были сегодня захватчики? А сидеть месяцами в лесу, объедать села, оборонять только самих себя, разве это не кумовская философия на деле: «Вы меня не трогайте, и я вас не трону»?..

— Правильно говоришь!

— Режь дальше!

— Если бы наши летчики знали, — продолжал горячо Дмитрий, — что целый взвод советских бойцов живет себе тихо-мирно в лесу, рядом с гитлеровским аэродромом, и словно бы не слышит его, не видит...

— Они бы шуганули нас!

— Кинули бы пилюльку прицельно.

— И поделом! — подхватил Дмитрий. — Вы, товарищ Кум, говорите, что крупные операции против оккупантов нам не под силу. Да, конечно, если не увеличить наш отряд. Со временем мы так разленимся, что будем просить крестьян, чтобы и дровишек нам привезли, и борщ сварили. А почему вы не хотите принимать в отряд надежных людей? Мы сегодня встретили у леса одного человека, там, возле обгоревшего танка, вы знаете. Человек отвинчивал гайки, выбивал болты — мельницу ремонтирует в Белице, что ли.

Сергей спустился на ступеньку ниже. Неужели Дмитрий будет рассказывать всю эту историю? Они сегодня втроем, третьим был Шевцов, ходили по опушке леса и наткнулись на незнакомца. Он действительно что-то клепал возле танка. Дмитрий подозвал его и хорошенько пристыдил, еще и пригрозил за то, что он, такой здоровяк, отсиживается дома. Тот испугался и выложил все, что было на душе. Оказывается, он приходил в Хуторской отряд и просил взять его, но командир по-дружески посоветовал ему не покидать дом. Кум уговорил этого человека быть связным между ним и его семьей, которая находится в соседнем районе. Дмитрий не поверил этому, еще и прикрикнул на него за то, что тот, стараясь выкрутиться, пустил в ход такую ложь. Тогда человек достал из кармана письмо-треугольничек и сказал, что эта бумажка может подтвердить его правоту. Дмитрий взял в руки письмо и не стерпел — прочел вслух. Кумов стиль узнать было легко. Вожак хуторских партизан уведомлял свою жену, что в отряде появились подстрекатели против него, Кума, и что, если так пойдет и дальше, вскоре вообще уйдет из табора. Ждите, мол... Дмитрий сложил листик и сунул в карман. Неизвестный начал просить, чтобы вернули письмо. Дмитрий поинтересовался, где он живет, и заверил, что ему не надо бояться, что его защитят, когда потребуется. И вот теперь Дмитрий рассказывает об этом партизанам. Неужели читает письмо? Да, читает. Слушают — никто не пошевельнется. Дмитрий умолк на минутку, затем в тишине каким-то новым, мужественным голосом промолвил:

— Я знаю, товарищи, что среди нас есть сторонники линии нашего командира. Возможно, и после этого письма они будут защищать прежнюю линию. Но я коммунист и скажу со всей партийной прямотой: говоря языком политики, такие люди, как наш командир, достойны лишь одного имени: изменник!

Сергей в страхе отступил назад, вверх? Ему показалось, что он слишком долго стоит здесь. Слова Дмитрия, пристрастные и суровые, напомнили ему о его обязанностях. Он успел сделать всего несколько шагов, как сзади глухо прозвучал выстрел. Сергей как-то машинально взял, автомат наперевес и присел. Вокруг, как и раньше, было тихо. В землянке поднялся галдеж. Сергей метнулся туда. Навстречу выбегали люди.

— Порешить его на месте!

— Пропустите Кузьмича!

— На своего поднял руку, выродок!

У Сергея похолодело в груди. «Неужели Кум?.. Неужели Дмитрия?» Он протиснулся в дверь. Люди столпились у стола. Кто-то тяжело стонал. Сергей протолкался в круг. Дмитрий лежал на сдвинутых скамейках. Партизаны склонились над ним. Лицо Дмитрия было бледным, сухими губами он жадно ловил воздух и горячечным взглядом метался по закуренному потолку, по фигурам людей, словно что-то искал и никак не мог найти. Сергей подступил еще ближе и увидел вдруг, что гимнастерка Дмитрия на груди и на правом плече была мокрой, черной. Сергей почувствовал, как жалость сдавила ему горло.

— Вот так учат нас, простаков, — сказал кто-то рядом.

— Теперь и мы кое-кого научим, — сразу же ответил ему голос другого.

Сергей повернулся на голос и увидел Бондаря.

Дмитрия взяли несколько пар рук, перенесли к теплой стене. Вытянувшийся, он казался больше, длиннее. Его бледность резко подчеркивалась смоляно-черной бородой и усами.

Поднесли поближе коптилку, светя Кузьмичу. Дмитрий закрыл глаза, начал дышать еще чаще.

— Отстранитесь, дайте больше воздуха, — сказал Кузьмич расстегивая окровавленную гимнастерку лейтенанта.

Открыли дверь — повеяло свежестью.

— Сережа... Алексей... вы здесь?

Оголенная широкая грудь высоко поднималась и падала. Кровь текла из раны под руку.

— Дмитрий! — закричал Сергей и тут же закрыл рукой рот, глаза, все лицо. Зарыдал.

Наклонился и отошел. Поднялся по ступенькам наверх.

«Как же так, как? — жгла мысль. — За что?»

Кто-то пробежал мимо него к землянке. Сергей двинулся по стежке. Во тьме толпились партизаны.

— Куда его?

— На месте! Куда же...

— Браточки, хлопцы, у меня же детки... Войдите в их положение. -

— Стреляй гада!

— Браточ!..

Бах!

— Не падай, я нервы твои проверяю. Самосудом партизаны не расправляются.

— Мы тебе отпустим законную пулю.

Кто-то взял из рук Сергея автомат и сказал:

— Иди спать.

Сергей стоял, прислонясь к стволу дубка. Шумело в голове, стреляло в ушах.

«И мы кое-кого научим», — опять кто-то повторил, или это Сергею послышалось. Он встряхнулся, в единый миг охватил мысленно все, что происходило вокруг, и решительной поступью пошел в землянку.

Там было еще теснее. Дмитрий, забинтованный, укрытый шинелью, совсем белый, лежал с неподвижным взглядом. В ногах стояли истоптанные унты. Голенище одного из них было рваным. Бондарь держал в руках партийный билет лейтенанта и какую-то фотокарточку. Дмитрий никогда не показывал ее Сергею.

Дмитрий пошевелил головой, поднял взгляд на Бондаря.

— Жжет мне грудь, ребята...

Кузьмич наклонился над ним:

— Успокойся. Потерпи немного.

В землянку вошло еще несколько человек.

— Где вы его?.. — спросил Бондарь.

— Связали руки... Стоит под стражей.

— Расстрелять! — крикнул один из вошедших.

— Нет, ребята, нет, — отозвался Дмитрий. — У кого нет силы в словах... тот хватается за оружие. Пусть кровью своей искупает... Пошлите в бой. Жжет меня, братишки... В больницу бы, в село...

Угнетенные, безмолвные стояли партизаны.

— Кого же командиром, товарищи? — спросил после паузы Бондарь. Никто не ответил.

— Возьмись ты, — проговорил Шевцов скорбным голосом.

— Давай командуй, Алексей!

— Тебе доверяем.

У Бондаря над глазами собралось бугристое надбровье; провел рукой по лбу и не осмеливался поднять глаза на присутствующих, которые смотрели на него.

— Я что... разве только при вашем дружном согласии, товарищи. Я бы, конечно, все по-новому. Как мне представляется.

— Кто за то, чтобы Алексей Бондарь отныне был командиром нашего отряда, прошу голосовать, — обратился Шевцов.

Поднялись руки. На дворе протяжно заржал конь. Это было так неожиданно, что какой-то миг никто не обронил ни звука, не шевельнулся. О чем-то совсем ином, далеком от происходящего здесь напомнило ржание голодного коня. Даже Дмитрий повел своими помутневшими глазами в сторону двери, словно ожидал чьего-то прихода.

— Я подчиняюсь вашей воле, — тихо и хмуро промолвил Бондарь. — Клянусь быть беспощадным к немецким оккупантам и изменникам нашей Родины. Больше ничего не скажу. Слушайте мой приказ. Нарожный Сергей, Шевцов Василий и Кузьмич — вам немедленно везти раненого в ближнее село... Сейчас, ночью... Где у тебя есть близко родственники, Сергей?