Портрет королевского палача - Елена Арсеньева

Как же можно его было выкупить, если он к тому времени уже был убит?!

Что за ерунда?! Ошибка!

И тут словно бы темная волна проходит на миг перед моим лицом, ударяет так, что я отшатываюсь к стене и ощущаю ее плечами, спиной, затылком. Стена холодная, холод проникает мне в череп, мозг, проясняет и просветляет мысли.

Не ерунда. Не чепуха. Не ошибка.

Все продумано заранее. Прочерк напротив фамилии брата в том общем списке был сделан нарочно. Фролов и «душка-чекист» задумали эту аферу, чтобы выманить у меня драгоценности. Получить бриллианты за жизнь мертвого человека!

А разве так можно сказать: за жизнь мертвого?..

И только теперь я вполне осознаю, что написано в выданной мне бумаге. Я осознаю, кто этот мертвый человек.

Мой брат…

Помню, первой мыслью моей было: я оставила открытым дом! И теперь по родовому гнезду Брюнов спокойно шарятся воры, а я заперта в погребе!

От этой мысли меня бросает в жар, но жара хватает ненадолго. В следующую минуту меня вновь начинает колотить дрожь – равным образом от холода и страха.

Кто запер меня? Зачем? Неужели и правда вор? Может быть, это он приехал из Фрэна на красной машине, которая стояла на холме? Оттуда отлично видно, что Николь уехала. Дом остался практически бесхозным. Я наслушалась массу историй о том, как грабят старые дома, а потом украденное всплывает на разнообразных блошиных рынках в Париже и других городах. Таким образом, когда я выберусь из этого погреба, то, скорее всего, застану пустые комнаты…

А с чего ты взяла, что вообще когда-нибудь выйдешь отсюда?

Без глотка воды, без пищи (винные бутылки пусты, на крючках не найдешь даже корочки сыра, даже обглоданной крысами косточки от окорока)…

Крысы?! А что, если здесь водятся крысы? Они наверняка голодные…

О господи, может быть, кто-то просто пошутил надо мной? Какие шуточки шутят добропорядочные крестьяне, я уже имела возможность увидеть. Может быть, Доминик снова надел свою «чеченку» и решил поиграть в захват заложников?

– Откройте! – ору я, колотясь о дверь. – Выпустите меня!

Голос садится очень быстро. Я начинаю кашлять, замираю на ступеньках, чувствуя, как холод просачивается во все поры. На мне шорты и майка-безрукавка. На ногах – сланцы. У меня уже зуб на зуб не попадает!

Погреб – погребальный – погребена…

Сбегаю по ступенькам и осматриваюсь. Если буду стоять неподвижно и предаваться лингвистическим изысканиям, точно сойду с ума. И очень скоро. Надо искать какой-то выход! Вдруг погреб соединен подземным ходом с сараем, с домом соседей, с колодцем, в конце концов?

Стоп. Слева от входа в погреб – заброшенный колодец! Логически рассуждая, стена погреба – это и его стена. Он находится вот здесь, вот с этой стороны. В стене выбита каменная ниша, в ней сложены десятка три пустых пыльных бутылок. А что, если там, в задней стене ниши, находится лаз в колодец?!

Моментально выгружаю все бутылки на пол, стараясь при этом их не разбить, и лезу в нишу, которая по форме напоминает устье русской печи. Сижу там, сложившись вчетверо, как Терешечка, которого собралась изжарить злая Баба-яга. Нет, не изжарить, а заморозить!

Натыкаюсь пальцами на паутину, на наросты мха, но, поборов брезгливость, снова и снова шарю по камням, выискивая хоть малую щель. И ничего такого не нахожу.

Нет, глупости, отсюда никак не может быть лаза в колодец, иначе вода просачивалась бы сквозь щели и подтапливала погреб.

Выбираюсь из ниши, загружаю обратно бутылки и таким же скрупулезным манером исследую две другие ниши. Делаю это, если честно, не столько из стремления найти лаз (я в него уже не верю), сколько из желания согреться. Пока двигаюсь, еще как-то терпимо. Еще слава богу, что светит лампочка под потолком. Хоть какая-то иллюзия тепла!

Разумеется, меня посещают воспоминания об одной из любимейших книг, героиня которой тоже оказалась заперта в подземелье и прорыла себе путь на волю самым обыкновенным пластмассовым вязальным крючком. Что характерно, дело происходило тоже во Франции, правда, на Луаре, довольно далеко отсюда. И даже я способна отличить известняк, среди которого так лихо прокопала себе путь на волю пани Иоанна, от гранита, из которого сложен дом Брюнов. Вообще окрестности каменисты, деревни здесь стоят на склонах гор, на обочинах полей я видела груды камня… Каменную гору мне не прорыть. Да и пластмассового крючка не имеется. Есть, правда, железные крюки, болтающиеся под потолком, но как я их отцеплю голыми руками, интересно знать?

Предположим, отцеплю. Предположим, начну копать. Ну и сколько лет мне понадобится на это? А ведь пани Иоанну регулярно (хоть и очень плохо!) кормили и поили. А мне что делать? Лизать сырые каменные стены и питаться сушеными пауками?

Я умру. Медленно и мучительно – от голода, жажды, ужаса. А как же Лелька?!

Ладно, у нее остаются мои родители. Фактически мою дочь воспитывают они, а вовсе не я, шалава этакая, занятая куда больше устройством своих личных дел, чем воспитанием ребенка.

Доустраивалась, ничего не скажешь. Французский жених ей понадобился! Вот и получи, фашист, гранату!

А кстати, сколько времени я мотаюсь по погребу, боясь остановиться хоть на мгновение?

Смотрю на часы – и не верю глазам.

Три часа? Не может быть! Я здесь уже три часа?!

О господи, пусть тот шутник, который меня запер, наконец-то вполне насладится своим чувством юмора! Шуточка на славу, но пора и честь знать!

Три часа!

Неужели это только начало?!

Нет, нет, пожалуйста, нет!

Кидаюсь вверх по ступенькам и снова начинаю колотить в дверь:

– Откройте! Выпустите меня!..

Наверное, от потрясения у меня уже начались галлюцинации. Мне слышится скрежет ключа в замочной скважине. Мне чудится, будто дверь начинает медленно приоткрываться…

Нет, это не галлюцинация! Это правда!

Я всем телом вламываюсь в дверь – и оказываюсь среди солнечного света и жары. Все это после мрака погреба действует на меня, словно удар по голове. Ноги подламываются, я упала бы, не схвати меня кто-то под руку. Перед глазами мельтешение радужных колец, в ушах звенит, сквозь этот звон с трудом пробивается перепуганный голос:

– О Валентин! Что такое? Что с вами? Кто вас запер?!

Чьи-то руки поддерживают меня, помогают сесть на край колодца. Я расслабленно поникаю, всем телом, всем существом своим впитывая восхитительнейшую жару. Постепенно начинаю видеть, слышать, понимать. И обнаруживаю, что передо мной Жани, как ее фамилия, не помню, вдова скульптора Гийома. Ну, та самая русофобка.

Впрочем, никакой фобии сейчас я не вижу на ее лице. Она испугана – смертельно испугана, глаза полны слез:

– Валентин! Какой кошмар! Я пришла сказать вам спасибо, большое спасибо за Филиппа. Ему лучше, гораздо лучше, а я вчера была так неприветлива… Меня замучила совесть. Мы с сыном уезжаем сегодня вечером в Нант, он спит чуть ли не сутки, измучился, бедняжка, и я прибежала, чтобы извиниться за свое поведение и поблагодарить вас. Вы просто волшебница, Валентин! Я ходила, ходила по дому, звала, звала… Дважды проходила мимо погреба, помню, еще удивилась, что в двери торчит ключ. И вдруг мне показалось, что кто-то кричит… Я думала, мне чудится, здесь такие толстые стены, практически ничего не слышно… О боже, что случилось, Валентин?!

У меня нет никаких сил объяснять, но не стоит большого труда сообразить, что приключилось.

– Какая дурость! Какое хулиганство! – возмущается Жани. – Это просто неописуемо!

Вяло киваю. У меня что-то несусветное творится в мозгу. Такое ощущение, что я никак не могу поверить в свое чудесное спасение. Я по-прежнему терзаюсь мыслями, как можно было выбраться из погреба. Копать каменистую землю – глупости. Надо было отцепить крючья и попытаться расковырять изнутри замок. Разломать дверь в том месте, где он в нее врезан. Или просто сорвать с потолка медную трубу, на которой подвешены крючья, и разбить дверь вдребезги!

Да? А как бы я достала до этой трубы? Погреб довольно высок – в смысле глубок. Встать, чтобы дотянуться до потолка, совершенно не на что. Сложила бы пирамиду из бутылок, что ли?!

– Я знаю, кто это сделал! – прерывает мои полубезумные мысли голос Жани. – Мне рассказывала Клоди, как вас напугал вчера этот глупый мальчишка, Доминик. Наверняка и сегодняшняя выходка – его. Но шутка явно затянулась, за эти три часа вы могли схватить воспаление легких! Пойдемте в дом. Вам надо полежать в горячей воде и выпить подогретого вина с пряностями. Уверяю вас, пунш из бургундского вина – лучшее средство от простуды! Пойдемте, я вам все приготовлю и подам в постель. Пойдемте, Валентин!

Неохотно отрываю попу от нагретого камня и тащусь в дом, еле передвигая ноги и бормоча:

– Спасибо, Жани, дай вам бог здоровья. Но я все сделаю сама. У вас ребенок дома один, да и собираться в дорогу надо.

Я изо всех сил стараюсь выпроводить Жани. Ее общество мне сейчас невыносимо! Почему? Да потому, что меня терзает вопрос: а откуда ей известно, что я пробыла в погребе именно три часа?