Командир субмарины. Британские подводные лодки во Второй мировой войне - Бен Брайант

Макс вызвал своего штабного офицера по безопасности, офицера с блестящими способностями и обладающего энциклопедической образованностью. Он даже знал о существовании сборника приказов и о данном конкретном приказе в частности, хотя больше, казалось, о его существовании никто и не подозревал. Моя репутация оказалась спасенной. Макс же признался мне, что его удивило не столько то, что я топлю рыбацкие суда, но то, что прочитал и выполняю письменные инструкции. Однако больше мне не следует этого делать, сказал он, имея в виду, что я не должен топить рыбацкие суда.

Несколько бретонских рыбаков, несмотря на угрожающую им опасность, отсутствие комфорта и потерю собственности, продолжали приветствовать нас криками «Да здравствует Англия!», в то время как море грозило поглотить их суденышко. Они наконец увидели хоть какие-то, пусть и небольшие, действия со стороны тех, на кого возлагали надежду в связи со своим освобождением. Но далеко в Лондоне военные, которые сидели в кабинетах и руководили действиями в стерильной атмосфере, совершенно далекой от плоти и крови человеческой натуры, рассматривали мои действия как удар по «сердечному согласию».

Я очень переживал, что и в наши уже не доисторические времена продолжает существовать непреодолимая пропасть между теми, кто правит, и теми, кем правят. В те дни, когда лидеры в политике еще оставались и лидерами среди своих людей, когда в битву вступали сами короли, они хорошо знали, о чем думают их люди.

Во время нашего следующего патрулирования Даниэль приехал в Блокхауз, чтобы присоединиться к нам. На побережье им занялся начальник разведывательного управления, и он периодически исчезал и появлялся на транспортных судах адмиралтейства. Мы с ужасом увидели, что он одет в великолепный костюм, рядом с которым потрепанная одежда, которую мы носили в походах, выглядела еще хуже, чем была. По пути вдоль Ла-Манша нам пришлось зайти в Дартмут, чтобы забрать там автоматы Томпсона и другое снаряжение для движения Сопротивления, однако груз запаздывал. Меня пригласили на обед в военный колледж, и я взял с собой Даниэля. С огромным интересом он рассматривал картины с изображением морских баталий, которыми оказались увешаны стены колледжа, и в конце концов словно стал на якорь напротив одной, которую принялся рассматривать с восхищенным вниманием.

Через некоторое время, не выдержав, я спросил его, что его так заинтересовало в картине.

Он ответил, что на ней побеждает французский корабль.

Здесь я сообразил, что практически в каждом сюжете британское судно уничтожает корабль, несущий на мачте французский триколор: так много мы прежде воевали с французами. Но вдруг на этой, единственной в своем роде, картине французский корабль действовал на равных, а возможно, и лучше, чем его противник.

И этот поход, и следующий, оказавшийся для меня последним на «Силайон», прошли ровно, без событий и приключений. Обслуживание партизан в Бресте служило единственным лекарством от монотонности ожидания немецких линкоров. Правда, в одно из наших дежурств у берегов Бреста я попытался напасть на немецкую субмарину – и это не было моей последней попыткой, – но мне никогда не везло с немецкими подлодками. В следующий раз, уже на «Сафари», я зашел так далеко, что выпустил по немецкой лодке две торпеды, но из-за неполадок в боеголовках они так и не взорвались; позднее мы узнали, что единственный вред, который они нанесли, это пара вмятин на корпусе вражеской субмарины.

Когда германский линкор «Бисмарк» был потоплен Британским королевским флотом, а сопровождающий его «Принц Евгений» уходил к французскому берегу, мы надеялись перехватить его. Мы не видели крейсер, но заметили немецкую подводную лодку; как обычно, она стала заметной, только подойдя совсем близко, – немецкие лодки плохо видны в перископ, разве что в спокойную погоду. Однако она заняла выгодную для нас позицию: мы имели вполне достаточно времени, чтобы развернуться и нанести удар с относительно близкого расстояния.

Мы заняли позицию для атаки, и я передал показания шкалы перископа, по которым торпедисты могли рассчитать угол атаки. Угол атаки не соотносился непосредственно с такой небольшой целью, как немецкая подлодка, и нужно было умножать или делить полученные данные в соответствии с используемой техникой. Однако в расчетах произошла ошибка, которая запросто могла произойти: вместо того чтобы разделить число на два, его умножили на два. В результате получили расстояние прицела, равное 3200 ярдов. Я заметил ошибку, но не взял на себя труд сделать замечание по этому поводу; поскольку мы только начинали прицеливаться, я просто мысленно отметил, что расстояние равно 800 ярдам.

Однако мой первый помощник, не имея возможности видеть реальную картину в перископ, решил, что расстояние дано ему верно, и с облегчением вздохнул, считая, что имеет еще несколько минут, чтобы подготовиться. А тем временем лодка уже опустилась ниже уровня перископа. Бурная вспышка моего гнева мгновенно направила лодку вверх, но было уже слишком поздно. Противник ушел из поля зрения, пока мы находились ниже уровня обзора перископа.

Хотя мы на полной скорости развернулись, все равно в качестве цели для удара торпед нам досталась только удаляющаяся узкая корма. Таким образом, мы упустили предоставленный нам шанс.

Надо признать, что «Силайон» вообще не стала очень удачливой субмариной. Исключение составляла ее способность к выживанию. После того как меня уже сменил Джордж Колвин, «Шарнхост» и «Гнейзенау» наконец вышли из Бреста как раз во время дежурства «Силайон». Существовало два маршрута, по которым они могли отправиться. «Силайон», как назло, выбрала ложный. После этого Джордж повел лодку к Мурманску, где ей удалось потопить один-два корабля, а затем, совсем изношенная, она была отправлена в отставку и служила тренировочной базой: свои преклонные лета субмарина провела в экзаменационных походах будущих командиров – до тех пор, пока в финале активной морской жизни ее не сменила «Сафари». Конец ей пришел в 1944 году, когда я служил командиром учебной флотилии. Я получил инструкцию затопить старую подлодку возле острова Арран, на подступах к Клайду. Там она служила целью противолодочным кораблям, отрабатывающим удары по погруженным субмаринам.

Я думаю, что подлодка «Стуржеон», переданная датчанам, оказалась единственной субмариной одного с нами типа «S», которая, как и мы, мирно закончила свои дни. Это были прекрасные лодочки, честно служившие на переднем крае в первые военные годы, в том числе и в почти невероятных условиях у берегов Норвегии.

Хотя я от всего сердца любил «Силайон» и целых три года командовал этой субмариной и в мирное, и в военное время, я куда больше огорчался из-за того, что приходится расставаться с людьми, с которыми служил, чем с самой видавшей виды лодкой.

Мне предстояло участвовать в постройке усовершенствованных подводных лодок типа «S». За два года до этого Рукерс собрал у всех своих старших офицеров с лодок типа «S» предложения о необходимом усовершенствовании конструкции их субмарин и направил на верфи людей, знавших и использовавших все их механизмы, для того чтобы они помогли советами при конструировании новых лодок. По наивности я предполагал, что современные субмарины воплотят в себе все те новшества, о которых мы так мечтали, поэтому пришел в бурный восторг, узнав, что именно мне доверено выйти в море на первой из них. Но должен признаться, что она вновь воплотила в своей конструкции не мечты реального подводника, которому предстоит на ней воевать, а представление штабных мужей о том, что должен желать среднестатистический подводник.

Глава 10

«Р.211»

Как только осенью 1941 года я передал командование «Силайон» Джорджу Колвину, мы с Марджори загрузили наши пожитки в «фанни» и поехали в Беркенхэд. Предоставив Марджори поиски подходящего отеля, я направился в «Кэммел-леэрд», где меня встретил Билл Харрис, наш главный инженер. Мы сразу пошли осматривать лодку. В это время лодкам имена не давали, а, строго придерживаясь соображений практической пользы, их нумеровали. Лодки нового усовершенствованного типа «S» числились в серии «Р. 200», и первая из них, под номером «Р. 211», должна была стать моей. Харрис не отходил от лодки ни на шаг. На ней использовались новые адмиралтейские дизели, с прототипами которых Билл имел дело при строительстве «Санфиш» и о которых знал куда больше, чем кто-либо другой. Он принял меня очень радушно, посетовал, что никак не может договориться с адмиралтейством по ряду практических вопросов, а потому нуждается в моей поддержке. Строительство лодки немного задерживалось – во время одного из немецких налетов на Ливерпуль бомба прошла сквозь нее и разорвалась ниже, в доке. В то время это была пустая скорлупка, поэтому повреждения оказались на редкость незначительными. Хороший знак: лодка оказалась счастливой.