Жизнь удалась - Андрей Рубанов

– Ему это не надо. У него есть его фирма, его вино, его машина. У него есть я. Больше его ничего не интересует.

Марина почувствовала, что заводится, и лихорадочно отъела от пирога. С одной стороны, подруга все-таки говорила дело. С другой стороны, понемногу, на пределе чувствительности, по некоторым мгновенным полувзглядам, по еле заметному блеску глаз, по странной, иногда прорывающейся елейной вкрадчивости в голосе собеседницы Марина начинала понимать, что та, при всей ее природной доброте, начинает злорадствовать, – возможно, даже сама этого не желая. Вот, мол, была ты счастливая, удачливая, при муже, дом – полная чаша, а теперь попробуй, как я. Жизнь с изнанки понюхать…

Ладно, решила Марина, простим ей. У меня было все – и сейчас есть! – а у нее ничего, естественно, она всегда завидовала, ну и пусть. Все равно она хороший человек. И с нею лучше, чем без нее. А зависть – что с нею поделать? Зависть вечна. От зависти никуда не деться. Богатым завидуют все. Богатые дышат воздухом, пропитанным чужой завистью, – так устроен мир…

Их первым с Матвеевым совместным жильем была однокомнатная квартира на непрестижном втором этаже сравнительно старого девятиэтажного дома, населенного в основном пролетариатом; свою машину – единственный тогда капитал и предмет постоянной горячей гордости – Матвеев на ночь ставил под окнами и каждое утро мыл ее и полировал до блеска и чистил салон пылесосом, находчиво перебрасывая электрический кабель прямо из комнаты через окно. В те времена городские власти смотрели сквозь пальцы на мытье автомобилей в неположенных местах. В девяносто четвертом году не до того было городским властям. Однажды в неурочный час после требовательного, длинного звонка в дверь Марина обнаружила на пороге вдрызг пьяную соседку: рваный, пахнущий селедкой халат, жирные варикозные ноги, белые от злобы глаза, брызжущий слюной нечистый рот. Понаехали тут, денег наворовали, все скупили, с жиру беситесь, машины салфетками натираете, я на вас в налоговую настучу, я участкового приведу, я всю подноготную про вас знаю, на чистую воду выведу… Не дослушав, Марина захлопнула дверь в недоумении. Что за подноготная? Только спустя несколько часов она сообразила, что несчастная алкоголичка целыми днями, от безделья и безденежья, сидела, обозревая мир через окно (телевизор, стало быть, уже пропила), и зрелище молодого крепкого мужчины, регулярно начищающего до блеска своего стального коня, действовало ей на нервы. У меня ничего, а у них вон чего. Я в дерьме, а они в белых костюмах. Зависть – вот что пожирало незадачливую женщину. Дерматин на ее входной двери свисал клочьями, коврик смердел кошачьей мочой, почистить его, постирать – дело десяти минут, но некогда и сил нет, зависть отбирает все силы без остатка… Марина поделилась новостями с мужем, и он рассказал, что в тот же вечер столкнулся с пьяницей в лифте, хотел было осведомиться у старой ведьмы, когда ждать участкового, но та вежливо поздоровалась, и он не стал затевать конфликт. И быстро забыл.

А она, Марина, не забыла. Разве не для того жена при муже, чтобы помнить то, чему он не придает значения? Через месяц она настояла на переезде. В хороший дом на проспекте Мира, населенный бывшими мелкими номенклатурными работниками, а также учеными. В соседях оказался старый профессор химии, абсолютно очаровавший Марину классическим старомосковским произношением. Возможно, он тоже завидовал – но тихо, беззлобно. По-старомосковски.

Сейчас она сильно щелкнула пальцами, чтобы обозначить для самой себя смену темы, и решительно произнесла:

– Ты права, Надюха. Мы сделаем вот что. Мы позвоним Разблюеву. Пусть срочно приезжает. Мы его допросим.

– Насчет возможных любовниц?

– Да. В конце концов, с ним Матвеев проводил гораздо больше времени, чем со мной. Если кто-то что-то знает больше меня – это именно Разблюев. Допросим по полной программе. Ты будешь добрый следователь, а я – злой.

Надюха азартно сверкнула глазами.

– Нет, давай я буду злой следователь. Он такой гад, этот Разблюев!

– Нет, злой буду я. А ты – добрый. Все-таки это у меня муж пропал, а не у тебя.

– Тогда давай мы обе будем – два злых следователя. Зачем нам вообще добрый следователь?

Разблюев звонку Марины не удивился, обещал приехать, но посетовал на пробки, и тогда Марина ледяным тоном рекомендовала абоненту прибегнуть к услугам муниципального метро. Именно так, девчонки. С женой босса шутить нельзя. Босс – это всего лишь босс, а жена босса – это целая жена босса! Пока ждали – прошло около часа, – уговорили почти весь пирог. Выпили, и неоднократно. И взаимно раззадорились до последней степени, словно уже доподлинно знали, что пропавший муж вовсе не на переговоры поехал, а расслабляется сейчас в чужой постели, и Марина, сквозь хмельной туман, поймала себя на дикой, но забавной мысли: если все окажется именно так, она будет самым счастливым человеком на свете.

Барабанщик выглядел мрачным и помятым. В квартиру вошел, с кем-то нервно переговариваясь по мобильному. Вроде как занятой человек, оторванный от дел неизвестно для чего. Чтоб сразу не расслаблялся, Марина без лишних слов выхватила у него из пальцев трубку, выключила, швырнула на кушетку, на нее же указала пальцем. Атаковала с ходу:

– Что у него за баба?

Разблюев сел, подумал и спросил:

– В смысле?

– У Матвеева есть женщина. Кто она и где живет?

Разблюев жену босса уважал, но всегда считался человеком неробким, он посмотрел на нее с сожалением и досадой, после чего покрутил пальцем у виска.

Марина молчала, ждала. Надюха закурила.

– Разблюев, – хрипло начала она, – ты думаешь, вот, две дуры собрались – и свою бабскую тематику пережевывают, да? Нам все равно, что ты думаешь. Говори все, что знаешь. Что за женщина?

Надюха пить не шибко умела, язык ее не вполне слушался, и внимательная Марина заметила, что барабанщик едва удержался от улыбки. «Сколько ему? – подумала она. – Сорок или около того? А весь седой. Впрочем, за его спиной два развода – странно было бы не поседеть…»

– Матвея нет третий день, – тихо сообщил Разблюев, игнорируя вопрос. – А я уже с ума схожу. Все на мне. Склад, поставки, банк, дебиторка, все. Я сейчас меньше всего о женщинах думаю. Допустим, Матвей у женщины. Но что можно делать с женщиной трое суток подряд?

– Трахаться, – мрачно подсказала Марина.

– По ресторанам лазить, – добавила Надюха. – По клубам. По казино. Зажигать, в общем. Отрываться.

– Тебе виднее, – цинично заметил Разблюев.

Надюха покраснела.

– Вы же знаете, он не ходок. – Разблюев стал отстукивать ладонью по колену медленный ритм, нечто вроде босановы. – Ни по клубам, ни по бабам. В казино ходил, да. Несколько раз в год. Днем. Забежит, поставит сто долларов на цвет, чтоб удачу проверить, – и уходит сразу. При Ельцине ставил на черное, при Путине – на красное…

– Я не знала, – честно сказала Марина.

– Вот видишь, – едко вставила ее подруга, – уже пошли интересные подробности…

Первое время барабанщик Разблюев Марине не нравился. То есть в качестве старинного приятеля мужа она его нормально воспринимала. Но никак не в качестве заместителя по работе. Она считала, что заместителем, первым помощником должен стать какой-нибудь мальчик из поколения «детей перестройки». Профессиональный манагер американского, уолл-стритовского разлива. Малолетний буржуа. Нормальный. Быстрый, исполнительный, послушный. Умеренный карьерист. Такие мальчики, в разгар нулевых годов справившие свое двадцатипятилетие, переполняли столицу, тысячами их анкет были забиты все кадровые агентства. Таких мальчиков не мучили комплексы, свойственные тем, кто зубрил моральный кодекс строителя коммунизма. Такие мальчики имели здоровый румянец и здоровый цинизм. Такие мальчики читали много глянцевой периодики, не любили получать зарплату в конвертах, обожали покупать в кредит огромные телевизоры, мыслили узко, в общении были скучны – но работать, как правило, умели. Такого мальчика, прикидывала Марина, можно было сразу подчинить, дисциплинировать, построить – а потом строго спрашивать с него результат. И она крупно разругалась с Матвеевым, когда тот объявил, что вторым человеком сделал своего старого приятеля. Из старых приятелей выходят плохие подчиненные. Старому приятелю нельзя спокойно сказать «ты уволен» или даже «ты оштрафован за опоздание на работу». К тому же она, Марина, помнила – барабанщик когда-то оттолкнул ее лучшую подругу. Вместо того чтобы составить ее счастье. И за это его следовало наказать. Отомстить. Воспрепятствовать его назначению на вакантное место.

Матвеев тогда устроил скандал. Выпячивал подбородок, швырялся оскорбительно-домостроевскими фразами и громогласно советовал не лезть в его дела. Хотя как она могла не лезть в его дела, если она ему – жена? Она же хотела помочь…