Один на один - Ник Перумов

- Оп-па! - Шестаков сильно ударил рукой по столу - Выходит, нашу Мотю тогда в метро не случайный самец... - От продолжения Мишу удержало присутствие Тани.

- Вот именно! Крысята получили эту способность по наследству! Какая удача! - Истинный ученый, Профессор уже напрочь забыл, что эта самая удача чуть не стала причиной его прыжка с четвертого этажа. - Ну что ж, остальное, как говорится, дело техники! - СССР все еще стоял спиной к двери "бокса". Вот он нахмурился. - Гм, гм, гм, но две проблемы тем не менее остаются.

- Какие проблемы? - спросил Толик.

- Две, - рассеянно повторил Профессор. - Техническая и этическая.

Шестаков с Мухиным недоуменно смотрели на него. Наконец Миша произнес, пожав плечами:

- Ну, положим, с технической - это я понимаю. Этих гаденышей нельзя просто так в руки взять. А вот чего тут этического - не пойму.

Савелий Сергеевич повернулся и задумчиво посмотрел сквозь стеклянную дверь на счастливую Матильду. Она безмятежно хлопотала в гнезде, что-то поправляя, подтыкая и прихорашивая.

- Ну-у, так, начина-ается! - Шестаков широкими шагами прошелся по комнате, засунув руки в карманы. - Сейчас начнутся сопли, и слезы, и нюни, и всякие сомнения!

Таня тихо села в уголок, переводя вопросительный взгляд с Миши на Савелия Сергеевича и обратно, не произнося ни слова. Мухин почувствовал себя совершенно задвинутым в угол и предпринял последнюю попытку отвоевать девушку.

- Не будь таким извергом, Мишка, - укоризненно заметил он, - ты прекрасно понимаешь, что имеет в виду Савелий Сергеевич...

- "И какая же мать согласится отдать своего дорогого крысенка..." саркастически процитировал Шестаков. - Слушай, Муха, а ты когда антигриппин пьешь - плачешь?

- При чем тут антигриппин? - спросил Мухин, чувствуя подвох.

- Так ты же вирусов внутри себя убиваешь! Садист!

В углу неожиданно захохотала Таня. Красный как рак, Толик сделал последнюю попытку:

- Элементарный гуманизм...

- Брось, не дави терминами, я это на первом курсе - сдал и забыл. Гуманизм здесь со-вер-шен-но ни при чем, - раздельно сказал Миша. И назидательно добавил: - А вот крысизма еще никто не придумал.

СССР задумчиво кивал головой. За стеклом в "боксе" ничего не подозревающая Матильда безмятежно занималась детенышами. Таня улыбалась Мише.

- Ну, хорошо, хорошо, - сдался Мухин. - Не будем больше обсуждать эту проблему. Перейдем к технической. Как вы собираетесь работать с крысятами?

- Для этого существует вытяжной шкаф, - ласково, как ребенку, объяснил ему Профессор. - А вот для переноски я бы, например, попробовал использовать противогаз. Миша, вы не могли бы найти для меня противогаз?

- Нет проблем, Савелий Сергеевич. Хоть сейчас. У нас в "дыре", простите, в штабе стоит целый ящик. Вы свой размер помните?

- Размер? Господи, - сокрушенно всплеснул руками СССР, - не помню. А ведь знал, знал когда-то. На гражданской обороне...

- Ничего страшного, что-нибудь придумаем. - Шестаков подошел к Тане и, глядя на ее светлую макушку, предложил: - Мы сейчас сделаем вот как: вы с Толиком посидите здесь, посторожите крысят. Чтобы никто больше по карнизам не ходил. А мы с Таней сходим за противогазом. Лады?

- Противогаз, он, конечно, тяжелее коровы, его одному никак не донести, язвительно прошипел Толик, но никто не обратил на него внимания.

"И какой он, к черту, Рэмбо? - в отчаянии думал Мухин, стоя у окна и наблюдая, как Миша с Таней переходят улицу. - Ниже меня ростом. И тощее. И нос у него перебит". Толик чуть ногти не грыз от досады. Опять в очередной раз очередная девушка предпочла грубого, не всегда гладко выбритого Шестакова воспитанному русоволосому красавцу Мухину. Нет, первым делом они все Толика, конечно, замечают. Это объективно. Но стоит только этому разгильдяю Шестакову открыть рот, или закурить, по-своему, по-пижонски, чуть щуря правый глаз, или просто - улыбнуться... И все. Прет из него этот проклятый мужицкий шарм, благодаря которому, наверное еще в доисторические времена, первобытные предки Миши Шестакова уводили из-под носа у предков же Толи Мухина прекрасных мохнатых подруг... "Ну, ничего, - подумал Толик, - чай, наши тоже не вымерли. Пробьемся".

- Какая славная пара, - раздался у него над ухом голос СССР. Добрый Савелий Сергеевич не понимал страданий Толика.

- Угу, - невнятно отозвался Мухин и решил переменить тему - Савелий Сергеевич, а все-таки что же вы такое увидели? Если не секрет, конечно, быстро добавил он, стараясь не поставить интеллигентного человека в неловкое положение. Честно говоря, Мухину рядом с Профессором всегда как-то легче дышалось. Савелий Сергеевич умел интересно рассказывать, а мог и долго внимательно слушать, он не пил водку из граненых стаканов и не закусывал коньяк кислой капустой, с ним можно было безбоязненно цитировать Рабле и Бабеля, не натыкаясь на восхищенное: "Сам придумал?" Мухин рассердился на себя за такие мысли. Ведь, с другой стороны, совершенно не факт, что Толик смог бы... а даже наоборот - совершенно точно, что не смог вот так, как Мишка, с ходу прыгнуть и спасти СССР. Это уже гораздо глубже, с пеленок, с младенчества: не вытирай нос руками, не ругайся, читай больше, нельзя бить людей...

Савелий Сергеевич продолжал задумчиво смотреть на улицу.

- Это отсюда я собирался... прыгать?

- Да.

- А там, где я был... в моей галлюцинации здесь был выход, спасение...

- Правда?

Профессор кивнул.

- Вот видите, Толя, оказывается, я тоже - волевой и цельный человек, и, оказывается, в моем прошлом тоже есть большой страх. - Савелий Сергеевич потер виски. - Теперь я понимаю, что спровоцировал галлюцинацию сам, открыв холодильник. Галлюциноген заработал, ощущение холода вызвало воспоминание...

- Извините, если вам неприятно...

- Нет, нет, Толя, "неприятно" - совершенно неподходящее слово в данной ситуации. - СССР отошел от окна и сел на стул. - Когда я учился на четвертом курсе, у меня погиб друг. Тоже альпинист. Алеша Скальский. Представляете, какая подходящая фамилия для альпиниста? Я просидел с ним, мертвым, ночь в ледяной пещере. Потом нас нашли. У меня были сильно обморожены ноги, сложный перелом. Врачам удалось спасти только одну.

- Как это? - Мухин ошарашенно смотрел на Профессора.

- Вместо левой ноги у меня протез. - Савелий Сергеевич сказал это так просто, что Мухин поежился. - Ничего страшного, Толя, все уже позади.

Через час пятеро будущих жертв науки пищали в вытяжном шкафу, а ошалевшая Матильда носилась по полу, не обращая внимания на робкие попытки Савелия Сергеевича ее утешить.

- И как вы теперь? - спросил Шестаков у Профессора.

- Буду резать, - мрачно ответил тот. - И искать. Миша несколько раз пружинисто прошелся по комнате, а потом скомандовал Мухину: