Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» - Евгений Додолев

И круг

Из ваших рук

Брошен нам,

Но мы спасемся сами.

Здесь слово «мы» относится к тем единомышленникам, которые так же, в одиночку, идут по жизни, мечтая о единении со временем, спасающем человека от чувства экзистенциального одиночества, которое не скомпенсировать общительным характером, хорошей семьей и массой друзей-приятелей. Он не примет спасательный круг из чужих рук. Он сам по себе и спасаться, если надо, будет сам. У него одному ему ведомая система координат и особая дорога в жизни. Градский есть человек, которому дано «не потеряться и не растеряться» и «не растереться… в пыль дороги». Он внушает людям уважение одним своим видом, несмотря на достаточно экстравагантную манеру себя держать. Его лицо служит ему пропуском, и никто никогда не позволит себе фамильярности в его адрес. Это подлинный талант, стремящийся объять необъятное в масштабах короткой человеческой жизни, которая, подобно легкому дуновению ветра, приносит из космоса море смутных ощущений, осмыслить кои (и увековечить в искусстве) не хватит времени даже гению.

Градский. Из интервью 1997 года

В представлении древних музыка была важнейшим из искусств, а музыка сфер выражала гармонию мироздания. Какая музыка должна звучать сегодня, чтобы восстановить утраченную гармонию жизни?

– Желательно всякая в более или менее равных пропорциях. Это, конечно, несбыточное предложение, потому что так называемая музыка развлечения сегодня, пользуясь тем, что она легко воспринимается, насаждается теми, кто эту музыку продает, по всем каналам. Но если будут выдерживаться какие-то временные рамки, то о конкуренции вообще не будет разговора – эту музыку не будут слушать. У нас уже начинается движение снизу, информация до людей быстро доходит, но надо всем довлеет русский способ объяснения действительности: мол, у нас и так сойдет, конечно, у них там, на Западе, иной уровень, а у нас все так и должно быть, что мы в том дерьме, которое нас окружает, должны находить для себя приятное.

И это, конечно, абсолютно ложная позиция, потому что Россия ничем не хуже остального мира, а во многом, может быть, даже и интереснее, и всегда была одним из центров мировой культуры, и сейчас, несмотря на все трудности, продолжает им оставаться.

Дурак не хочет оставаться дураком всю жизнь, со временем он вырастает, приобретает образование, может, даже в институт поступает, общается с другими людьми, и в 35 лет у него в памяти останутся, может быть, один или два исполнителя, под чьи мелодии он танцевал со своей будущей женой. А все остальное останется мурой и дребеденью.

Все замыкается на качестве. Качественно сыграна поп-музыка – отлично, качественно сыгран рок – пускай, была бы своя аудитория. Долгое время, лет 30–40, будет формироваться вкус, и потом все вернется на круги своя, опять вернется классика, опять будут высокие образцы музыки.

– В эпоху застоя музыка Градского для духовной элиты была своего рода обезболивающим средством, наркотиком. Безусловно, это творчество рассчитано на людей, обладающих достаточно высокой культурой, знакомых с поэзией Поля Элюара, Саши Черного, Бориса Пастернака, Роберта Бернса, Николая Рубцова… Кто он, зритель 90-х годов? Как складываются взаимоотношения с аудиторией сегодня?

– Мой зритель – это те же люди, я и сейчас продолжаю делать то же самое, что и раньше. Есть и молодежь среди моих зрителей, но у совсем юных сейчас другие кумиры, на которых они более ориентированы. Молодежь 60-, 70-, 80– и 90-х годов – это совершенно разные люди с разными идеалами, у них только одно общее: они ищут себе сопереживания, содуховности в исполнителях. Молодежь предыдущих поколений была более близка к сатире и экзистенциализму, сегодняшняя молодежь, скажем так, тяготеет больше к романтике. В той жизни почему им была нужна духовная, интеллектуальная пища? Да потому, что все вокруг было страшно бездуховно, дикое вранье с утра до ночи и по телевидению, и в газетах, и в политической и в социальной жизни – сплошное оболванивание, и молодежь в качестве внутреннего протеста хотела духовного развития в разных формах, будь то музыка, стихи хорошие или вечера самодеятельной песни. Короче, мы отделяемся от вас, сволочей, мы будем жить иначе, у нас будет свой духовный мир, и мы будем его противопоставлять вашей гнилой идеологии. Сегодня эти люди, которые жаждали духовности, надоели всем своей нудьбой, они только ныли, а действия от них было мало. На первое место в обществе официально вышли деньги, получение удовольствия, красивых вещей, еды. Все это стало возможно, легкодоступно, и не надо ради этого унижаться, надо зарабатывать. Все это изобилие настолько обескуражило публику – ну разве можно было себе представить в ближайшем киоске 20 сортов водки?! – что у многих от возможности выбора голова кругом пошла. Настолько сейчас жизнь вокруг денег построена, что настоящая, духовно ищущая молодежь хочет отхода от вещизма. Я говорю о той молодежи, которая ищет смысл жизни, а не о той, которая согласилась с этим потоком. Если раньше купчик катил на тройке, то теперь – на «мерседесе»; если раньше он показывал свой кураж, разбивая посуду в ресторане, то и теперь он снимает «Метрополь». Вообще богатый человек – это не просто деньги, это еще и стиль, то есть не малиновый пиджак, а скромный темно-синий «Карден» тысяч за пять долларов. Если спорт, то теннис, гольф. Если музыка, то Моцарт; если вуз, то Оксфорд; если ботинки, то чистые, черные, скромные, но каждый день новые. Это все дикий снобизм, для меня неприемлемый, но общий стиль богатеев мира известен, и музыка для них – только классика. Реальная возможность получить от жизни удовольствие порождает в голове чистую прагматику: человек готов стать даже бандитом, лишь бы сорвать куш. Ну а когда он удовлетворит свои потребности, вот, может, тогда он задумается о том, какую музыку он слушает. Должен задуматься, когда поймет, что музыка, которую крутят по ТВ, не дает ему ни малейшего движения в сторону или вверх, никакого развития для души.

О душе-то вспомнят когда-нибудь наши «новые»? Я даже не называю их новыми русскими, они нувориши, новые богатеи, они хорошо забытые старые русские времен Достоевского, рулетки, поездок за границу.

– Но там была культура, было образование!

– Что значит «была культура»? Какой слой у нас вырезан? Ведь культура не существует без преемственности, она обязательно должна передаваться из поколения в поколение. В старину тоже были свои выродки и придурки. А теперь, когда просто уничтожен огромный пласт, надо же все заново восстанавливать – это же целое дело, сразу не получится!

– Что значит «муки творчества»?

– Совершенно никаких мук! Просто радость испытываю, когда вдруг приходит идея: «Вот так надо сделать!». В этом отношении я абсолютно утилитарен. Что такое компонист, он же композитор? Это человек, который соединяет все, что он знает, в какую-то новую форму. И у меня это происходит абсолютно спокойно, в любой момент. Мне для этого не надо специально настраиваться, идеи приходят ко мне, где бы я ни был: в троллейбусе, в туалете, в ванной, в разговоре с друзьями, да где угодно. Если я начинаю создавать для себя какую-то атмосферу, то у меня не получается сочинять; через какое-то время возникает желание отвлечься, телевизор посмотреть или вообще поехать куда-нибудь. Есть люди, которые специально отправляются в Дома творчества, чтобы запереться там и в одиночестве работать. Для меня это совершенно невероятная вещь. Я не могу себе представить, что я поеду куда-нибудь специально, приеду, закрою дверь, налью себе чаю и скажу себе: «Ну давай сочиняй!» Я понял, что у меня так не выходит. У каждого творческий процесс протекает по-своему, но для меня это невозможно.

– То есть в творчестве Градский не Сальери, а Моцарт, который не достоин сам себя?

– Это мнение Сальери, то бишь Пушкина. Нет, я не Моцарт, я другой (смеется). Скорее Сальери со связками. От Сальери у меня – форма, я приверженец формы во всех смыслах, потому что как бы ни было красиво и вкусно содержание, если оно не будет находиться в красивой законченной форме, то содержание просто будет валяться на полу в грязном виде. Музыка Сальери, кстати, в профессиональном отношении ненамного хуже, чем у Моцарта, скажем откровенно, хотя гения Моцарта он не достиг…

Просто мы всегда мыслим мифологично. Русские всегда мифологичны. К сожалению и к несчастью, это нам постоянно вредит в жизни. Сказали «там»: «Моцарт!» – и глаза к небу возвели. Кто у нас лучший певец или певица всех времен и народов? Вот! И все! Создали миф. Человек уже лет 15 как не поет, у него пердячий пар из горла выходит, а он все равно лучший!

Это знакомая система. Я говорю вам слово, а вы мне отвечаете символом. Я говорю: «Полонез». – «Огинского». – И наоборот. Я вам говорю: «Огинский», а вы: «Полонез». То есть у нас в сознании система знаков и соответствий. Кто первая певица? – Пугачева. Все! Даже не Камбурова, которая всегда для меня была интереснее. Лучший композитор? Говорят: Тухманов! У него были прекрасные песни, но он уже сто лет как здесь не живет и не пишет. Почему он лучший композитор, а не Оскар Фельцман? Я про новых даже не говорю. Передача такая есть, где надо угадать самый популярный ответ «толпы». То, что говорит толпа, это ее право, она как раз это и может сказать. Это ее право считать хорошим то, что ей хочется, и считать лучшим того, кто ей нравится.