Пржевальский - Сергей Хмельницкий

Бедная собака слабела с каждой минутой. Когда подъехал Пржевальский, у нее уже начались судороги. Наконец она завыла, зевнула раза два-три и издохла.

Положив на вьюк труп несчастного Фауста, путешественники двинулись дальше. Запас воды почти кончился. Люди брали в рот по одному глотку, чтобы смочить пересохший язык. Пржевальский понимал — еще немного, и спасение придет слишком поздно.

Николай Михайлович приказал казаку Иринчинову взять котелок и вместе с проводником скакать к колодцу.

«Быстро скрылись в пыли, наполнявшей воздух, посланные вперед за водой, — рассказывает Пржевальский, — а мы брели по их следу в томительном ожидании решения своей участи. Наконец, через полчаса показался казак, скачущий обратно, — но что он вез нам: весть о спасении или о гибели? Пришпорив своих лошадей, которые уже едва волочили ноги, мы поехали навстречу этому казаку и с радостью, доступной человеку, бывшему на волосок от смерти, но теперь спасенному, узнали, что колодец действительно есть, и получили котелок свежей воды. Напившись и намочив головы, мы пошли в указанном направлении и вскоре достигли колодца Боро-сонджи. Дело было уже в два часа пополудни, так что по страшной жаре мы шли 9 часов сряду и сделали 34 версты (36 километров).

Развьючив верблюдов, я отправил казака с монголом за брошенным по дороге вьюком, возле которого лежала другая наша, монгольская, собака, сопутствовавшая нам уже почти два года. «Улегшись под брошенным вьюком, она осталась жива и, освежившись привезенной водой, возвратилась к стоянке вместе с посланными людьми.

Несмотря на все истомление, физическое и нравственное, мы до того были огорчены смертью Фауста, что ничего не могли есть и почти не спали целую ночь. Утром следующего дня мы выкопали небольшую могилу и похоронили в ней своего верного друга. Отдавая ему последний долг, мы с товарищем плакали, как дети. Фауст был нашим другом в полном смысле слова. Много раз, в тяжелые минуты различных невзгод, мы ласкали его, играли с ним и наполовину забывали свое горе. Почти три года этот верный пес служил нам, и его не сокрушали ни морозы и бури Тибета, ни дожди и снега Ганьсу, ни трудности дальних хождений по целым тысячам верст. Наконец его убил палящий зной Алашанcкой пустыни и, как на зло, всего за два месяца до окончания экспедиции…»

Нелегким был и дальнейший путь по раскаленной бесплодной пустыне. Сахара едва ли страшнее Гоби, а Северный Тибет по сравнению с ней казался теперь путешественникам благодатной страной.

Даже птицы, пролетавшие над Гоби, бедствовали от безводья и бескормицы. Несколько раз Николай Михайлович находил пернатых странников мертвыми.

Уже кончался август, но изо дня в день стояла сильная жара. Измученные путешественники напрягали все силы, чтобы добраться до Урги.

Люди обносились вконец: вместо сапог — разорванные унты, одежда вся в дырах и заплатах, рубашки — гнилые рубища без рукавов.

И, наконец, добрались! 5 сентября, оборванные, измученные и счастливые, пришли в Ургу.

«Не берусь описать, — говорит Пржевальский в своем дневнике, — впечатление той минуты, когда мы впервые услышали родную речь, увидели родные лица… Нам, совершенно уже отвыкшим от европейской жизни, сначала все казалось странным, начиная от вилки и тарелки до мебели, зеркал и прочего. Сумма новых впечатлений была так велика и так сильно действовала на нас, что мы в этот день очень мало ели и почти не спали целую ночь. Помывшись на другой день в бане, в которой не были почти два года, мы до того ослабели, что едва держались на ногах. Только дня через два мы — начали приходить в себя и есть с волчьим аппетитом».

Отдохнув неделю в Урге, путешественники 19 сентября 1873 года прибыли в Кяхту, пройдя за 34 месяца 11832 километра.

Книгу, в которой он рассказывает о своих трехлетних странствиях, Пржевальский заканчивает такими словами:

«Путешествие наше окончилось! Его успех превзошел даже те надежды, которые мы имели, переступая в первый раз границы Монголии. Тогда впереди нас лежало непредугадываемое будущее, теперь же, мысленно пробегая все пережитое прошлое, все невзгоды трудного странствования, мы невольно удивлялись тому счастью, которое везде сопутствовало нам. Будучи бедны материальными средствами, мы только рядом постоянных удач обеспечивали успех своего дела. Много раз оно висело на волоске, но счастливая судьба выручала нас и дала возможность совершить посильное исследование наименее известных и наиболее недоступных стран Внутренней Азии».

Пржевальский из скромности говорит: «счастье», «удача», «судьба». А не вернее ли сказать: воля, мужество, талант!

3. ЗАГАДКА ЛОБ-НОРА

В ДАР НАУКЕ И РОДИНЕ

Пржевальский возвращался на родину, обожженный солнцем и ветрами Азии — то знойными, то студеными. Позади остались тысячи километров караванного пути. Дикие пустыни, на обширном пространстве которых уместились бы все государства Западной Европы. Нагорья, поднятые на высоту Алагёза. Из трехлетних странствий путешественник вез богатые дары науке и Родине.

5650 километров впервые пройденного пути легли на карту. Маршрут Пржевальского обнял обширное, ранее неисследованное пространство Центральной Азии от Урги на севере до верховьев Голубой реки на юге, от Большого Хингана на востоке до Куэнь-луня на западе.

Пржевальский первым из европейцев прошел «путь срединою Гоби», пересек великую пустыню из конца в конец. Он первый открыл для науки неведомые страны Куку-нора и Северного Тибета с их горными хребтами — Северо-тэтунгским, Южно-тэтунгским, Южно-кукунорским, Бурхан-будда, Шуга, Баян-хара. Впервые были точно установлены высоты, до которых поднимается над уровнем моря Тибетское нагорье.

Заполнилась часть большого «белого пятна» на карте Азии.

Дневник Пржевальского содержал ежедневные метеорологические наблюдения и данные о температуре почвы и воды, чрезвычайно важные для изучения климатов Монголии и Северного Тибета.

Путешественник собрал также множество сведений об общественно-политической и домашней жизни народов, населяющих Центральную Азию, о животном и растительном мире, полезных ископаемых и строении земной поверхности центрально-азиатских стран.

Пржевальский привез около 10000 экземпляров растений, насекомых, пресмыкающихся, рыб, млекопитающих. В этой коллекции было представлено более 3500 видов. Многие из них были новы для науки: тибетская кобрезия, тибетский лекарственный ревень, «рододендрон Пржевальского», «ящурка Пржевальского», «ящерица-круглоголовка Пржевальского», «расщепохвост Пржевальского», «герань Пыльцова», «живокость Пыльцова», «ящурка Пыльцова», «расщепохвост Пыльцова».