Наследник древней силы (СИ) - "Amazerak"

Николай сидел на просторной веранде со стороны озера и работал за портативным компьютером. Я заметил его, когда мы с дворецким подходили к особняку, и решил, что сейчас весьма удобный момент, чтобы расспросить Николая о семейных делах.

Когда Иван Осипович скрылся в доме, я включил смарт, который выключал на время тренировок. Хотел заранее включить ещё и диктофон, чтобы записывать разговор с Николаем, но обнаружил четыре пропущенные вызова. Все они исходили с одного номера — с номера Вероники.

Я не думал, что она будет мне звонить, особенно после недавних событий. И всё же она настойчиво пыталась мне дозвониться. Зачем? Нет, выяснять желания не было. Я хорошо помнил, во что вылилось наше с ней общение. Если у неё родственники настолько поехавшие, и если из-за этого могут пострадать близкие мне люди, то ни фиг. На всякий случай я заблокировал номер.

А потом, как и хотел, включил диктофон и направился к Николаю, который, не подозревая о моих коварных замыслах, сидел за компьютером и работал, попивая кофе.

— Сильно занят? — я подошёл и сел напротив. — Поговорить хотел: бизнес, про родовые предприятия.

Николай посмотрел на меня с некоторым удивлением, потом — на наручные часы.

— Могу уделить полчасика, — он выключил голограмму экрана. — Что конкретно интересует?

— Я тут подумал: если я теперь — член семьи, то наверное должен знать, чем наш род занимается и какие держит предприятия.

— Ну что-то ты уже знаешь… — Николай подумал. — Долго рассказывать. Я попрошу секретаря ввести тебя в курс дела.

— Ну а если в общих словах?

— Ну если в общих, тогда ладно, — согласился Николай.

И он начал мне объяснять, как устроен родовой бизнес.

Предприятий, которые принадлежали не отдельным членам семьи, а всему роду и которые входили в холдинг «Север», оказалось около десятка. Самыми крупными из них считались оружейное предприятие «НовАрма», горнодобывающая компания «СеверРуда», ювелирный завод «СеверЗолото», строительная фирма «Новгородец-25» и лесозаготовительное предприятие. Так же имелась сеть отелей на побережье Чёрного моря. А почти двадцать лет назад совместно с псковским родом Островских Востряковы начали развивать компанию по производству электроники. Сейчас в Индии строился третий завод. Сеть универсамов «Великий» тоже, как оказалось, принадлежала Востряковым, как и сеть частных клиник, одну из которых я уже успел посетить. В Ладоге имелись меховая фабрика, металлургический комбинат и множество недвижимости. Помимо всего прочего род держал доли в различных компаниях из СРК, УСФ, а так же за рубежом, в основном на востоке.

Но этими предприятиями владел род целиком в лице семейного совета. Члены рода не могли распоряжаться данным имуществом. Они могли лишь получать дивиденды в соответствии с имеющейся у них долей. Продавать активы рода можно было только другим членам рода, в ином случае требовалось разрешение всё того же совета.

Поскольку род был многочисленный, даже глава семейства не обладал существенной долей. Наш отец держал всего восемь процентов акций компании «Север». А теперь и этот пакет предстояло раздробить. Пятьдесят пять процентов отходили Николаю, как старшему наследнику, сорок — делилось между младшими детьми и старшей женой (в нашем случае, только между детьми), а оставшиеся пять — между «вторыми» жёнами и их отпрысками.

Таково было законодательство СРК: оно не позволяло оставлять кого-либо из детей без наследства. С точки зрения наследников — хорошо. С точки зрения родового бизнеса — так себе решение. Из-за этого все предприятия были обречены на бесконечное дробление и переходы долей к другим семьям. Некоторые соглашались продавать или обмениваться долями для сохранения целостности предприятий, но если кто-то пойдёт в отказ, ему невозможно было воспрепятствовать на законных основаниях.

Агрохолдинг являлся отдельной организацией, куда были включены все вотчинные земли и сельскохозяйственные предприятия. Но он являлся убыточным предприятием, а не продавали его лишь потому что род не хотел терять вотчину. Для князей вотчина являлась чуть ли не священной, и на тех, кто продавал её, смотрели с осуждением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кроме коллективного имущества имелось ещё и личное. Эдуарду Вострякову принадлежали загородный особняк, в котором мы сейчас находились, особняк и квартира в Новгороде, поместье в Ладоге. Он владел сетью ресторанов и напополам с родом — транспортной компанией, имел солидный пакет акций в горнодобывающей компании, принадлежащей княжеской семье из Смоленска, долю в машиностроительном заводе «СтарМаш», принадлежащем князьям Залесским и доставшемся ему от покойной супруги, а так же долю в «НовАрма» и «Новгородце». Были и другие активы, помельче, в том числе ценные бумаги в нескольких компаниях Псковского, Смоленского и Черниговского княжества, а так же Турции, Ирана и Хорезма. Теперь всё это предстояло разделить между наследниками.

От такого обилия информации у меня пар повалил из ушей.

— А что насчёт политики? — перешёл я к главному вопросу, который меня интересовал. — Мы поддерживаем канцлера? Как относимся к нынешней власти?

— Да всем по-разному, — проговорил Николай. — Поддерживаем мы, разумеется, своих — то есть, Борецких. Борецкие всегда выдвигают свою кандидатуру, но я не помню уже, когда кто-то из них становился канцлером.

— Пятьдесят лет назад. Мы в школе проходили, — усмехнулся я, вспомнив уроки по истории СРК.

— Ну да, когда-то тогда. А в последнее время москвичи рулят. И что-то мне подсказывает, что Вельяминов будет сидеть и третий и четвёртый срок, а потом Голицыны своих поставят. Нашим теперь не скоро дадут порулить, что печально.

— Наверное, Голицыны не посмели бы лезть сюда, если б канцлер был из Новгорода, — предположил я.

— Верно, а теперь нам приходится отбиваться от московских. И неизвестно, чем это закончится… Но как бы далеко ни зашло, мы своё не отдадим, — дополнил Николай.

— То есть, мы Москву не поддерживаем?

— Это, знаешь ли, скользкая тема. С одной стороны, Москва никому не нравится, с другой — если какие-то серьёзные разногласия между нами начнутся — Союзу конец. А Союз многие хотят сохранить.

— А есть те, кто не хочет?

— Конечно, есть. Слышал, будто существует какой-то сговор с целью образовать новый союз и послать Москву к чёртовой матери. Но я подробностей не знаю и вообще в политику пока лезть не намерен.

— А если всё-таки будет разрыв? Мы — с кем останемся?

— Ну а как ты думаешь? Конечно, с великим князем. Да и вообще, поговори лучше с дядей Геной. Он больше в таких вопросах шарит. А у меня работы много, так что извини.

Николай снова вызвал экран, а я выключил диктофон. Нужная информация была у меня в руках. Осталось только вырезать нужный кусок. Ничего конкретного, с одной стороны, но этого должно хватить, чтобы Мария предоставила сведения о налётчиках. Вот только когда я завершил запись, в душу закрались сомнения: а стоит ли наши семейные разговоры передавать ГСБ? Кто знает, как их используют? Что, если из-за моих действий пострадают Николай, Геннадий, другие члены рода? Что если проблемы начнутся? Моя совесть будет чище, если запись к Оболенской не попадёт. Но тогда придётся устанавливать личность налётчиков иными способами, без помощи Марии. И у меня имелись кое-какие идеи на этот счёт.

— А где, кстати, дядя Гена? — спросил я. — Что-то я давно не встречал его.

— А он на Чёрное море поехал. Там проблемы возникли. Один отель сгорел. Теперь остальные комиссии проверяют.

— Опять козни конкурентов?

— Не исключено, — вздохнул Николай. — Сейчас может быть, что угодно. Лев погиб, шакалы налетели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Голицыны?

— Нет. Там у нас другие дрязги. Не спрашивай. Сам мало знаю.

Я поднялся с кресла.

— Ах, да, — вспомнил Николай. — Не забудь: завтра званый ужин. Объявим тебя, наконец, всем. А паспорт и княжеская грамота будут готовы в понедельник. Как там Ира, кстати, поживает?

— Идёт на поправку, — ответил я.