Чудо купальской ночи - Татьяна Алюшина

– Это здорово, – утопая в его зеленых, переполненных желанием глазах, тихо отозвалась Полина.

– Мне тоже так кажется, – в тон ей ответил Клим, уже переходя совсем в иное измерение, наклонился и поцеловал.

И целовал, целовал, целовал, а она растворялась в этом поцелуе, почти до потери сознания, и хваталась за него, обнимала. А Ставров оторвался от ее губ, что-то сказал негромко, еще раз коротко поцеловал, обнял за плечи и куда-то повел. Поля начала хоть что-то соображать, выходя из этого дурманящего состояния, только когда обнаружила, что они стоят у огромной кровати с великолепным кованым изголовьем.

Они остановились друг напротив друга и молчали. Клим протянул руку, погладил ее, едва касаясь, по щеке и тихим, хрипловатым от желания голосом сказал:

– Ничего не бойся, – пальцы его руки переместились на ямочку у нее на горле.

– Я не боюсь, – так же тихо ответила Полина.

А он творил свое колдовство и осторожно, медленно ласкал ее кончиками пальцев, спустившись ниже, к ложбинке между грудей, и прошептал:

– Я хочу на тебя посмотреть.

И притянул к себе, поцеловал, снова окуная ее в потрясающий чувственный водоворот, отстранился и стал неторопливо стягивать с нее футболку. Но Полина вдруг сама начала ему помогать и заторопилась, чтобы уже не передумать и вообще ни о чем не думать, принялась дергать «молнию» на своей длинной юбке – расстегнула, и та стала соскальзывать вниз по бедрам, высвободилась из футболки, которую Клим с нее тянул. Схватилась за его футболку, торопясь, а Клим помог, ухватив как-то так ловко одной рукой и стащив ее одним резким движением. Поля сунулась было к ремню его брюк и отдернула вдруг руки, словно обожглась, только тут сообразив, что творит.

– Ничего, – сказал Ставров, улыбнувшись, обнял девушку, спасая от неловкости, и поцеловал нежно в висок. – Все хорошо.

И снова поцеловал, помогая ей разгореться вновь, раскрепоститься, а когда Полина почувствовала, что у нее подгибаются ноги, оторвался от ее губ, медленно расстегнул и снял с нее бюстгальтер, кинул его куда-то в сторону, отошел на шаг и смотрел… А Полина начала краснеть, и совершенно непроизвольно ее руки потянулись прикрыться извечным женским жестом невинности.

– Не надо, – попросил Клим севшим в момент голосом. – Ты великолепна. – Он протянул руку, очень нежно дотронулся до груди девушки и прошептал: – Прекрасна. Русалка, которая вышла на берег в ночь на Ивана Купалу на мою погибель.

– Или на счастье, – сказала шепотом Полина.

– Или на счастье… – повторил он, лаская ее грудь.

– Я не русалка, ты же трогаешь меня, чувствуешь, что я живая.

– Чувствую, – согласился Клим, медленно притянул девушку к себе и прижал, так что Полина ахнула тихонько, ощутив, как ее грудь касается его торса, а он улыбнулся и прошептал: – Но у тебя русалочьи глаза.

– Всем известно, что у русалок зеленые глаза, – наставительно прошептала Полина в ответ.

Клим наклонил голову, поцеловал и вдруг резко оборвал поцелуй, подхватил Полю на руки и очень осторожно, с особой нежностью уложил на кровать, лег рядом на бок и облокотился на руку.

– Нет, – сказал он и нежно провел пальцами по ее щеке. – Серые, как речная вода…

Медленно наклонился и поцеловал совершенно гибельным поцелуем, а Полина выгнулась, прижалась к нему, обняла и потащила за собой на дно в свое русалочье царство, совершенно потеряв голову…

Не понимая и не видя больше ничего вокруг, не желая ничего, кроме этой незнакомой жажды и стремления вперед, кроме его рук, губ, тела и того огня, что Клим дарил ей, она рвалась ко всему этому незнакомому навстречу… Он куда-то вдруг делся, оторвавшись от нее, оставив одну, и Поля, недоумевая, позвала:

– Клим?

– Я здесь, здесь, – вернулся он к ней.

И прижал к себе, и снова поцеловал, возвращая ее в их глубины, в которых они добровольно тонули. А она плавилась, плавилась в его руках, познавая себя новую, иную и почти не почувствовала боли, которая тут же забылась, вытесненная непреодолимым стремлением вынырнуть из этих вод – туда, к солнцу, скорее. И они рванулись вверх, выскочили из их реки, держась друг за друга, под слепящие солнечные лучи!

Клим проснулся в один момент и не сразу понял, где он и что происходит. Ничего не происходит, через пару секунд сообразил Ставров.

Просто он спал, почему-то днем, а его разбудил громкий хлопок двигателя соседского тарантаса, который умудряется как-то ездить при полной теоретической невозможности этого процесса для такой колымаги, лютой ненависти соседей и непрекращающейся борьбы против данного условно транспортного средства главы администрации поселка.

Ставров усмехнулся и собрался было встать на «автопилоте» и… вот только сейчас проснулся окончательно, в один яркий, ослепивший воспоминаниями момент осознав все, и повернул голову налево.

Полина спала, лежа головой на его руке, длинные пряди волос рассыпались вокруг, край махровой простыни прикрывал ее от талии и ниже, оставив его взору прекрасную девичью грудь.

Клим рассматривал девушку и улыбался.

Он хотел ее с того момента, как увидел первый раз идущей впереди его машины. Нормальное здоровое мужское желание, но как бы умозрительное, то есть: хочу и даже картинки себе в голове рисую, как у нас с ней… но есть определенные правила, запреты и условия этих отношений. Но с того момента, когда они оказались в машине, отрезанные от мира ливнем, и Поля рассказывала о своем детстве, это желание стало конкретным и устойчивым, и Ставров смотрел на нее, слушал и понимал, что обязательно постарается заполучить эту девушку.

А уж когда он поцеловал Полину на холме под березой, то все остальное время ему пришлось серьезно контролировать и как-то справляться с желанием, находясь рядом с ней. Он каким-то непонятным чутьем почувствовал, что Полина решилась сегодня быть с ним, каким-то образом считал с нее решимость и боязнь этого шага. Она напоминала ему чуткую пичужку, которая клюет зернышки с открытой ладони – с одной стороны: вот я какая смелая, аж куда залетела за едой, не побоялась, а с другой – готова в момент сорваться и улететь от любого неосторожного движения. И это вызывало в Климе прилив такой странной нежности, что постоянно хотелось спрятать Полю под рукой, прижать, успокоить…

Но вот чего он не ожидал!.. Она совершенно не умела целоваться, можно сказать, непозволительно не умела для девушки двадцати четырех лет, и все остальное она тоже совсем не умела. Но в ней оказалось столько огня, страстности, невероятным образом сочетавшихся с потрясающей женственностью и нежностью, что это переворачивало в нем все, и она была совершенно искренней в каждом движении, в каждом вздохе, вскрике, шепоте. Чистые эмоции и чувства, которые Полина так щедро дарила ему. Клим был потрясен этим.