Грозовой Сумрак - Елена Самойлова

Я кивнула и попыталась плотнее завернуться в кажущееся слишком тонким и легким одеяло. Быть может, для фаэриэ, которые не слишком чувствительны как к жаре, так и к холоду, оно было в самый раз, но мне сейчас нужно было еще одно-два таких же, чтобы прийти в себя и попытаться заснуть, не проваливаясь в беспамятство от упадка сил.

– Тебе все еще холодно? -Он приподнялся, выскальзывая из рубашки одним плавным, нарочито неторопливым движением, пододвинулся ближе, проводя ладонью над моим плечом, не касаясь кожи. – Я могу согреть тебя прямо сейчас.

Лихорадочный жар, исходящий от его ладони, жгучим ветром прокатился по моей руке, окутал невидимым одеялом, под которым стало не просто тепло – жарко, будто бы меня обняла летняя ночь, сопровождаемая далекими громовыми раскатами.

Фаэриэ взял меня за руку – и я остро ощутила скрытую внутри его тела магию. Дикую, неукротимую, как буря, что стремительно разворачивалась над замком у берега океана, неистовую, как ветер, который играючи ломает мачты кораблей, свивается в тугую петлю-воронку и безумным смерчем танцует над темными волнами с белоснежными барашками пены на гребне. Живая стихия, насильно запечатанная в кажущемся хрупким человеческом теле, ярилась в выстроенной неизвестно кем аметистовой клетке, бурлила, как океанская вода в окруженной острыми скалами бухте, пыталась вырваться наружу – и раз за разом разбивалась о стену заклинания, бессильно завывая от тоски и злости. Сейчас, когда соблюдались Условия, магия внутри фаэриэ рвалась на волю, как никогда, сотрясала аметистовые «прутья» волшебной клетки с множеством связывающих «петель», пыталась проскользнуть в еле заметные ячейки – и отступала, отражаясь сиреневыми огоньками в глубине изумленно расширившихся глаз.

Крепко, до боли, переплетенные пальцы рук.

Пронизывающий взгляд глаза в глаза.

Я смотрела на фаэриэ с великолепной бурей во взгляде – и видела пойманную стихию, наконец-то заметившую мое присутствие и с безумной надеждой потянувшуюся ко мне.

Руки, свитые из порывов ветра… Ливень, пролившийся над бурлящим океаном – как долго сдерживаемые слезы. Беззвучный вопль-мольба в вое шторма и раскатах грома…

Выпусти меня! Выпусти!!!

С треском распахнулось окно в прохладной комнате, цветным стеклянным дождем осыпались осколки витража. Я вздрогнула, очнувшись от наваждения, но не перестала ощущать бурю внутри фаэриэ, отчаянно прижимавшего меня к груди.

– Ты не сон… – Сдавленный, хриплый шепот над ухом, лихорадочно-горячие губы, скользнувшие по щеке. – Ты не можешь быть сном… не должна быть…

Поцелуй с привкусом слез, вначале почти неощутимый, опасливый – а затем крепкий, отбирающий дыхание, и рывком затягивающий в омут магии фаэриэ, в «глаз бури» внутри величественного урагана, вокруг которого танцевали изломанные стрелы молний.

Вой ветра и неистовство бури остались где-то за стенами выстроенной вокруг меня воздушной крепости из океанского шторма, громовых раскатов и ослепительно-ярких молний, а внутри было невероятно уютно и легко. Потоки воздуха – как тысячи пальцев, бережно ласкающих обнаженную кожу, капельки соленой воды, принесенных ураганом, – как поцелуи, спускающиеся по телу от макушки до ступней. Теплые и прохладные, легкие и оставляющие свой след, такие разные и вместе с тем – часть чего-то большего.

Сумерки и буря соткались в призрак человека, отделившийся от потоков неистового ветра, – увиденное после пробуждения в свете свечи лицо, темно-серые пряди волос, плавно перетекающие в дождевые капли, срывающиеся вниз, в пенящийся океан, и гибкие, сильные руки, заключившие меня в объятия. Краткий миг, на время которого живая стихия с трудом удерживала хрупкий, кажущийся нереальным облик человека – а потом я приняла ее в себя, как бесконечно долго ожидаемого в одиночестве возлюбленного…

Аметистовая клетка не выдержала стремительно разворачивающегося внутри ее совершенно нового, прекрасного мира, в котором буйные краски осени перемешались с густо-сиреневыми сумерками грозового вечера, где ветер был совершенно свободен, а столь долго удерживаемая стихия наконец-то хлынула сквозь расшатавшиеся, дребезжащие, как перетянутая струна, «прутья» сдерживающего заклинания. Еще немного – и оно будет разрушено, сломано, потому что было неспособно удержать в себе шторм, наконец-то нашедший свое небо…

Тонкие, легкие пряди волос, щекочущие лицо…

Шум стихающей за окном грозы, грохот волн, бьющихся о скалы…

Сквозняк, холодящий обнаженное тело…

Я пришла в себя на скомканных, сбитых во время порыва страсти горячих простынях, чувствуя, как фаэриэ в моих объятиях крепко прижимается ко мне всем телом. Нависает надо мной, удерживая вес на локтях, а в его широко распахнутых глазах отражается тот самый новый мир, который мы вместе построили всего минуту назад.

– Прошу… тебя… – Голос, пронизанный отзвуками грома, дрогнул, по щеке медленно стекла одинокая слеза, упавшая мне на шею. – Я больше не могу… не могу оставаться один…

– Не останешься… – Говорить трудно, новый мир, рожденный во вспышке природной силы, распирает изнутри, проливается наружу слезами радости от обретения чего-то невыразимо прекрасного, ранее никогда не существовавшего. – Я буду с тобой…

Фаэриэ тихо, почти беззвучно, рассмеялся, перекатываясь на бок и не размыкая объятий – лишь на миг он отодвинулся, чтобы укрыть нас обоих одеялом.

– Спи, бесценная осень… я буду охранять твой покой…

Меня даже не удивило то, насколько безоговорочно я ему поверила…

Тук. Тук-тук. Тук-тук…

Биение чужого сердца совсем рядом – ровное, размеренное, такое четкое, что мое сердце невольно подстраивается под навязанный ритм даже сквозь чуткий утренний сон. Я глубоко вздохнула, шевельнулась, просыпаясь, и сразу же чужой ритм ускорился, стал чаще, сильнее, а по плечу скользнула теплая ладонь.

– Наверное, сейчас мне следует сказать «Доброе утро», да?

Я открыла глаза и приподнялась на локте, рассматривая мужчину, на груди которого так сладко проспала всю ночь, сквозь кудрявую прядку, упавшую на лицо. Серые брови чуть нахмурены, темные глаза напоминают застывший в лютую стужу лед, холодный, блестящий, губы сжаты в тонкую полоску. Фаэриэ смотрел на меня так, будто бы пытался осознать, реальна я – или же видение, случайно посетившее его ночью и готовое вот-вот растаять, как туман в лучах утреннего солнца. Я попыталась сесть – на миг его руки, обнимавшие меня, обратились в тугое стальное кольцо, жесткое, как оковы, но при этом осторожное, не причиняющее боли. Короткая вспышка страха-тревоги, промелькнувшая в серо-сиреневых дымчатых глазах, почти моментально скрылась за нарочитой расслабленностью во взгляде.