Годы испытаний. Книга 2 - Геннадий Гончаренко

- Век буду помнить щедрость твою, Кинстинтин Мартыныч, благодетель ты мой. Расшибусь, а для тебя постараюсь…

Кушник мягкими, липкими ладонями схватил его руку, пожал. Пошатываясь, он отошел в угол и стал креститься на икону с зажженной лампадой. Пузняев налил в руку самогона, растер его. Другой рукой достал из кармана носовой платок, вытер насухо. Он не терпел ни рукопожатий, ни поцелуев: был брезглив по натуре.

Глава пятая

После совещания командующий армией генерал-лейтенант Кипоренко пригласил Канашова к себе в кабинет. В большой комнате, обставленной мягкой мебелью, за тяжелыми шторами создавалось впечатление, что они находились не за десятки, а за сотни километров от фронта. Но иллюзию разрушал докатывающийся приглушенный гром артиллерии. За круглым столом сидели они друг против друга, как добрые старые приятели, и не чувствовалось между ними той натянутости, которая нередко свойственна взаимоотношениям начальника и подчиненного.

Кипоренко с темной шевелюрой и свежим лицом выглядел не по годам молодо. Примечательными были его глаза: черные до вороненого блеска, подвижные и быстро меняющиеся, они держали во власти каждого, кто с ним говорил.

- Сейчас у тебя в дивизии, как говорят моряки, полный «штиль». Когда свадьбу будешь справлять, не забудь, пригласи. Имею слабость к свадьбам.

«Как далеко просочились слухи обо мне и Аленцовой», - подумал Канашов и почувствовал себя неловко. Хорошо еще, что Кипоренко добродушный и прямой человек. Он всегда искренне радовался всякому людскому счастью и удаче, но любил и подшутить.

- Это не та ли врач, что от тебя смерть отвела? - допытывался он. - Видал, видал, женщина серьезная, привлекательная. - Он сдержанно улыбнулся. - Даже очень кстати иметь такую жену. Она с тобой в боях и походах… А случись что - надежная медицинская помощь. - Генерал добродушно поглядел на смутившегося Канашова. - Что, обижаешься?

- Нет, Иван Кузьмич, что правда, то правда. Глаз не завяжешь.

- Ты только все это делай обдуманно, Михаил Алексеевич. Наше с тобой положение да и годы требуют.

«Хорошо, что есть на свете люди, которые понимают человека, - размышлял Канашов. - А другой тебя только на одну линейку и мерит, для него ты один из рычагов от машины, которой он управляет».

- Я вот что-то заскучал в последнее время по семье, - сказал генерал. - Так хочется всех видеть. А война только началась. Воевать, видно, нам еще долго придется…

Генерал надел очки, открыл блокнот и начал листать его.

- Я вот для чего тебя вызвал: знаю, что ты боевой опыт собираешь.

- Собираю, товарищ генерал.

- Правильно делаешь. Ну, а дальше что?

- Обмениваемся на совещании командиров. Журналы боевых действий в полках регулярно ведутся.

- Это тоже надо. Но вся твоя работа в этом направлении идет, так сказать, «на себя». А опыт-то для всей нашей армии нужен. Советовался я с членом Военного совета Поморцевым, и мы решили, что хорошо бы нам в армии бюллетень по обмену боевым опытом выпускать для командиров соединений. Вот я и хочу тебя вовлечь. Вот так с ходу и к делу приступим. На какую тему нам напишешь?

Канашов задумался.

- Давно грызет меня мысль, товарищ генерал, о наших промахах и неудачах в 1941 году. Больно дорогой ценой достался нам этот горький опыт. Вот бы и написать об этом, чтобы не повторялось у нас то же самое и в 1942 году…

Командующий, бросая изредка взгляд на Канашова, постукивал карандашом по столу.

- Не время сейчас нам, Михаил Алексеевич, заниматься такими обобщениями. Не забегай, как говорят украинцы, поперед батька в пекло. 1942 год только начинается. Да и в Ставке об уроках прошлого года не меньше тебя и меня думают.

Канашов смутился.

- Может, мне написать «О некоторых устаревших положениях наших боевых уставов»? Давненько над этим ломаю голову.

- Хорошо, запишем. Тема сейчас для войск наболевшая. Что ты, собственно, считаешь устаревшим в наших уставах? Конкретно, давай выкладывай.

- Главное, на чем мне бы хотелось остановиться, это на вредных положениях нашей тактики о том, как надо создавать в наступлении ударные и сковывающие группы.

- Согласен. Ну, а еще что?

- О роли командира в управлении войсками, о его месте в боевом порядке. Сколько теряем мы зря хороших командиров из-за этого. Устарело положение, что командир на коне впереди должен быть…

- Подожди, на каком коне?

- Ну, это я для большей наглядности. Так в гражданскую войну полагалось, и правильно было. Но теперь, когда поле боя перенасыщено мощным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем, это приводит только к неоправданным потерям, напрасной гибели командира, а в результате - полной потере управления войсками.

- Тоже согласен. Давай пиши и присылай к нам побыстрее.

Беседу командующего с Канашовым прервал вошедший начальник штаба армии - высокий, широкоплечий полковник с седеющим бобриком и черными пышными усами. Чувствовалось, что он чем-то встревожен.

- Прошу извинить… Получил донесение от Мерзликнна, Просит вас вывести его дивизию на переформировку.

- Довоевался, Аника-воин… - Киноренко встал, подошел к карте. - Село Могилевка расположено в лощине, его дивизия занимает выгодные позиции, господствует над немецкой обороной, а он губит напрасно людей и задачу никак не может выполнить… Ну, а что вы нам добавите о Мерзликине? Ведь вы же соседи.

- А что мне о нем говорить, товарищ генерал… Он сам сказал за себя…

- Жалеешь? Ну так бери часть полосы его обороны на себя.

- Есть, товарищ генерал. Но силенок у меня маловато…

Кипоренко повернулся к начальнику штаба.

- Оставшихся людей и технику из дивизии Мерзликина передайте Канашову. Как только придет противотанковая артиллерийская бригада - выделите один полк.

Канашов выслушал приказ без присущего ему огонька, который разжигал в нем немедленно жажду к действию, который тут же отражался, как в зеркале, в его сверкавших азартом глазах. И так дел по горло, а тут за чужие грехи расплачивайся…

- Ничего, Канашов, это дело временное. К весне наверняка подбросят свежих резервов, тогда передашь чужой участок.

«Знаю я, не первый раз, - думал Канашов. - Есть такая русская пословица: «Кто везет, того и погоняют». Но что поделаешь? Надо спасать положение… А что опять новые трудности, заботы, так это мне не привыкать. И какая бы она была служба наша армейская, если бы все шло хорошо и стояло на месте. Со скуки пропадешь, да и чему в жизни научишься?».

- Вот так, - перебил его мысли Кипоренко. - Не сведущие в наших делах люди прочтут сводку: «На фронте без перемен». Или: «Идут бои местного значения». И могут подумать, что у нас тут будто война приостановилась и все мы передышку делаем, отдыхаем… А на самом деле тревожная тишина на фронте. Нельзя ей верить. Противники готовятся скрытно к новой смертельной схватке, накапливают силы, ищут слабые, уязвимые места для ударов.

- Скорее бы весна наступала, - сказал начальник штаба.

- Весна может быть очень дружной, во всех отношениях, - подмигнул Кипоренко. - Затишье всегда предвещало бурю. Как там в песне Языкова «Пловец» поется…

Генерал подошел к стоявшему на тумбочке проигрывателю, включил, и комната наполнилась мощной мелодией песни, в которой, казалось, шелестят морские волны. Он стоял, слушал и смотрел в окно, лицо его было задумчиво.

Будет буря, мы поспорим

И поборемся мы с ней…

Когда песня окончилась, Кипоренко с помолодевшими глазами сел снова за стол.

- Это в порядке отдыха. Нужна разрядка. Люблю, грешный, музыку Алябьева, Гурилева, а из поэтов-песенников Кольцова, Некрасова, Никитина. Сколько в их поэзии народной красоты и задушевности! И природу, батенька мой, видишь, как живую: цвета, запахи. А вы, Михаил Алексеевич, любите музыку?

- Люблю, но плохо в ней разбираюсь. Вот песни русские народные - эти мне по душе.

- И сами поете?

- Случается… Но мой голос больше для команд подходящий, а не для песен.

- А я вот, грешник, даже в опере мечтал петь. Да жаль, что не всегда исполняются наши желания.

2

Харии вошел в дом Аленцовой захмелевший и улыбающийся. Она только что пришла из медсанбата и готовила себе ужин. Он подышал на дорогой камень перстня и потер его о колено брюк.

- Вы меня обманули, милейшая. - Ноздри его тонкого крючковатого носа с горбинкой то раздувались, то сужались, будто ему не хватало воздуха. Близко посаженные маленькие глаза светились. - Вот уж никогда не ждал от вас… Чего это на вас лица нет?

- Простите, Семен Григорьевич, у меня была срочная операция. Привезли раненого в тяжелом состоянии.

- Понимаю, понимаю, милейшая. Конечно, в медсанбате, кроме вас - начальника санслужбы, не было врачей, а обещали прийти на день рождения… Вот видите, я не гордый, сам пришел к вам. Я человек постоянный и если уж люблю кого, то только раз и на всю жизнь.