Дитя любви - Виктория Холт

Харриет оставила меня наедине с Марией Кальдори, которая тщательно расспросила меня, обследовала, после чего объявила, что моим состоянием она более чем довольна.

- Может, недели через две, - сказала она, - а может, и раньше! Дети сами выбирают время.

Харриет устроила так, чтобы я могла спать в ее комнате, и приказала внести туда еще кровать. Но ее заняла сама, а меня уложила в свою большую, в которой и суждено было родиться моему ребенку.

Марию Кальдори разместили в соседних покоях, чтобы она могла быть постоянно рядом. Я думаю, ей и самой нравилось участвовать в этом заговоре, и, когда к нам приходили гости, я, как правило, уходила, оставляя их заботам Харриет и Марии, и Харриет сказала, что та очень неплохо играет свою роль.

- Я, конечно, поддерживаю ее, - сказала она, - но, должна признать, она и так ведет себя довольно уверенно!

Кристабель была очень добра ко мне и следила, чтобы я ни в коем случае не уставала. Никогда я не видела ее такой заботливой, как тогда. Много времени она проводила и с Франческой, и снова я не могла надивиться произошедшей в ней перемене.

Погода все еще была теплой, а я не очень хорошо переносила жару. Так как и никуда не выходила, мне нравилось сидеть на галерее и наблюдать за каналом и его жизнью.

Однажды я задержалась там вечером, тогда-то я и увидела проплывавшую мимо гондолу. Светила яркая луна, поэтому я до мельчайших деталей могла разглядеть гондольера, но все мое внимание было обращено на пассажира. Когда они проезжали мимо, он взглянул на палаццо, и я увидела его лицо.

Это был Бомонт Гранвиль! Меня охватил ужас. Я встала, резко повернулась и ушла в комнату. И тогда я почувствовала безумную боль: мой ребенок вот-вот должен был родиться!

***

В последующие несколько часов я совершенно забыла о Бомонте Гранвиле. Все мои мысли были заняты ужасной болью, которая терзала меня. Я уверяла себя, что вскоре избавлюсь от этой боли, и у меня будет ребенок, о котором я так мечтала.

Говорят, что роды были не трудными, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем я услышала крик ребенка. Меня охватил дикий восторг: я стала матерью! Это все, о чем я тогда могла думать! Никогда я не была так измучена, но и так счастлива!

Все это время у моей кровати находилась Харриет - милая, добрая Харриет.

- Все хорошо, дитя мое, - шептала она. - Изумительная маленькая девочка, наша девочка...

Девочка! Этого мне хотелось больше всего на свете. Я умоляюще подняла руки.

- Сначала сон! - приказала Харриет. - Это то, что тебе сейчас больше всего необходимо. Так сказала Мария Кальдори, а Мария была просто чудесна. А теперь отдыхай, мое дорогое дитя, а мы тем временем подготовим нашу маленькую шалунью к встрече со своей мамой!

Я было хотела протестовать, но слабость взяла верх, и я заснула. Когда я проснулась, был уже полдень. Ко мне тут же подошла Харриет и поцеловала меня.

- Ты была замечательна! А теперь ты, наверное, хочешь взглянуть на нашего маленького ангелочка? Мария - настоящая тигрица: она чуть не бросается на меня, когда я подхожу близко. Можно подумать, что это ее ребенок! Мария, дай мне ребенка!

Харриет поднесла мою крошку к постели и положила мне на руки. Я почувствовала слабость от счастья: никто и никогда не был столь важен для меня, как эта розоволицая крошка с редкими волосиками и кнопочкой вместо носа. Она хныкала, но, когда я взяла ее на руки, она тут же успокоилась, и что-то вроде улыбки отразилось на ее лице. О, как я любила ее! Я изучила ее крошечные пальчики и пришла в восторг от маленьких ноготочков.

- Она - просто идеал, - проворковала Харриет. - Конечно, легкие могли бы быть у нее и послабее, но Мария в восторге даже от ее воплей! Говорю тебе, она испортит девочку!

Я лежала и прижимала дочь к себе. Это была моя дочь, плод любви к Джоселину! Тогда я подумала:

"Ради этого можно отдать все!"

Харриет и я очень долго выбирали девочке имя. Наконец, мы остановились на Карлотте. Разглядев девочку, мы решили, что она будет темноволосой, и, кроме того, у нее самые прекрасные на свете голубые глаза.

- Будто бы, - сказала Харриет, - она знала о том, что ей придется стать моей дочерью, а значит, и глаза должны были быть почти того же цвета, что и мои!

Глаза у Харриет были редкого фиолетового оттенка, и она всегда ими гордилась. "Интересно, - подумала я, - у Карлотты будут такие же или нет?"

Харриет взяла все заботы на себя. Мария Кальдори получила деньги и уехала, перед этим снова заверив нас в своей преданности и вечной благодарности: никогда ни один человек не узнает от нее, кто в действительности мать этой девочки!

За привилегию стать няней девочки боролась вся женская половина дома. Харриет остановила свой выбор на пожилой женщине, у которой было трое детей.

Кристабель выказала огромный интерес к ребенку, девочка просто очаровала ее. Кристабель опять удивляла меня: я даже не думала, что она так любит детей.

Прошло несколько недель. Заботы о девочке поглотили меня целиком, и я страшилась того дня, когда нам придется покинуть Венецию, что означало, что Харриет заберет Карлотту себе, а я вернусь в Эверсли.

- Я скажу твоей матери, что ты так помогла мне и что я не создана для материнства, так что ей придется почаще отпускать тебя ко мне.

- Харриет, ты так мила, но все равно я подолгу не буду видеть ее!

- Мы что-нибудь придумаем, - сказала Харриет. Как ни странно, Карлотте удалось околдовать Харриет, которая признала, что до этого маленькие дети совсем не привлекали ее. Может быть, все те усилия, что мы приложили, придали девочке дополнительное очарование?

По словам Харриет, из нее вырастет настоящая красавица.

- Ты только посмотри на эти глазки! Как они блестят! А этот восхитительный нос-кнопочка... Все, как надо, и, уверена, она сама это знает! Ты посмотри, как она уверенно настроена!

- Харриет, - упрекнула я, - ты, и в самом деле, как будто одержима этим ребенком!

- Но она действительно достойна этого! Она неоднократно уже говорила о том, что детскую в Эйот Аббасе надо будет отремонтировать.

- А почему бы не привезти к нам старую Салли Нулленс?

- Она старая сплетница!

- Там сплетничать будет не о чем, а по словам твоей матери, она изумительно обращается с детьми!

- Может, это и хорошая идея! - сказала я. - Когда мы были маленькими, мы очень любили ее!

- Все, значит, старая Нулленс! С меня уже хватит этого города. Он довольно романтичен, если у вас плохо развито обоняние: уверена, в эти каналы сбрасывают весь мусор, какой только есть в городе! Не хотелось бы мне остаться здесь на зиму, и, думаю, пора нам собираться.

Конечно, она была права. Когда в Венецию в конце октября вернулся Грегори, он тоже пал жертвой очарования нашей малютки. С тем, что нам немедленно надо возвращаться домой, он был согласен: еще немного, и мы можем угодить в полосу холодов.

Но я была абсолютно уверена, что настоящей причиной нашего поспешного отъезда стала Харриет, которая именно теперь, когда ребенок родился и все трудности начальной стадии нашего плана остались позади, начала уставать от той однообразной жизни, что мы вели здесь, и решила как можно скорее вернуться в Англию.

Так с некоторым сожалением я начала готовиться к отъезду. Пока я упаковывала вещи - Кристабель помогала мне в этом, - я вдруг вспомнила ту ночь перед рождением Карлотты и Бомонта Гранвиля, проплывающего в гондоле. Как ни странно, но в суматохе последних недель я совершенно забыла об этом случае.

- В ту ночь, когда у меня начались схватки, я испытала страшное потрясение, - сказала я Кристабель. - Мне показалось, что я видела Бомонта Гранвиля!

- Бомонта Гранвиля? - повторила она, как будто пытаясь припомнить, о ком идет речь.

- Того человека, который пытался похитить меня! Того, которого до полусмерти избил Ли!

- Ты уверена в этом?

- Ну да, я хорошо разглядела его! Он проплывал мимо в гондоле и смотрел на палаццо!

- Ты, должно быть, ошиблась. Неужели ты думаешь, он вернулся после того, что произошло? Ты тогда очень волновалась, ожидала ребенка каждую минуту, и, я думаю, это просто был кто-то, очень похожий на него!

- Вполне возможно, - согласилась я и подумала, что, может быть, так оно и было.

ЦЕНА ЖИЗНИ

Кристабель и я вернулись в Эверсли как раз к Рождеству 1682 года. Две недели я провела у Харриет, но больше оставаться не могла. Разлука с моей крошкой была невыносимой, хоть я и знала, что лучше Харриет о ней никто позаботиться не сможет.

Я считала, что Карлотта - исключительный ребенок. Кристабель порой улыбалась, когда я заговаривала об этом, но Харриет всей душой была со мной согласна. Карлотта, в самом деле, с неослабевающим вниманием следила за всем, что происходило вокруг нее, обладала силой воли и была готова кричать до посинения, пока не получала того, что хотела.

В те две недели, что я гостила у Харриет, я не отлучалась от нее ни на секунду, но понимала, что пришла пора уезжать. Разлука с дочерью была той ценой, которую я должна была платить за свои поступки.