Девяностые: сказка - Сергей Кузнецов

Похоже, марка пошла хорошо: клиент опять вышел на связь. Это приятно - не только из-за денег, но и потому, что Зубов лишний раз убедился: он умеет разбираться в людях. Драгдилер тоже должен быть психологом, чтобы продать клиенту нужный наркотик: это только так говорится - "кислота", а марки - они разные бывают. Потому и картинки рисуют, чтоб человек знал, что покупает. И, соответственно, что продает.

Минут через сорок Олег был готов к следующему переходу. Пусть хрустальный шар станет для меня воротами в мир духов, произнес он и снова сосчитал до десяти, после сделав призывание всей семьи Эшу, а после - призывание Эшу да Капа Претта:

Эшу да Капа Прета

Ком эле нингем поди

Тем шифрес кому капета

И барбиша комо боди.

Эшу да Капа Претта, часто отождествляемый с прославленным Бароном Самеди - один из самых мощных и мрачных духов из первого пантеона лоа. Он считается специалистом по черной магии, и работать с ним надо чрезвычайно осторожно. Поэтому Олега слегка беспокоил кошачий череп.

Он повторил призывание несколько раз, а потом почувствовал: Эшу да Капа Претта здесь. Тогда Олег достал черную креповую куколку.

Он сделал куколку из траурной ленты, на ту же Пасху оторванной от венка на могиле какого-то братка. (На памятнике покойника изобразили на фоне машины. Был хорошо различим логотип "мерседеса", знакомый Олегу по одноименной серии "экстази".) Куколку Олег соорудил заранее, засунув ей волосы Зубова внутрь головы. Олег надеялся, что этого достаточно для отождествления.

Он взял приготовленный нож с белым лезвием и сделал разрез на спине куклы. Олег боялся, что она развалится, но обошлось. В прорезь он положил клочок пергамента с именем "Дмитрий Зубов" и насыпал перец чили. Затем положил куколку в круг и обратился к Эшу да Капа Претта.

Клиент должен был ждать Диму во дворе в девять вечера. Зубов любил встречаться в сумерках, надеялся, что при плохом освещении труднее вести оперативную съемку. Сегодня он взял с собой десяток марок: вдруг удастся толкнуть все, уверяя, что это опт и потому дешевле.

В прошлый раз покупатель приехал на роскошной машине. Дима залез внутрь, под приборной доской они из рук в руки передали несколько купюр и две марки. Очень удобно, хотя Зубов чуть не сел на измену - если бы покупатель хотел его ограбить, лучше места не придумаешь: пригрозить пистолетом или ножом, все отобрать и выкинуть на полном ходу. Кому будет дело до мелкого барыги? Но, посмотрев на клиента, Зубов утешил себя: мол, такой человек не будет мараться ради сотни долларов.

Сегодня покупатель был без машины. Он сидел на скамейке в тени и, только приблизившись, Зубов понял, что это совсем другой человек.

Теперь пришел черед игл. Олег втыкал их одну за другой, все двенадцать штук, стараясь попадать в те места, где у человека находятся чакры. Впрочем, он знал, что главная игла - тринадцатая. Священность этого числа в вудуистской традиции имело множество объяснений, но сейчас Олег представил себе семь властителей Семитронья в качестве идеальных сущностей и прибавил к ним шестерых соответствующих им неведомых живых людей. Седьмая - Мила, она мертва, и потому иголок только тринадцать. Он воткнул последнюю иглу прямо в сердце фигурки и замер, ожидая какого-то знака. Его не последовало, но Олег и так чувствовал: дело сделано. Смертоносное железо вошло в сердце куколки ли, живого ли человека - теперь уже не разобрать.

Он поблагодарил всех Эшу и в особенности - Эшу да Капа Претта и начал обратный отсчет. На счет "один" он вышел из транса.

Подпись я, что ли, перепутал? подумал Зубов. У каждого из клиентов была условная подпись для сигналов на пейджер. Хотя риска почти никакого, Зубов на всякий случай страховался: мало ли что будет дальше? Вот, мечтаешь о легалайзе, а вдруг выйдет наоборот?

Дима знал человекав тени: тоже - из деловых, от него как раз и пришел второй клиент. Как говорится, старый друг лучше новых двух, подумал Дима, огорченный, что, похоже, ему все-таки не удалось заполучить нового клиента, - и в этот момент человек поднялся и вскинул руку. Беззвучный огонь дважды сверкнул в лицо Зубову.

Лепесток пятый

Август, 1993 год

Вот как бывает - отпустишь машину, отправишь водителя на сервис менять масло, будешь гулять по летней Москве, по бульварам, мимо Чистых прудов - и еще издали увидишь: идет, помахивая сумкой, ветер трепет рыжие волосы, юбка плещется вокруг бедер. Какими судьбами, Женечка? Ой, Альперович, ты? Слегка обнимет, чуть прижмется щекой к щеке, отстранится привычно, скажет: я туфли ходила покупать. Хочешь, покажу?

И вот мы сидим на скамейке, рядом старушки собирают пустые бутылки, на траве спят алкаши, парочки целуются, московская жизнь как она есть. И тут мы, почти как молодые, почти как бедные - не в ресторане, не в клубе, не в офисе, просто на скамейке, открываем коробку, смотрим на туфли. Красивые, правда? Сидим рядом, почти как влюбленные.

Свернули с бульвара в переулки, пошли без цели, говорим о том о сем, будто не встречаемся пару раз в неделю на переговорах или у Ромки дома. У них то есть дома, я хотел сказать.

Солнце то зайдет за тучку, то снова припекает, ветер треплет рыжие волосы. Рыжий цвет переменчив, рыжие волосы всегда разные - на улице и дома, утром и вечером, на солнце и под дождем. Буквально как соборы Клода Моне. Последние девять месяцев я изучаю эту колористику: у моей Ирки - рыжие волосы. Сказал бы - такие же, как у Жени, но рыжий цвет слишком переменчив. Да к тому же Ирка на десять лет моложе - кто знает, какими станут ее волосы, когда ей будет тридцать?

Солнце то припекает, то зайдет за тучку; то за тучку, то за тучу - и вот уже потемнело, загрохотало, где-то взвыли сигнализации запаркованных машин. Ой, сейчас ливанет! говорит Женя, и точно: со вторым ударом грома ливень обрушивается нам на голову. Похоже, сегодня боги-громовержцы настроены серьезно, думаю я, - и вот мы уже бежим вниз по Солянке и влетаем в первую попавшуюся дверь. Успеваю заметить: над входом написано "Хинкальная".

Внутри пахнет.

Женины волосы намокли, мокрая юбка липнет к коленкам. Рыжий цвет переменчив, рыжие волосы всегда разные, даже мокрые: от дождя, от душа, от любовного пота. Ирка - старательная любовница: двадцать лет, хочется показать товар лицом. Лицом, руками, грудью, всем телом. Богатый папик, молоденькая чувиха. Классическая пара.

У стойки - толстая пергидрольная блондинка, в белом, похоже, еще советских времен, халате. У нее над головой - включенный телевизор и чучело орла. Вероятно, горного - учитывая кавказскую специфику.

Как ты думаешь, есть тут можно? спрашивает Женя.

Во всяком случае, можно пить, отвечаю я и спрашиваю у продавщицы, какое вино она посоветует. Все хорошие, отвечает она, хозяин сам из Грузии возит. На секунду представляю хозяина: почему-то в виде бородатого гиганта, сурового античного бога-громовержца, насылающего дождь на путников, загоняющего их в закуток "Хинкальной". Заказываю бутылку "Алазанской долины".

Садимся за столик, Женя брезгливо проводит пальчиком по липкой поверхности. На мою просьбу из подсобки едва волоча ноги выплывает девица с бурой тряпкой в руке. На лице - томно-снисходительная мина. Наверно, это мать и дочь: через двадцать лет снисходительная томность сменится презрительной апатией, девушка превратится в пергидрольную тетку.

Я не могу жить в этой стране, говорит Женя, меня тошнит от совка. Даже в частном кафе срач. Вот мы были на майские в Париже - не сравнить.

Там просто другой климат, говорю я и разливаю вино.

Вот как бывает - решишь прогуляться по бульварам, встретишь одноклассницу и вот уже сидишь в какой-то забегаловке, пьешь фальшивую "Долину", смотришь на дождь за окном. С Иркой так не посидишь: статус не позволяет. Мы всегда ходим в дорогие рестораны. Я считаю, это правильно: уж если завел себе любовницу на десять лет моложе, то где же с ней появляться, как не в дорогих ресторанах - чтобы нынешние и потенциальные партнеры видели, завидовали, думали "да, отхватил себе телку Альперович". Пусть завидуют, это для бизнеса хорошо.

Женька отпивает вино, морщится. Она тоже привыкла к хорошему вину, к официантам, которых не нужно понукать. Честно говоря, не так уж они отличаются с Иркой: впрочем, нет - с Иркой так не посидишь. Она красивая девушка, старательная любовница, товар лицом, все понятно - но говорить с ней совершенно не о чем. Десять лет разницы, ничего не поделать.

Мы пьем фальшивую "Долину" и говорим о делах инвестиционного фонда. Я придумал неплохую схему, и теперь мы втроем - Ромка, Сидор и я - должны, так сказать, претворить ее в жизнь. То есть превратить в деньги. Женька тоже в доле: Рома настоял, чтобы ее считали равноправным партнером.

Ты знаешь, говорит Женька, я же во всем этом не особо понимаю. То есть я что-то делаю, отвечаю за рекламу, на переговоры хожу, но мне все кажется - это игра, понарошку. Я знаю, что на самом деле главное мое занятие: тратить Ромкины деньги.