Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер

— Ситуация вышла из-под контроля окончательно и бесповоротно, — обыденным голосом произнес Артем. — Люди, о которых вы здесь упомянули, или мертвы, или пропали без вести. Не исключено, что вы разделили бы их участь, если бы не оказались в таком отдалении. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Ну и дела! — присвистнул Зяблик. — Верка, Лилька, выкидывайте к хренам собачьим свой ширпотреб! Не пригодится он. Представляю, какая сейчас в Отчине заваруха, если даже Монах накрылся! Его же ни пуля, ни стрела не брали… Ох, чую, не до свадьбы нам там будет!

— Пусть я на верную смерть иду, — со страстностью Орлеанской Девы заявила Верка. — Но взять с собой ажурные трусы и гипюровый бюстгальтер ты мне, козел, не запретишь!

— Все, мы готовы, — спустя пару минут доложил Смыков. — Попрощаться можно?

— Даже обязательно, — кивнул Артем.

Эрикс пожал все протянутые ему руки, стойко перенес Веркины поцелуйчики и Зябликовы дружеские тумаки, после чего дрогнувшим голосом произнес:

— Что я могу вам пожелать? Только удачи и долгой жизни… Берегите друг друга. Иногда вспоминайте обо мне. Может быть, мысль о том, что где-то в неимоверной дали у вас есть преданный друг, согреет ваши сердца.

— Прощайте, — всхлипнула Лилечка. — Барсику привет передайте. Не надо его только обижать.

Все дальнейшее запомнилось Цыпфу как череда фантасмагорических, а потому не столь уж и страшных сцен (хотя их грандиозный размах свидетельствовал как раз об обратном), в которых он принимал примерно такое же участие, как и грудное дитя, спасаемое родителями из гибнущего под ударами, стихии дома.

— Мы уйдем тем же путем, которым я пришел сюда. — Артем указал на окно. — Внешняя структура этого помещения вывернута совсем в иное измерение.

Только сейчас присутствующие заметили, что жестяной намордник отсутствует, а вырванная из пазов решетка держится лишь на честном слове.

— Чистая работа, — сказал Зяблик с уважением. — С тобой любую тюрягу хлебать не западло. Не раз, видать, винта нарезал?

— Убегал, что ли? — переспросил Артем. — Бывало. Уж и не упомню сколько… Но то были совсем другие тюрьмы. Не дай Бог вам в них побывать.

Пришел он сюда, как видно, налегке и так же налегке сунулся в окно, предварительно отставив в сторону решетку. Ватага выстроилась за ним в очередь.

Вот тут-то и пошли косяком всякие напасти и несуразицы. Что-то у Артема не вытанцовывалось. Он так и остался сидеть на подоконнике, ощупывая пустоту перед собой. Потом спрыгнул на пол и, ни слова не говоря, отошел в угол. Лицо Артема оставалось все таким же бесстрастным, но все понимали — ситуация складывается не совсем так, как он хотел.

Воспользовавшись заминкой, к окну подобрался Зяблик. В той, прошлой жизни, представлявшейся ему сейчас как сплошной мучительный и постыдный сон, он, бывало, часами просиживал на этом месте, ловя ртом скудные порции свежего воздуха. Намордник не позволял рассмотреть что-нибудь снаружи, но Зяблик знал, что из окна открывается унылый вид на внутренний дворик изолятора, где в бетонных, крытых сверху решетками загонах подследственные совершали недолгий моцион.

Сейчас, естественно, он узрел совсем другие дали и другие горизонты — какую-то иную ипостась Синьки, совершенно непохожую на то, к чему они успели привыкнуть. Мир был отлит не из сиреневого хрусталя, а сметан на скорую руку из сизых лохмотьев, свисавших с блеклого неба на столь же блеклую землю. От дверей до окна было не больше двадцати шагов, но в реальном пространстве две эти конструкции разделяли неимоверные расстояния.

Протянув вперед руку, Зяблик сразу уперся во что-то прозрачное, как стекло, но, видимо, несравненно более прочное (иначе откуда бы взялись проблемы у Артема, способного срывать стальные решетки дореволюционного литья и проламывать стены, разделяющие сопредельные миры).

— Ну что же, — Артем, похоже, уже принял какое-то решение. — Если пользоваться терминологией нашего друга, пострадавшего от неправедных судей, в кабур хода нет. Прорываться к дверям, открывающимся только в одну сторону, бессмысленно. Попробуем какой-нибудь иной способ.

Он покинул камеру, и вся ватага, понурясь, последовала за ним. Бродивший на некотором удалении грустный Эрикс удивленно уставился на эту процессию. Появление из пустоты стольких людей сразу заинтересовало и Барсика.

— Всем вам лучше отойти подальше, — Артем остановился и закрыл глаза. — Мне нужно сосредоточиться… Похоже, кое в чем я был не прав… Мое появление здесь не прошло незамеченным… Чувствую, как кто-то пристально рассматривает меня сейчас… Случалось мне общаться с разными существами, но это, кажется, особый случай… Как жаль, что я не обладаю даром Великого Отче…

Силуэт двери, порог которой уже не суждено было переступить человеку, перекосился, сжался в овал, а затем бесшумно разлетелся на множество мелких, как рыбья чешуя, но весьма шустрых бледно-лиловых стрекозок. Брызнув во все стороны и безо всякого ущерба для людей пронзив их тела, призрачные созданья исчезли в дальних далях.

Там, где еще совсем недавно находилась точная копия первой Зябликовой кутузки, в пространстве образовалась дыра, сквозь которую видно было хаотическое мелькание огромных сизых теней — не то облаков, не то какой-то странной растительности.

Артем находился на прежнем месте и был похож на человека, заснувшего в вертикальном положении. Одни только его пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно он разминался перед схваткой с кем-то равным себе по силам, а не со сверхъестественными существами, чей истинный облик и пределы могущества оставались тайной.

Затем он заговорил, почти не разжимая губ, — заговорил звенящим, неестественно высоким, почти нечеловеческим голосом:

— Я все равно вырвусь отсюда… Ты напрасно мешаешь мне… Прочь!.. Убери все это… Мне многое известно о тебе… Я знаю, куда уходит корнями твой род… Я сведущ в тайнах пространства и времени… И если ты не хочешь, чтобы этот мир пострадал…

— Почему он по-русски говорит? — встревожилась Лилечка. — А если хозяева не понимают по-русски?

— Они не понимают ни по-русски, ни по-французски, ни даже по-арамейски, хотя, считается что Бог и его авделы говорили именно на этом языке. — Цыпф попытался оттащить Лилечку подальше. — Возможно, они вообще не воспринимают звуков. Тут совсем другой уровень общения, пойми… А слова эти Артем, скорее всего, произносит чисто механически.

— Он, наверное, уже не Артем, — всхлипнула Лилечка. — Он превращается в Кешу.

Вокруг стемнело — стремительно, одним махом. Весь свет, до этого равномерно распределенный в пространстве, сконцентрировался в том месте, где находился Артем.