Когда вырастают дети - Ариадна Борисова

На пятый день его пребывания на даче, когда он в одиночестве строил на берегу речки дворец из песка, загоравшая неподалеку воспитательница сказала другой:

– Ну, этот у нас не задержится. Тихий, здоровый психически. Малец, а благородная косточка уже видна. Ах, какой интересный вырастет мужчина! Прямо-таки английский принц. Глянь, Галя, настоящий замок слепил… Через год усыновят, спорим?

Воспитательниц звали Альбина Николаевна и Галина Родионовна. Он уже приметил, что первая добрее хмурой, всегда чем-то недовольной второй. Тем не менее в хвалебных вроде бы словах Альбины Николаевны от него не укрылся пренебрежительный оттенок. Невидимая, но ощутимая пелена преимущества отделяла здесь тех, кто, в отличие от воспитанников, имел полное право без всякой оглядки сказать о чем-то «мое». Как говорила «мой мальчик» бабушка.

Стало неприятно, что женщины рассматривают его деловито и оценивающе, будто вещь в магазине. Они сконфузили, тайно разгневали мальчика еще и потому, что их словесно-визуальное прощупывание попало в круг внимания девочки в оранжевых трусиках. Он приготовился дать ей отпор, если начнет дразниться, но она улыбнулась так доверчиво и вместе с тем лукаво, что пришлось улыбнуться в ответ. Взглянув на нее пристальнее, мальчик удивился и чуть не заплакал. Глаза ее оказались серые с прозеленью – палаточный цвет, и блестели, как стеклышки над «секретиком» из листьев, а волосы были цвета осеннего сена. По бокам лица лучились высвеченные солнцем крупные волны, на затылке перемешались русые и темно-русые, с исподу же, у шеи, волосы неожиданно обретали каштановый колер.

Она тотчас снова удивила мальчика: отбежала с отмели к обрыву над глубиной и прыгнула с него. Веселый мячик оранжевого задка, а затем потемневшая лаковая головка вынырнули, к ужасу воспитательниц и восхищению посторонних, едва ли не на середине неширокой речки.

– Ой, смотрите, русалочка! – закричала молодая чужая тетенька. Дети, размахивая руками, с восторгом подхватили сказочное прозвище. Девочка услышала и, тщеславная, заскользила вдоль берега, вспархивая на гребнях, – впрямь только чешуйчатого перламутра и не хватало ее гибкому телу в золотых взблесках…

Воспитатели не стали на людях разбираться с самовольщицей, ограничились легким порицанием. Добрая тетенька вручила ей заслуженный приз – подтаявшую шоколадную конфету. Наблюдая этот триумф, мальчик оставил строительство, и злой Белоконь, подстерегавший удобный момент, проскакал с прутом по дворцу. В мгновение ока фигурные башенки, арки, стрельчатые стены, которыми в течение дня любовался весь пляж, превратились в сырые руины.

За варваром погналась Галина Родионовна с оброненным им же прутом. Девочка повернулась к разоренному владельцу, и не она одна. Люди, наверное, ожидали крика и слез, но мальчик не усугубил сострадания. Он и не думал плакать. У него как раз возникла мысль соорудить следующие хоромы на горке из камней, желательно плоских для устойчивости, и укрепить конструкцию толстыми палками. Тогда дворец будет смотреться куда красивее, как на складчатой морской скале.

Подойдя к пострадавшему, девочка молча простерла к нему ладонь, увенчанную орехом. Четверть минуты назад орех еще был в шоколаде. Мальчик так же молча взял обсосанный подарок и, помедлив, вежливо откусил кусочек. Они попеременно откусывали кусочек за кусочком: она – мышьими молочными зубками, он – новорожденными постоянными. Оба безотчетно угадывали в игре не просто детский обряд сочувствия, а нечто большее – неведомый, словно в глубинах их душ творящийся ритуал. И, конечно, невдомек было праздному пляжу, что ореху выпала небывалая честь выполнить мгновенную задумку известного всем загадочного явления с истрепанным именем Судьба. С помощью плода лещины эта изобретательница, со времен Эдема экспериментирующая дарами природы для достижения своих затейливых целей, соединила конгруэнтные пазлы, подмеченные в человеческой головоломке совершенно случайно, и случайно совпавшие.

Когда от ядра осталась крошка размером со спичечную головку, девочка зажала ее в зубах и так поднесла мальчику. Галине Родионовне в это время удалось поймать погромщика, и спорные методы воспитания отвлекли глаза людей на берегу от нечаянного поцелуя.

Дышащий влажно и нежно, слипшийся, как мандариновые дольки, но абсолютно невинный поцелуй стал для мальчика отправной точкой опоры и облегчения. Сиротство отступило, отныне он был не одинок, пусть и без бабушки. Восприимчивая душа благодарно впустила в себя изменившийся мир.

Девочка, ветреная, как все дамы ее лет, легкомысленно кивнула и побежала под деревья к подружкам. Мальчик сел на печальные останки дворца, переживая непривычные настроения. Облитые глянцевым загаром плечи девочки покрылись подвижной татуировкой теней. Прозрачно-чайные сердца – фантомы березовых листьев – колыхались, скользили, шелково скатывались по груди, наплывали друг на друга, как капли густого гречишного меда из кружки… из бабушкиной зеленой кружки с отбитой на донце эмалью.

В просветах берез сияло отраженное солнце речки. Обновленный мир был красив до заминок дыхания, и у мальчика больно защемило в переносье. Он привык к физическому действию красоты на себя и думал, что так происходит со всеми.

Куда бы он теперь ни смотрел, глаза его вначале находили пеструю макушку девочки. Какой бы шум ни доносился до него, он чутко вслушивался, процеживая звуки и голоса в надежде обнаружить среди них ее голос. Мальчик приближался к ней не сразу и осторожно, держа дистанцию в пять-шесть шагов, чтобы не спровоцировать чье-нибудь досужее любопытство.

Как-то раз в середине коридора, где рамы окна были распахнуты и подперты с двух сторон брусками, раздались раскаты дружного смеха. На подоконнике, на фоне вечернего неба, пылающего ярко-розовым и голубым, сидела девочка, а другие прыгали перед ней и смеялись. Она тоже смеялась – нарочно и натужно – понял мальчик, и вид у нее был как у загнанного зверька.

– Врушка, обманщица! – воинственно, но не слишком громко кричали ее подружки, опасаясь наказаний за перепалку вне зависимости от чьей-то лжи и нападок.

– Я не вру! А если вру, значит, просто шутю, – защищалась девочка.

– Нет, ты врешь! – настаивали маленькие фурии.

– О чем она врет? – осведомился мальчик у одной, чернявой с челкой.

– Что у нее есть волшебная раковина, только она спрятана в дупле у белки.

Ответив, чернявая вновь закричала:

– Вракушка-сракушка!

– Я видел раковину, – сказал мальчик, подумав.

– Видел? – окружили его девочки. – Где видел, в дупле? Почему не взял?

– Я не беру без спроса чужие вещи, – пожал он плечами и съежился: над ухом заржал неприметно возникший рядом Белоконь.