То, что скрыто - Хизер Гуденкауф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чарм громко смеется и качает головой. Невозможно… никак невозможно! Эллисон Гленн выпустят из тюрьмы только через несколько лет. Должно быть, она сходит с ума.
Бринн
После того как Эллисон увезли полицейские, я пыталась заснуть. Меня разбудил телефон. Сглатывая слезы, я подошла, надеясь, вопреки всем доводам здравого смысла, что звонит моя сестра. Оказалось, не она.
– Я насчет ребенка, – произнес мужской голос.
Я не сразу сообразила, кто это. Потом до меня дошло. Тот человек, к чьему дому Эллисон велела мне в ту ночь подъехать. У которого она оставила младенца.
Мужчина сообщил, что Кристофер сбежал и не вернется. Никогда. Эллисон придется забрать малыша.
– Она не может, – рыдая, сказала я. – Она уехала… Пожалуйста, держите ребенка подальше отсюда! – Я представила, что сделают родители, если узнают, что у Эллисон есть еще один ребенок. Во мне зашевелились и эгоистические мысли. Родители ни за что не поверят, что Эллисон поехала к Кристоферу одна с новорожденным младенцем. Они быстро догадаются, что я ей помогала, а их гнева я бы точно не вынесла – во всяком случае, одна. – Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Прошу вас! – молила я. Мужчина требовал, чтобы я сказала, куда уехала Эллисон, и я наконец сдалась: – Она в тюрьме. Ее арестовали.
– За что? – удивленно спросил он.
– Включите телевизор, – захлебываясь слезами, сказала я. – Главное, держите мальчика подальше отсюда. Мои родители… Здесь никто не может о нем позаботиться. Ему будет лучше с другими. Пожалуйста, сделайте так, чтобы ему было хорошо! – умоляла я.
Мысли о малыше заползают мне в голову, когда я меньше всего их жду. Интересно, где он? Я знаю, что у Чарм Таллиа и ее отчима ребенка уже нет. Целых два года мы с ней косились друг на друга в школьных коридорах, но заговорить так и не решились. Кроме одного раза.
После того как Эллисон арестовали, все шептались у меня за спиной и смотрели на меня как на ненормальную. Когда рядом не было учителей, кто-нибудь обязательно оскорблял меня. Я так и не привыкла к мерзким замечаниям, но в школе как-то выживала. Приучилась не смотреть людям в глаза, ходила с вечно опущенной головой. Брела по коридору в общей толпе, стараясь держаться ближе к краю. Но обидные слова по-прежнему хлестали меня наотмашь. «Как поживает убийца в тюрьме? Твоя сестрица уже не такая с понтом знаменитость, да? Ты тоже детоубийца?» – злорадно спрашивали меня. Ее бывшие подруги упивались тем, как низко пала Эллисон. Больше всего меня доводили одни и те же – девчонки, с которыми сестра играла в футбол и волейбол, мальчишки, с которыми она и ее подруги обедали.
Ближе к концу одиннадцатого класса – через девять месяцев после того, как Эллисон арестовали, – я забыла об осторожности. Задержалась после урока с учителем обществознания. Можно было бы подумать, что эти идиоты отвязались от меня, нашли себе другую жертву. Когда я вышла из класса, то очутилась в почти пустом коридоре.
Когда мне навстречу вышли Челси Миллард, бывшая лучшая подруга сестры, и две ее подпевалы, я поняла, что попала в беду. Хотя была весна, на улице было уже тепло, у меня по спине побежали мурашки, руки покрылись гусиной кожей, и я задрожала. Челси расправила плечи. На ее лице появилось выражение праведного негодования.
Я снова допустила оплошность – остановилась. Надо было продолжать идти, двигаться вперед с опущенной головой. Но я застыла на месте. Попробовала идти, но ноги меня не слушались, и я споткнулась. Челси и ее подружки громко заржали. Они окружили меня, подбоченившись и выставив вперед локти, как вороньи крылья. Все смотрели на меня сверху вниз, презрительно.
– Как поживает твоя сестрица? – злобно осведомилась Челси. – Наверное, в тюрьме все просто обожают Эллисон!
Ее подруги расхохотались, и я заметила, как портит девочек злоба, как их глаза превращаются в узкие щелки, рты морщатся куриными гузками. И какое у всех брезгливое выражение, как будто они вляпались во что-то вонючее. Я не могла оторвать взгляда от их странно меняющихся лиц и дрожала.
– Кислота, – произнесла я, не успев прикусить язык. Их смех внезапно оборвался. Лица расслабились в смущении, но потом глаза еще сильнее прищурились. Я видела перед собой черные злые щели. – Ш-ш-ш! – вслух велела я себе самой. – Заткнись! Ничего не говори! – Я понимала, что веду себя странно, но ничего не могла с собой поделать.
– Это ты мне? Ты мне приказываешь заткнуться?! – недоверчиво спросила Челси, придвигаясь ко мне.
Лоб у меня покрылся испариной. Капли пота стекали между грудями и по спине. Отлично, подумала я. Я начинаю испаряться! Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать смешок. Я не думала, что говорю вслух, но ни в чем не была уверена.
– Ты больная! – выпалила Челси. – Как твоя сестрица-детоубийца! – Я опустила взгляд на свои туфли; мне показалось, что я становлюсь все меньше и меньше. Я надеялась, что я продолжу уменьшаться и таять, пока от меня ничего не останется.
– Эй, что у тебя там? – спросила подружка Челси, вдруг дернув меня за свитер. Я дернулась и ударилась спиной о шкафчик. – Ты тоже прячешь там младенца, как твоя сестричка? – Она снова дернула меня за свитер, больно ущипнув за живот. От неожиданности и боли я вскрикнула.
– Оставьте ее в покое! – послышался чей-то решительный голос.
Полуденный свет лился из высоких окон с одной стороны коридора, и трудно было разглядеть, кто к нам приближается. Я узнала ее, только когда она подошла близко. Чарм Таллиа.
– Оставьте ее в покое, – ровным голосом сказала Чарм. Похоже, она совсем не испугалась старших девчонок. В ее голосе слышалась лишь досада.
– Тебе-то что? – хмыкнула подружка Челси, продолжая дергать меня за свитер.
Не обращая на нее внимания, Чарм смотрела прямо в глаза Челси. Игра в гляделки, как мне показалось, продолжалась целую вечность. Наконец Челси отвела взгляд и сказала подружкам:
– Пошли, на тренировку опоздаем. – Проходя мимо Чарм, она выкрикнула: – Психи!
Подружки затопали за ней.
– Как ты? – спросила Чарм, ласково трогая меня за плечо.
Я смотрела на ее маленькую руку с обкусанными ногтями и удивлялась, почему она не проходит через мою кожу насквозь. Оказывается, я все-таки не растаяла, не превратилась в пустоту.
– Я еще здесь, – тихо ответила я.
Мне хотелось ее поблагодарить. Очень хотелось. Но я ушла, не сказав ни слова.
Эллисон
Поиски я начинаю с телефонного справочника. Ищу абонентов по фамилии Таллиа. Нахожу только одну даму – некую Риэнн Таллиа, которая живет на Хиггинс-стрит. Кристофера Таллиа в справочнике нет.
Я думаю о Чарм Таллиа, младшей сестре Кристофера. Чарм, ее отчим и Кристофер – единственные, кроме меня и Бринн, кому известно о Джошуа. Как фамилия ее отчима? Я помню, где они жили пять лет назад, но ни за что не поеду к ним – пусть даже они живут на прежнем месте до сих пор. А поговорить с ними очень надо… Может, набраться храбрости и позвонить этой Риэнн Таллиа? Наверное, хуже не будет. Я поинтересуюсь, как найти Кристофера и Чарм, – и все. Я набираю в грудь побольше воздуха и дрожащими пальцами набираю номер Риэнн Таллиа. Потом нажимаю отбой.
Я даю себе слово: разузнаю побольше о Джошуа и сразу все расскажу Девин. В глубине души я понимаю, как сильно рискую и как глупо себя веду. И все же я снова снимаю трубку и набираю номер, который выучила наизусть. Долго слушаю гудки; когда я уже собираюсь нажать отбой, гудки прекращаются.
В «Доме Гертруды» я учусь терпению. Постепенно мои соседки привыкают ко мне и все реже достают. Наверное, поняли: раз у меня не едет крыша оттого, что я то и дело нахожу в раковинах и унитазах кукол, то и травить меня не так забавно. И все же почти все, кроме Олин, Би и иногда Табаты, делают вид, будто меня не существует.
Би умеет не только интересно рассказывать, но и внимательно слушать. Она часто вспоминает четверых своих детей. Старшему мальчику двенадцать, а младшей девочке – всего девять месяцев от роду. Они живут с ее сестрой в маленьком городке в получасе езды отсюда. Би гордится старшим сыном, лучшим учеником в классе и питчером бейсбольной команды; естественно, и три ее дочки – самые умненькие и хорошенькие девочки на свете.
– Ты давно их не видела? – спрашиваю я, когда мы вместе готовим на кухне ужин. – Им можно навещать тебя в «Доме Гертруды»?
Би качает головой и кладет спагетти в кастрюлю с кипящей водой.
– Нет. Я пока не хочу, чтобы они меня видели. Я еще не готова.
– К чему? – спрашиваю я. – Тебя освободили, они близко. Представляю, как им хочется поскорее тебя увидеть!
– Может быть, – говорит Би. – Но я хочу вначале убедиться в том, что могу быть нормальной матерью. Хочу вылечиться до конца. Хочу, чтобы они мною гордились.
– Ты их мама – они и так тобой гордятся, – уверяю я.
Би снова качает головой.
– Когда моя старшая дочка училась во втором классе, я как-то заявилась на родительское собрание под кайфом. Спотыкаясь, бродила по всему классу, а потом меня вырвало прямо на туфли учительнице. Тогда она точно мною не гордилась. Когда я пойму, что окончательно соскочила, и найду хорошую работу, я поеду к детям.