Юрий II Всеволодович - Ольга Гладышева

Лицо княгини зарумянилось улыбкой:

— А условие мое было простое — чтоб женился на мне Давид Юрьевич. — Она призналась в этом свободно и чистосердечно, как безгрешный вполне человек.

— Ну, а ты, Давид Юрьевич, что?

— Обманул!.. — сокрушенно потряс тот седой головой. — Каюсь, обманул девицу столь пригожую! Подумал, да разве может дочь древолазца моей супругой стать? Да меня засмеют!.. Однако велел передать, что если уврачует, женюсь. — Старый князь вздохнул, но без раскаяния, сдерживая смех. — Да ведь и Евфросиньюшка моя не проста была. Прислала малый сосудец с каким-то снадобьем и велела: ведите, мол, вашего князя в баню и вот этим помажьте, а один струп оставьте не помазан. А слуга мне говорит: она, мол, в сосудец-то квасу налила и только дунула в него. Ах, думаю, сама она обманщица, и решил ее испытать. Послал ей льну малого веса. Если она столь премудра, пусть учинит мне одежду, пока я в бане буду.

Тут супруги оба от души расхохотались. Видно, приятно было им вспоминать свое славное молодое время.

— А она мне шлет полено, — продолжал Давид Юрьевич.

— Полено? — Тут и Юрий Всеволодович развеселился. — Пошто полено?

— А не трот, говорит, пока я этот лен чесать буду, князь мне из полена станок сделает, чтобы полотно ткать могла… Ну, думаю я, и впрямь она девица мудрая. Полено сие я выкинул, стал струпья мазать, а один оставил, как было велено. И что ты думаешь? Исцелился! Но жениться все-таки не стал! И я не прост! Дары ей послал. Не приняла. Гордая, значит. Ну, я живу, не тужу. А струп мой стал тем временем расти и по всему телу ползти. Ах ты, думаю! Что делать?.. Пошел к ней, повинился… И ведь ни малого гнева на меня не держала! Удивлялся я тому и восторгался ею и, грех сказать, влюбился, себя не помня.

Княгиня Евфросиния глядела с откровенным торжеством, лучась морщинками. Юрий Всеволодович даже позавидовал, как удалось им за столько лет супружества сохранить не только взаимное расположение, но и полное родство душ. Как будто угадав его мысли, княгиня сказала тихо и убежденно:

— Бог совокупил — человек не разлучает.

За долгие годы совместной жизни они даже и внешне сделались похожи. Сидели рядышком, как брат с сестрой, погруженные в свои дорогие воспоминания.

— Так что же нужно для полного счастья семейного? — спросил их Юрий Всеволодович. Думал, скажут: любовь, согласие, доверие, ну, что обычно говорится в таких случаях.

— Совесть христианская нужна и благочестие, — сказал Давид Юрьевич.

В поход на камских булгар решили идти вместе, объединенным воинством. Муромский князь молодцевато, без помощи стремянного вскочил в седло. А как он сидел на коне! Пожалуй, ловчее самого Юрия Всеволодовича.

Княгиня вышла проводить мужа на берёг Оки.

Удивительным был тот день. И даже трудно сказать, чем он был удивителен. Какая-то кротость была во всем: в медленном струении реки, в мягком блеске солнечного утреннего света, в молчаливом стоянии леса. В такой день неохота воевать. Почему и отчего все обрели в Муроме покой и благодушие? И все одинаково обрадовались, когда на подходе к устью Оки завидели впереди небольшой отряд всадников с высоко поднятым белым стягом.

— Бирючи!

— Переговорщики!

Воевода Еремей Глебович распорядился, чтобы передовой отряд дружинников встал цепью от леса до берега реки, а остальное воинство, исполчившись на всякий случай, встало в засаду.

Долетели звуки воинской трубы: переговорщики просили дозволения приблизиться. Юрий Всеволодович дал знак — дети боярские поставили великокняжеский стяг с ликом Спасителя. Заиграли сопели. Ударили бубны.

Камские булгары не отличались воинским духом и старались действовать не силой, но хитростью и обманом. Воспользовались междоусобием во Владимиро-Суздальской земле, захватили город Устюг. Чтобы утвердиться в нем, стали просачиваться в междуречье Оки и Волги. Неизвестно, сколь далеко подвигнула бы их алчба, если бы Юрий Всеволодович не поспешил с карающим походом.

Получив во второй раз великое княжение, ему пришлось заняться внутренним устроением, каковое было весьма запущено, пока правил брат Константин, болея и слабея с каждым днем.

Юрий Всеволодович послал с сильной ратью младшего брата Святослава. К нему присоединился сын Давида Муромского, тоже Святослав, со своими ополченцами. Объединенные полки русских не только очистили земли порубежья, но и спустились вниз по Волге на ладьях, высадились на берег против города Ошела. Около города был сделан острог, огороженный крепким дубовым тыном, за острогом находилось еще два укрепления, а между ними вал. Молодые князья соименники решили начать осаду. Святослав Всеволодович отрядил наперед своих людей с огнем и топорами, а за ними стрельцов и копейников. Одни подсекали тын, другие полагали оплоты. Сильный ветер дул прямо в лицо, так что они задыхались от дыма. Тогда второй Святослав, князь муромский, приступил с другой стороны и зажег город по ветру. Огонь бурной рекой потек с улицы на улицу. Осажденные стали сдаваться на милость победителей. Булгарский князь спасся с малой дружиной бегством, а русские ратники с богатой добычей и множеством пленных поднялись сначала к Городцу, а оттуда вернулись по домам.

Зимой во Владимир явились булгарские послы с дарами и просьбой о мире.

Юрий Всеволодович отверг дары и просьбу, сказав:

— Рать стоит до мира, ложь до правды. Нет у меня к вам, поганым, веры. Ждите летом в гости.

…И вот теперь встреча обещанная настала: ждут, решили русских на полдороге перехватить.

Булгары приближались верхом на конях, за собой вели запряженного верблюда — с дарами, надо думать. Впереди всех ехал тот самый посланник, который являлся зимой во Владимир.

— Я думал, кто, а тут все те же, — недовольно встретил его Юрий Всеволодович. — Аль ты не уразумел прошлый раз?

— Уразумел, уразумел, господин! Наш князь шлет тебе имбирь, перец, гвоздику, изюм, мак…

— Ма-ак? Эва! У нас мак три года не родил, а все голода не было.

— Не только мак. Еще посуда обливная, шелк персидский, — продолжал печально перечислять посланник.

— Э-э нет. Дешевому товару дешевая и плата. За несходную цену захотели вы мир купить.

— Мы Аллахом клянемся! — в отчаянии воскликнул посланник.

— Клятва ваша стоит и того дешевле. Если русский князь мне клянется, он целует мне крест, я ему верю, как себе. А твоя клятва — звук пустой.

Юрий Всеволодович тронул коня, давая знать, что разговор окончен.

Булгары так его и поняли. Развернулись и поскакали в сторону степи, забыв или нарочно оставив груженного дарами двугорбого верблюда. Многие дружинники впервые видели диковинное животное и с изумлением разглядывали его.

— Слюна-то сколь длинна, ровно возжа!

— Бока облезлые… и кочки, горбы ободранные.

— Глядит надменно, ха-ха-ха, будто наша знать! Много, видать, о себе понимает!

Решили забрать его с собой, привести в Городец на потеху жителям.

Но когда через неделю переправились через Волгу, увидели у стен Городца целый обоз верблюдов, запряженных в двуколые крытые возки. При них был тот же самый посланник со своими спутниками и еще несколько булгар в зеленых чалмах.

— Это попы ихние, — догадался Давид Юрьевич.

— У них разные попы-то, кажись? Муфтии, имамы…

— Муллы еще.

Русские негромко переговаривались, не зная, чего ожидать. Один из священнослужителей вышел вперед со сложенными для молитвы руками. Второй держал перед ним Коран — толстую книгу в кожаном переплете с золотыми застежками.

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Наш народ просит русских заключить мир, какой прежде был, — сказал священнослужитель, положив руку на Коран, что означало мусульманскую клятву.

— Какой прежде был? — переспросил Юрий Всеволодович, помня, что прежние условия были с большой выгодой для русских князей. — Как при моем отце и деде?

— Да, да, как при Всеволоде Большое Гнездо, как при Андрее Боголюбском.

Юрий Всеволодович призвал дьяка, у которого в ларце были уже загодя заготовленные харатии с подвешенными на них восковыми печатями великого князя. Муфтий дал знак, и его прислужник подвесил на зеленых снурках печать булгарского князя. Харатии, скрепленные печатями, имели такую же силу, как и при рукоприкладстве сторон.

Так бескровно и победно закончился тот поход. Но кроме достижения мира и получения с булгар богатой дани, он имел и другие выгодные для русских княжеств последствия.

Кроме камских булгар, досаждала своими редкими и неожиданными набегами на окраины русских княжеств жившая в лесах за Окой мордва. Хотя стала она уже оседлым народом, занималась земледелием, имела свои города и крепости — тверди, однако нравы, обычаи, быт имела такие, какие у славян были три столетия назад. Но если вятичи, дреговичи и северяне той поры, повраждовав, все же находили общий язык, то мордовские племена мокша и эрзя жили столь обособленно и непримиримо, что и не роднились меж собой, и языки имели разные, прибегали в общении к услугам толмача. И внешне они отличались: эрзяне чаще белокуры и синеглазы, мокши смуглы, с тонкими чертами лица, а телесно сложены более могутно. Одно из немногого, что было общим для всей мордвы, — их пристрастие к белому цвету.