Надежда победителя - Дэвид Файнток

– В самом деле? – удивился я.

– Да, сэр.

– Хорошо. Тогда совещание закон… – В этот момент сержант Обуту вежливо кашлянула, явно собираясь что-то сказать. Я предоставил ей такую возможность:

– Слушаю вас, сержант.

– Извините, что перебила, сэр, но мне показалось, что вас заинтересует не только средняя успеваемость, но и некоторые подробности.

– Это входит в ваши обязанности, сержант? – спросила лейтенант Бьен, вперив в сержанта леденящий взгляд.

– Нет, мэм, – внешне спокойно ответила Обуту, но я заметил, как у нее под столом сжался кулак.

Я понял, что оказался меж двух огней, и пошел на хитрость:

– Вы сделали совершенно правильное замечание, мисс Бьен, сержант Обуту исполняет обязанности секретарши и не должна вмешиваться в ход совещания без достаточных на то оснований. – Мисс Бьен обиженно поджала губы, но тут я небрежно бросил:

– Кстати, мисс Бьен, раз уж зашла речь о подробностях… Вы готовы дать информацию об успеваемости по отдельным предметам?

– Да, сэр. Конечно, готова. – Покраснев, Нгу Бьен включила свой карманный компьютер.

Пока она искала нужный файл, я встретился взглядом с секретаршей, незаметно ей подмигнул и тут же перевел глаза обратно на Бьен.

– По навигации, сэр, – начала свой доклад лейтенант Бьен, – лучше всех успевает кадет Алишия Джонс. На втором месте Джеренс Бранстэд. Не справляются с учебной программой два кадета: Арнвейл и Стриц. По истории самые высокие оценки имеют кадеты Бенгхади, Гувир и Боланд, а самые низкие – Кил Дрю и Кевин Арнвейл.

– Дрю? Где-то я уже слышал эту фамилию.

– Это тот самый, который случайно разбил кадету Эдвардсу стекло шлема, – напомнил Паульсон.

– А… – протянул я, – вспомнил. А Кевин Арнвейл дружил с Дастином Эдвардсом. Давайте посмотрим их оценки за последние три месяца.

Оказалось, их успеваемость резко снизилась после гибели Эдвардса.

– Такое бывает, сэр, – комментировал Паульсон. – Со временем подтянутся.

– А если нет?

– Тогда их придется выгнать. Не слишком ли просто?

– Перерыв, соберемся через два часа, – объявил я. Вернувшись в кабинет, я полчаса размышлял, потом вышел в приемную поговорить с сержантом Обуту.

– Почему вы заострили вопрос об успеваемости кадетов? – спросил я.

– Мне не понравилось, что лейтенант Нгу Бьен говорила только о средних показателях, словно речь шла о машинах.

– Только это?

– Видите ли, сэр, хотя воспитание кадетов не входит в мои обязанности, я иногда говорю с ними о том о сем; порой они изливают мне свои души. Возможно, потому, что я женщина, а им так не хватает материнского тепла. Однажды я шла по коридору, когда Кил Дрю мыл пол.

Я остановилась, поговорила с беднягой. Это было спустя два дня после гибели Эдвардса.

– Понимаю, как ему тяжело.

– Очень тяжело! – воскликнула Обуту. – Кил убит горем. Он разрыдался и долго не мог успокоиться.

– Вам удалось его утешить?

– Такое горе быстро не проходит. Я говорила с ним в тот же день вечером, потом еще два раза.

– Вам надо было идти в психологи.

– Боже упаси! Знаете, сэр, в Академии с кадетами обращаются как со взрослыми, а они ведь еще дети. Многим подросткам здесь трудно.

– Знаю.

– Еще при Керси мне приходилось видеть, как из этого кабинета, теперь вашего, после порки выходят кадеты. Как жалко на них смотреть! Мне кажется, взрослые забывают, что они сами были детьми.

– Поверьте, я хорошо помню кадетскую жизнь. Могу вам признаться, она казштась мне невыносимой. Вы так добры, мисс Обуту.

– Спасибо.

– А она – жопа.

Сержант ошалела, но быстро взяла себя в руки.

– Мисс Бьен? Возражать против такой характеристики было бы с моей стороны невежливо… Хотя, почему бы и не возразить? Возможно, она просто увязла в канцелярщине. Работай мисс Бьен с кадетами, а не с бумагами, тогда, возможно, она воспринимала бы их горести совсем по-другому.

Мне стало стыдно. Как я мог так обозвать лейтенанта? Как мог так плохо о ней подумать?

– Вы правы, – согласился я.

Мы снова собрались в конференц-зале. Совещание продолжалось.

– Итак, взвалить на него дополнительные обязанности, загрузить работой, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Чем еще мы можем помочь кадету Дрю? – спросил я.

– Разве в нашем распоряжении есть другие средства? – ответил вопросом Паульсон.

В самом деле, Академия – не госпиталь, в нашем распоряжении есть только армейские способы «поправлять» мозги. Но это мою совесть не успокаивало.

– Давайте послушаем, что скажет его сержант, – предложил я.

– Сержант? – удивился Паульсон.

– Да, сержант Радс. Вызовите его.

– Но сержанты не участвуют в совещании офицеров, – возразил Кроссберн. – Традиции не позволяют…

– Мисс Обуту, вызовите, пожалуйста, сержанта Радса, – приказал я.

Радс прибыл всего через несколько минут.

– Да, кадет Дрю очень переживает, – подтвердил он.

– Как вы считаете, справится он со своим горем без посторонней помощи? – спросил я.

– Должен справиться, если хочет стать гардемарином.

Я встал, начал расхаживать по залу.

– Позиция флота в таких случаях однозначна, – рассуждал Паульсон. – Ведь мы обучаем по жесткому принципу: или плыви, или тони, слабаки нам не нужны. Я понимаю, что Дрю мучается, считая себя виновным в гибели товарища, но он должен научиться обуздывать свои чувства.

– Действительно, у нас ведь не детский сад, чтоб нянчиться с кадетами, – вторил ему Радс. – В трудную минуту их следует подбадривать, но не будем же мы опекать их всю жизнь. Кадеты должны учиться самостоятельности. Чем быстрее они повзрослеют, тем для них лучше. Я думаю, вполне достаточно загрузить Кила Дрю работой.

– Так уж и достаточно? – усомнился я.

– Не совсем, сэр. Я время от времени беседую с ним, как и с Арнвейлом. Кстати, Арнвейл переживает сильнее, ведь Эдварде был его другом. Должен вам сказать, и Арнвейл, и Дрю прекрасно понимают, что флот – военно-космический и потери здесь неизбежны. Так что со временем они придут в себя.

– Если позволите, я… – начал Кроссберн.

– Не позволяю, – оборвал я.

– Есть, сэр. – Кроссберн скорчил обиженную рожу.

– Ну что ж, наверно, лейтенант Паульсон и сержант Радс правы. Так и поступим с кадетами, – заключил я.

Не наверно, а точно. Их правоту подтверждают все сто семьдесят лет существования космического флота.

9

Утром мы с лейтенантом Бьен и двумя сержантами повели кадетов «наружу», то есть за пределы купола в лунный вакуум на тренировку. На этот раз мы принимали все мыслимые меры предосторожности. Я, словно наседка, внимательно следил за каждым движением кадетов – не дай Бог опять кто-то из них погибнет. Все обошлось, тренировка прошла нормально. Зато когда мы вернулись в шлюз, я чувствовал себя вконец измотанным.

Я устало вылез из скафандра, повесил его на вешалку и вдруг осознал, что кадеты какие-то притихшие. В чем дело? Обычно после тренировки они весело делятся впечатлениями, а сегодня почему-то… Один из них уронил шлем. В тишине треньканье по твердому полу показалось особенно громким. Растяпа, уронивший шлем, съежился под моим взглядом. Что с ними? Неужели они так напуганы гибелью Эдвардса? Как только мы с лейтенантом Бьен остались наедине, я решил поинтересоваться ее мнением.

– Конечно, они не в себе, – криво улыбнулась она. – Но уже на следующей тренировке они будут совсем другими.

– Почему вы так решили?

– Потому что на следующей тренировке вас не будет. – Ее улыбка расширилась до ушей. – Разве вы не заметили, как кадеты смотрят на вас? Они вас боятся!

Что ж, страх перед начальником Академии объясним. Возможно, он даже необходим для поддержания дисциплины. Но не слишком ли меня боятся? Выглядеть зверем не очень приятно.

Вечером я дал Обуту задание организовать мне полет на учебную орбитальную станцию и пошел домой. Для подобных полетов у Академии есть свой маленький шаттл. Я еще не знал, сколько времени пробуду на станции, но сейчас это не имело значения – я мог вызвать шаттл и вернуться в Фарсайд в любой момент.

Едва я улегся спать, раздался телефонный звонок.

– Можете лететь завтра сразу после завтрака, – доложила Обуту. – Пилотом будет мистер Трайн.

– Хорошо.

Я лежал и думал об Анни. Может быть, позвонить ей прямо сейчас? Или терпеливо ждать, когда она сама мне позвонит? Будем ли мы с ней когда-нибудь жить вместе нормальной семьей? В таких невеселых думах я незаметно уснул.

Утром, как обычно, я вошел в столовую и сразу сказал:

– Садитесь, джентльмены. – Четыреста восемьдесят кадетов сели. Я подошел к круглому столу. – Доброе утро.

– Доброе утро, сэр, – ответил Джент Паульсон. Я потянулся к кофейнику, но Паульсон меня опередил, налил и мне и себе.

– А где остальные? Где мисс Бьен, мистер Кроссберн? – поинтересовался я, приступая к рулету.