Океан для троих (СИ) - Минт Реджи

И Дороти решилась, притянула к себе за плечо, словно Морено от нее собирался сбежать. Неловко, но, кажется, не одной ей было странно, потому что теперь она ощутила, что тот тоже дышит через раз, точно сдерживается, а потом Пес, не выдержав, шепнул:

– Ну же! Демон тебя побери, Дороти…

И где-то внутри будто взорвался пороховой склад, в котором до поры хранилось все удовольствие. Потому что стоило Дороти качнуться вперед – буквально на долю дюйма – и коснуться чужих губ, как ее пробрало острым, почти нестерпимым возбуждением. На миг показалось, что еще никогда в жизни она так не хотела – точно во все тело впрыснули афродизиака.

Кожа горела, словно натертая перцем, а щеки наверняка полыхали сильнее всего.

Но тут уже Морено сам прижался сильнее, надавил на губы своими сухими губами и, получив ответ, глухо и низко замычал, точно ему тоже было так же мучительно хорошо, как и Дороти. И от этого невольного звука удовольствие стало будто острее. Она никогда еще не целовалась так жадно и жарко до этого. Никогда еще чужие ласки не рождали в груди такую лавину ощущений, которая тут же катилась ниже, заставляя отзываться низ живота. Настолько сильно, что Дороти испугалась и заставила себя отодвинуться – ненамного, все-таки для двоих койка была слишком узка.

– Морено…

– Дороти. – Тот наконец разжал пальцы, выпустив ткань рубахи из хватки, но не отодвинулся, а продолжил прижиматься горячим боком. – Не думал, что чтение мне так придется по душе.

– Я не то чтоб особо готова к урокам, – Дороти потрогала сначала распухшую скулу, а потом губы, на которых оседало чужое дыхание. – Но постараюсь объяснять доходчивее.

Морено взгляда не отводил, смотрел тяжело, как атаку планировал. Почему-то некстати вспомнилось, что если Черный Пес сведет лопатки, то татуированные щупальца у него на спине почти встретятся, а еще у него под плотной тканью штанов тоже татуировка, и там… Дороти сглотнула, представлялось все ярко, только вот в слова не облекалось, хоть режь.

– Не корабль, а богадельня под парусами, – хмыкнул Морено. – То я лежу доской, а ты подо мной простыни меняешь, то уже сам примочки таскаю для командорского личика.

– Могло быть хуже.

– Сомнительно. Куда уж хуже. Кстати, как часто ты собираешься меня учить?

Дороти внезапно ощутила, что Морено поглаживает ее по бедру – рассеянно, легко. Но от каждого вверх-вниз словно искры разбегаются.

– У тебя цепкая память, я думаю, мы управимся за день. Если не отвлекаться.

– Легче леопарду стереть пятна. Расскажешь, как мы будем заманивать Призрака в капкан?

Дороти смотрела, как Черный Пес хмурится, произнося слова, а на ум лезло нечто другое.

Она сама не поняла, как снова склонилась к Морено и, прежде чем опять коснуться его губ, успела сказать:

– Расскажешь, что спрятал на “Каракатице”?

Морено словами отвечать не стал, но следующий поцелуй вышел жестким и еще более жарким, хотя казалось куда уж. Но теперь первым его закончил Морено. И только тогда Дороти ощутила резкую боль в лопнувшей губе и медный привкус крови. Непонятно чьей.

Снаружи кипела жизнь. Нужно было вставать, умываться и, несмотря на тошноту с головокружением, прокладывать новый курс.

Морено сидел рядом и молчал. То ли решался рассказать про груз на “Каракатице”, то ли думал, как вытянуть план из Дороти.

Дороти разрешила себе полежать еще ровно минуту и прикрыла глаза.

Ожидаемые праведные призраки, грозящие гееной огненной, почему-то не явились, зато незаметно подкрался сон.

Она еще почувствовала, как Морено лег рядом, но просыпаться сил уже не было.

Снился Доран. Он играл в карты с Черной Ма, и на руках у него был пиковый король.

Глава 15. Разговоры и ножи

День вышел по всем меркам странным.

Проснулась Дороти в одиночестве, с ломотой в висках, но четким планом действий в мыслях.

В виде компенсации за головную боль ее ждал чай. Черный, как сердце Морено, и холодный, как океанские глубины. Вкусный.

Из радостных известий было то, что заплывший от дружеского приветствия столешницей глаз открылся и стал видеть, а плечо со скрипом, но все же двигалось, а это значит, что обошлось без серьезного ушиба. Но стоит быть осторожнее.

Морено, по видимости, ушел почти сразу – через дверь долетали его отрывистые команды и вторящий им утробный бас Саммерса.

На корабле кипела привычная работа, ей не мешали ни холодный туман, ни усиливающееся волнение моря.

Фиши, который дремал, опираясь на штурвал, при приближении Дороти вздрогнул, проморгался, с удивлением и уважением осмотрел синяки на лице начальства, но промолчал.

Поджав губы, принял расчет курса, вгляделся в значки, удивленно пошевелил бровями, но вопросов задавать не стал, а послушно положил “Свободу” на галс. Потом неспешно забил трубку, пока остальная команда с ругательствами поднимала и закрепляла все то, что попадало от резкого маневра, и сказал вполголоса, вроде бы ни к кому не обращаясь:

– Я простой человек, командор. Не благородных кровей, без манер, без академиев. Но даже простой человек знает слово “спасибо”. Ты протащила нас через этих тварей невредимыми, да еще взяла на прикуп жизнь кэптена. За всех не скажу, но я тебе обязан, командор. Так что случись какая заварушка, где мне придется выбирать сторону, на тебя я не попру. Оно, конечно, если ты против кэптена затеешься – меня за плечом не жди, но вот в остальном – я твой до последней крупицы табака. И честное слово, никогда не думал, что буду говорить такое алантийке, которой море и кортик подал папашка на парадной салфетке.

– А ты невысокого мнения о королевском флоте, Фиши, – Дороти на резкости не обиделась – сказанное раньше было важнее.

– Я двадцать лет в нем служил, так что попробуй меня удивить чем-то, командор, и я подарю тебе свою любимую трубку.

– Поглядим.

Дороти прогулялась по кораблю, проверяя, все ли в порядке, хотя особой нужды в том не было. Впрочем, прогулка дала свои плоды: она получила пять коротких отчетов о том, о чем не спрашивала, от тех, у кого не интересовалась. Хиггинс доложил, что большой парус проходит еще месяц и должен уйти под замену. Абордажники рассказали о проблемах с крючьями и топорами, на которых железо оказалось настолько худым, что раскрошилось. На камбузе все хорошо и в дальнейшем будет прекрасно, особенно если к нему не будет приближаться Морено. Орудия полностью готовы, но левый борт предпочтительнее. Течи в трюмах есть, но помпы справляются: на ближайшей стоянке понадобится пара часов, чтобы законопатить прочнее. Дорисовал картину Саммерс, который гранитной громадой воздвигся за плечом и траурно поведал, что на корабле полный порядок.

Командору Дороти Вильямс делали реверансы и даже особо не скрывали за что.

Морено, который следил за тем, как крепят неподвижный такелаж, эти пляски видел, и судя по мрачному выражению на лице, удовольствия они ему не приносили. Несмотря на все выверты судьбы, Черный Пес был обязан Дороти жизнью, и то, что его команда это признавала, хорошего настроения пирату не добавляло.

Закончив с делом, Морено направился к Фиши, который его важно поприветствовал, но направление нового курса говорить отказался, послав кэптена к командору.

Дороти, которой бриз принес весь разговор до последнего слова, улыбнулась, за что и была тут же наказана – незажившую скулу продернуло такой болью, что она поклялся не улыбаться до конца своих дней. Ну или хотя бы до того момента, когда они достигнут цели.

Поединок между Черными Псом и любопытством продлился полчаса – ровно столько ушло у Дороти на то, чтобы позавтракать, сложить салфетку, причесаться заново – на палубе ветер растрепал волосы, запудрить синяк, с радостью убедиться, что отек почти спал, пододвинуть к себе карты и навигационные приборы.