В капкане - Дмитрий Линчевский

— Понял, командир, — кивнул зверовод. — Но, если что, я могу и шмальнуть, — он потряс двустволкой.

— Шмалять ни в кого не надо. Я их с пистолетом возьму.

— Но если перестрелка, я тебя огоньком прикрою.

Тем временем, в доме Петровича открылась дверь. На крыльцо вышли оба старика. Тот, что был в каракулевой папахе, воровато осмотревшись, быстро зашагал к воротам.

— Почему он его выпустил? — ничего не понимая, произнес Полынцев.

— Как выпустил? — удивился директор.

— Просто. Выпустил.

— Вот так номер! А как же?!

— Значит, так. Задерживаем сами. Действуем, как договорились. Вы справа, я слева. Погнали!

Две тени стремительно метнулись к выходу

В это время старик в папахе подошел к машине, резко открыл дверцу и, что-то сказав не по-русски, неуклюже забрался в салон. Джип, взвизгнув стартером, оборотисто взял с места…

Директор выскочил из-за дома в тот момент, когда машина уже подъезжала к окнам.

— Стой! — сипло крикнул он, нечаянно (видимо, от нервного возбуждения) нажав на спусковой крючок.

Выстрел громыхнул, как взрыв.

Крупная дробь горстью вошла в колесо джипа.

Прокатившись еще метров 40–50, тот потерял спесь и, накренившись на бок, захромал по дороге.

Из кабины выскочил человек с пистолетом в руке, прыгнул в кусты и, клацнув затвором, не целясь, выстрелил.

Директор тут же залег под яблоньку, начал отползать к забору.

Полынцев после первого же выстрела развернулся и бросился на помощь звероводу. Что там случилось? Ведь сказано было — просто стоять.

Обегая дом, он услышал ответную стрельбу. «Кажется, ТТ, — быстро пронеслось в голове. Серьезная штука, мощная — любимое оружие у бандитов».

Директор лежал за забором, меняя патроны в стволах.

— Врешь, гад, не уйдешь! — хрипел он, взводя курки.

Отступать без боя зверовод, как видно, не собирался.

— Похоже, они прикрытие оставили! — крикнул Полынцев, подбежав к нему сзади. — Уползайте отсюда! Я сам.

Пуля тотчас расщепила штакетину над его макушкой.

Ружейный выстрел в ответ остриг кусты над головой противника.

— Врешь, гад, не возьмешь! — не реагируя на команды, перезаряжался директор и снова разил цель.

Грудь его крест-накрест перетягивали два патронташа, голову закрывал капюшон штормовки. Ему бы алую ленту — и вылитый красный партизан.

Судя по эмоциональному накалу и скорости, с которой зверовод производил залпы, можно было предположить, что по улице наступает взвод вражеских автоматчиков.

Правда, выстрелы из ТТ звучали не менее часто. Вероятно, с патронами у бандита все было в порядке.

— Я обойду его с фланга! — крикнул Полынцев, видя, что партизана не остановить.

— Давай, командир, — я его из кустов не выпущу. — Жаль, что патрончиков маловато. Но ничего, продержимся.

— Из-за укрытия не высовывайтесь, позицию меняйте.

Скинув фуражку, Полынцев бросился в огороды.

Петляя меж яблонь, он быстро миновал первый дом, перепрыгивая через кусты, обежал второй и, растоптав морковные грядки, очутился в саду третьего. Стрельба из ТТ слышалась где-то поблизости.

Забежав во двор, он прильнул к щели в воротах. Видимость была не ахти какая, но огневую вспышку в кустах все же заметил. Открывать двери нельзя — слишком броско. Карабкаться наверх — долго и неудобно. Взглянув под ноги и заметив вставленную под воротами доску (заслонявшую выход для кур), он отбросил ее в сторону и упал на живот.

Улица просматривалась полностью, правда без верхней части домов. Но этого и не требовалось.

В следующий миг бандит, сделал выстрел, обозначив себя.

Полынцев выдохнул и дважды нажал на спусковой крючок.

Наступила тишина…

Он немного подождал: не мелькнет ли движение, не раздастся ли залп.

Но нет, видимо, попал в цвет.

Вскочив на ноги, снова бросился в огороды, нагонять уехавших бандитов…

Джип медленно хромал, приближаясь к выезду из села.

Полынцев, преодолев забор крайнего дома, выскочил на обочину дороги и встал полубоком, укрывшись за телеграфным столбом.

Позиция не самая удачная, но, все же, лучше, чем открытое место. Для короткого боя сойдет.

— Стоять! — крикнул он, сделав предупредительный выстрел вверх.

Машина продолжала двигаться.

Он опустил ствол и, наспех прицелившись, всадил две пули в мощный мерседесовский двигатель.

Тот замер, будто подавился.

Секунду-другую ничего не происходило.

Потом щелкнули центральные замки, двери осторожно приоткрылись и в проемах показались поднятые руки старика и водителя.

Собаки зашлись яростным брешем. В домах загорелись окна…

Директор лежал на углу забора, уткнувшись лицом в землю. На капюшоне его темнело огромное кроваво-влажное пятно.

Петрович перевернул тело на спину, нащупал пульс.

— Нет, «скорая» ему не нужна, — сказал он со вздохом.

Стоявший рядом длинноволосый парень захлопнул крышку мобильного телефона.

— Тот тоже готов, — кивнул он на кусты, где укрывался бандит…

Полынцев вел по улице старика и водителя, скованных наручниками. Они хмуро озирались по сторонам, бросая отрывистые гортанные фразы на незнакомом языке.

— Организуй охрану места происшествия, — сказал Петрович юноше, поднимаясь с колен. — Я пойду этих определять.

1941 г.

Как мама и обещала, в скором времени они уехали из родного города.

Впервые в жизни Коля попал в чужие края. Сизые горы, мохнатые леса, каменистые ущелья, звонкие речушки, фрукты, орехи, виноград — вот чем встретил гостей удивительный край, который назывался Кавказом.

Здесь говорили на непонятном языке, мужчины ходили с кинжалами, а женщины прикрывали лица платочками. Маму перевели сюда работать в детский санаторий. Дали большую комнату в доме для сотрудников, прикрепили к местной столовой. Коле понравилось, как здесь кормили: по четыре раза в день и всегда вкусно. Буквально за неделю он облазал все окрестные леса, перекупался во всех речках, дважды забирался в горы. Дружбу водил с детьми из санатория. Несмотря на то, что многие из них были нездоровы, играть не отказывался никто. Все было хорошо, пока не наступило 22 июня. А потом все стало плохо.

Известие о начале войны резко изменило жизнь санатория, сделало ее строгой, суровой, безрадостной. Мужчин-врачей сразу забрали на фронт, остались только женщины да старый кочегар, который рассказывал Коле о том, как храбрые джигиты дружно встанут на пути фашиста и ни за что не пустят его на родную землю. Однако вышло не так.

В скором времени в небе стали кружить немецкие самолеты, в лесах появились вражеские диверсанты.

Однажды мама поехала за медикаментами в город… и больше не вернулась. Машина подорвалась на мине.

Коля остался один.

Глава 17

Петрович сидел на кухне с поникшей головой. Напротив стоял Полынцев, заложив руки за спину, сверля его лысину строгим, пасмурным взглядом.

— Ну что, закончилась ваша игра?

Старик кивнул.

— Вроде бы.

— Ну и как результат? Устраивает?!

— Зря вы стали машину задерживать. Мы бы их потом всех взяли.

— Почему вы этого хачика выпустили, черт бы вас подрал?! Почему сами сработали не по плану?!

— Это моя вина. Но я бы ее исправил. Кто ж знал, что такое совпадение выйдет. Во сне не приснится.

— Я жду объяснений.

— Это длинная история.

— Постарайтесь изложить короче.

— Короче не выйдет, она с войны начало берет.

— Хоть с Рождества Христова. Я жду.

— Ну, что ж, рассказывать, так рассказывать, — тяжело вздохнул Петрович и поднял голову, — слушайте… В детстве я какое-то время жил на Кавказе…

— Вот так новость? — с удивленьем присвистнул Полынцев. — Интересные связи выплывают.

— Да нет. Совсем не то, что ты думаешь. Мать мою перевели туда работать. Она была врачом, малышей лечила. Послали ее в детский санаторий — у них там педиатров не хватало. Это было, аккурат, в июне 41-го. Там и застала нас война… Однажды мать поехала на склад, получать медикаменты. Машина взорвалась на мине… Я остался сиротой…

Через неделю, или полторы отправили меня в детский дом, в город Ейск. Правильно сделали, что отправили: там тоже были дети-сироты, с ними легче горе забывалось. Отошел, вроде бы, немного оттаял, улыбаться начал, с ребятами играть. А вскорости на Кавказ пришли немцы. Стали, как водится, помещения под свои комендатуры подыскивать. Заглянули и к нам. Видно, понравилось им тут. Погавкали меж собой, походили, посмотрели, уехали.

На следующий день во двор десятка полтора машин набилось. Выходит переводчик и говорит: «Дети, мы отвезем вас в другое место, там вам будет тепло и сытно, будете кушать шоколад и конфеты». Тут бы надо сказать, что на Кавказе к немцам относились не так, как во всей России.