Рассказы - Михаил Михеев

Она слышала, как Савченко где-то далеко звал ее: «Вика, Вика!» — и не откликнулась.

Почему вдруг она согласилась поехать с ним? Вероятно, от обиды на Заячкина...

Хотя, если бы сейчас там, в лесу, звал ее он, Заячкин, она не пряталась бы здесь.

Да и вообще тогда все было бы иначе...

Вика вспомнила, как ей всегда хорошо было с Заячкиным. Он такой скромный и застенчивый... Такой милый...

И такой бестолковый! Почему он не проводил ее после концерта? Она же не хотела идти с Савченко. Как плохо, когда человек недогадливый...

Вика подперлась кулачком и пригорюнилась.

Может быть, он и не собирался ее провожать, а ей только показалось. Он ни разу не сказал «люблю!», даже когда они поцеловались на скамейке в парке. Может быть... она ему вовсе не нравится?

Стало совсем тоскливо, и Вика чуть не расплакалась. Она опустила руку и сорвала большую ромашку, которая так и тянулась к ней из травы, прямо возле ее ног.

Машинально стала обрывать лепестки.

Любит... не любит...

Белые лучики падали ей на колени. Все меньше их на цветке. И все тревожнее на сердце. Вика вдруг подумала: пусть будет правдой то, что ей ответит ромашка. Невинная забава сразу же приобрела таинственный смысл. Ведь это же очень важно знать, любят тебя или нет?..

Вика все медленнее, все пугливее отрывала лепестки. Их уже совсем немного, уже можно догадаться, но ей страшно заглянуть вперед.

Любит... не любит...

Наконец на желтенькой шляпке остался один-единственный лепесток, и единственное слово замерло у Вики на губах. Она вскочила и прямо через лес бросилась к шоссе...

Заячкин сидел возле гудящей машины и смотрел, как из продолговатого отверстия сумматора медленно движется бумажная лента, на которой «САМА-110» сейчас напишет свой ответ.

Он затаил дыхание.

Под веселое подмигивание неонок решалась его судьба.

Заячкину страшно захотелось заглянуть в начало ответа, но он собрался с силами и стал дожидаться конца.

Машина щелкнула последний раз.

Погасли красные огоньки неонок. Заячкин медленно потянул к себе бумажную ленту.

На всех сорока ее порядках стояли нули.

Сорок порядков — сорок нулей.

Сорок «не любит!»

Заячкин с тупой обреченностью смотрел на бумажную ленту. Опустевшую душу медленно заполнял арктический холод.

Он слышал, как скрипнула и отворилась дверь, почувствовал, как чьи-то руки обняли его за шею.

— Дима!..

Заячкин не шевелился.

— Дима, ну не сердись. Я совсем не хотела идти с Савченко... но ты сам... я так обиделась и поехала с ребятами... Я нашла там ромашку...

— Какую ромашку? — прошептал Заячкин.

— Обыкновенную, вот она... Я ворожила: любит, не любит... Глупая, правда?.. Видишь, остался один лепесток,— любит! Это правда, Дима?.. Ну, что же ты молчишь?..

Которая ждет

1

В белом небе возникнет стремительный след,

Будет спуск протекать по спиралям крутым,

Я вернуть постаревшим на тысячу лет

И таким же, как прежде, почти молодым...

(Стихи в эпиграфах из поэмы Е. Лучковского «Про любовь».)

Город праздновал День Планетолетчиков.

Его многомиллионное население вечером вышло на улицы. Люди заполнили парки, бульвары, стадионы. Толпами стояли у громадных экранов уличных телевизоров. Сидели за столиками закусочных автоматов. Просто бродили по зеленым аллеям бульваров, слушали музыку.

И ждали...

Все свои сообщения Совет Звездоплавания обычно приурочивал к этому дню...

Разноцветные, юркие, как мыши, электробусы бесшумно сновали по улицам. Их было множество, но пешеходы безбоязненно пересекали улицы — скорость электробусов была невелика. Постановление о снижении скорости ввели сравнительно недавно. Человечество умнело быстро, но мудрым делалось медленно и не сразу дошло до истины: глупо убыстрять темп своей жизни до такой степени, что каждую секунду рискуешь эту жизнь потерять. Рациональная планировка городов, разумные условия общественной жизни избавляли горожан от необходимости совершать ежедневные многокилометровые поездки.

Люди постепенно отвыкали от излишней суеты и торопливости и научились ходить пешком.

Впрочем, кто очень спешил, мог спуститься в метро. Город протянулся более чем на сто километров, по подземный электропоезд пробегал это расстояние — с тремя остановками — за пятнадцать минут...

Городские аэродромы ежедневно принимали и отправляли около сотни воздушных кораблей. Трассы их проходили далеко за городом. Шум реактивных моторов уже не беспокоил горожан, небо было ясное и чистое, ни один дымный след не перечеркивал его голубизну.

Нарушать этот порядок разрешалось один раз в год, в День Планетолетчиков, и единственному в мире кораблю...

Он летел медленно, тускло поблескивал в лучах заходящего солнца,— старый огромный планетолет. Из его кормовых дюз с грохотом вырывались длинные красивые языки пламени, но сам он плыл тихо и спокойно, как старинный дирижабль. Он шел не на тяге реактивных моторов — мощные вертикальные винты, невидимые с земли, поддерживали его в воздухе и двигали вперед.

Грохочущее пламя из дюз было декоративным.

Да и сам планетолет оставался только праздничной декорацией. Закопченный, изъеденный космической пылью, с обгорелыми и помятыми дюзами — старый ветеран эпохи начала освоения Космоса. Когда-то на нем люди впервые долетели до Марса и вернулись обратно. По тем временам это был трудный и опасный полет.

Сейчас на Марс еженедельно ходили грузо-пассажирские корабли, и школьники писали сочинения на тему: «Что я видел на Марсе».

За прошедший век люди побывали на многих планетах солнечной системы. Новые, современные звездолеты уже штурмовали бездны Галактики. Звездолетчики покидали Землю и надолго терялись в бесконечном океане Космоса. Их терпеливо ждали на Земле. Некоторых не ждали. На гранитном обелиске Вечной Славы прибавлялись начертанные золотом новые имена...

Уже поздно вечером динамики передали сообщение Совета Звездоплавания. Оно было кратким, категорически ясным и, как всегда, породило много разговоров, беспокойств и сомнений.

Каждому жителю Земли стало известно, что через месяц с Центрального Космодрома в далекий поиск в глубины Галактики отправится новейший звездолет «Поток». Он проведет в пути десять лет, но вернется, когда по земным часам пройдут уже два с половиной столетия.

Экипаж звездолета — двенадцать человек.

Командир корабля и его заместитель — опытные космонавты, уже побывавшие на планетах солнечной системы. Остальные десять человек — молодежь, воспитанники Высшей Школы Звездолетчиков...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});