Милые кости - Элис Сиболд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подняла глаза к верхушкам деревьев, которые, на многие мили вокруг, были самыми высокими точками здешних мест. Мама с бабушкой не заметили, как оказались на вершине холма, обойденного новой застройкой; здесь обитали только редкие старики-фермеры.
— Не могу рассказать, что со мной творится, — сказала она. — Ни одной живой душе.
Солнце катилось по склону, маня их за собой. Они не оглядывались по сторонам. У мамы на глазах последнее мерцание света кануло в придорожную лужу.
— Не знаю, как быть, — вздохнула она. — Теперь все кончено.
Бабушка могла только гадать, что значит «все», но не стала допытываться.
— Может, пора вернуться? — осторожно предложила она.
— Куда? — спросила моя мама.
— Домой, Абигайль. Пора двигаться к дому.
Они развернулись и пошли в обратном направлении. Постройки, следовавшие одна за другой, были одинаковыми, словно близнецы. Только «аксессуары», как выражалась моя бабушка, служили знаками отличия. Она, хоть убей, не понимала, что хорошего в таком захолустье, где по доброй воле поселилась ее родная дочь.
— У развилки сделаем небольшой крюк, — сказала моя мама. — Пройдем мимо.
— Мимо его дома?
— Да.
Я видела, как бабушка Линн послушно следует за моей мамой.
— Обещай больше не встречаться с этим типом, — потребовала бабушка.
— С каким?
— С которым ты связалась. Вижу, до тебя не дошло, к чему я вела речь.
— Ни с кем я не связалась. — Мамины мысли, как птицы, порхали с одной крыши на другую. — Послушай, мама. — Она словно что-то вспомнила.
— Да, Абигайль?
— Если мне понадобится ненадолго уехать, можно будет пожить в папином домике?
— Ты все пропустила мимо ушей?
В воздухе поплыл какой-то запах, и мамины растревоженные мысли снова разлетелись по сторонам.
— Кто-то курит.
Бабушка Линн вытаращила глаза. От прагматичной, чопорной матери семейства, какой она привыкла видеть свою дочь, не осталось и следа. Перед ней стояла легкомысленная, рассеянная вертихвостка. На такую не было смысла тратить слова.
— Сигареты не здешние, — определила моя мама. — Давай-ка проследим, откуда ветер дует!
На глазах у изумленной бабушки моя мама пошла на запах,
— Ты как хочешь, а я — домой, — отрезала бабушка Линн.
Но маму было уже не остановить.
Вскоре она обнаружила источник ароматного дымка. Оказалось, это Руана Сингх, стоявшая у себя за домом под прикрытием раскидистой ели.
— Добрый вечер, — окликнула моя мама.
Вопреки моим ожиданиям, Руана не вздрогнула. Она давно воспитала в себе полную невозмутимость. В самых разных ситуациях — будь то приход полицейских с подозрениями в адрес ее сына или званый ужин, на котором ее муж выступал, как на ученом совете, — она и бровью не вела. В тот день она сказала Рэю, чтобы тот шел к себе, а сама незаметно выскользнула через черный ход.
— Миссис Сэлмон, — признала ее Руана и выдохнула густой сигаретный дым; увлекаемая теплом ее голоса и этим запахом, моя мама пожала протянутую руку. — Рада вас видеть.
— У вас гости? — спросила мама.
— У мужа гости. А я так, по хозяйству.
Моя мама улыбнулась.
— Не лучшее место для жизни, — сказала Руана.
Их глаза встретились. Мама кивнула. Где-то позади плелась по дороге ее собственная мать, но сейчас они с Руаной оказались на тихом островке, вдали от континента.
— У вас не найдется закурить?
Конечно, конечно, миссис Сэлмон. — Пошарив в кармане длинного черного жакета, Руана выудила пачку сигарет и зажигалку. — «Данхилл». Годится?
Закурив сигарету, мама вернула Руане синюю пачку с золотой фольгой.
— Меня зовут Абигайль, — сказала она, затягиваясь. — Называйте меня, пожалуйста, Абигайль.
Рэй сидел без света у себя в комнате и вдыхал запах материнских сигарет, которые изредка поворовывал. Мать делала вид, будто не замечает, а он делал вид, будто не догадывается, что она курит. Снизу доносились голоса: отец и его коллеги громко спорили на шести языках, иронизируя над предстоящим праздником — типично американской выдумкой. Рэй не догадывался, что наши матери стоят рядом у них на лужайке, а я вижу его сквозь оконное стекло и вдыхаю тот же табачный дымок. Вскоре, отвернувшись от окна, он зажег прикроватную лампочку и взялся за книгу. Миссис Макбрайд задала им подобрать сонет, по которому надо будет написать сочинение; пробегая глазами строчки антологии, он то и дело возвращался мыслями к минувшим событиям, которые хотел повернуть вспять. Если бы он просто взял да и поцеловал меня над сценой актового зала, все могло бы обернуться по-другому.
Бабушка Линн двигалась курсом, указанным моей мамой, и вскоре увидела тот самый дом — дом, который они пытались забыть, живя в двух шагах. «А ведь Джек был прав», — подумала она. Даже в темноте от стен дома исходило какое-то зло. Бабушка поежилась. В траве стрекотали кузнечики, над клумбой роились светлячки. Тут ее как ударило: дочку можно только пожалеть. Она живет в вакууме — иносказания об интрижках покойного отца тут не помогут. Утром надо будет ей сказать, что отцовский домик всегда в ее распоряжении.
Ночью маме приснился, как она для себя решила, сказочный сон. Она перенеслась в Индию, где никогда не бывала. На дорогах стояли оранжевые разделительные конусы, а в воздухе парили бирюзовые стрекозы с золотыми рожицами. По улицам вели юную девушку. У погребального костра ее завернули в белое покрывало и подняли на помост. Яркое пламя, охватившее хрупкую фигурку, утопило мою маму в легкой, неземной эйфории. Девушку сжигали заживо, но зато у нее было тело, чистое и целое.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Целую неделю Линдси следила за зеленым домом, действуя методами моего убийцы.
Она согласилась в течение года тренироваться вместе с мальчишками-футболистами, чтобы достичь цели, которую поставили перед ней мистер Дьюитт и Сэмюел: пробиться в футбольную лигу игроков среднго школьного возраста, куда девчонок прежде не допускали. Чтобы ее поддержать, Сэмюел ходил с ней на тренировки, хотя и без всякой надежды на какие бы то ни было достижения; по его словам, он мог претендовать разве что на титул «самого быстрого парня в бутсах».
Бегал он классно, при том что в упор не видел площадку и не попадал пр мячу. Когда команда выходила на пробежку, Линдси украдкой присматривалась к дому мистера Гарви, а ничего не подозревающий Сэмюел ровно бежал впереди, задавая ей темп.
Из зеленого дома на улицу смотрел мистер Гарви. При виде девочки, которая косилась в его сторону, у него начинался зуд. Надо же: почитай, год прошел, а Сэлмоны все никак не отвяжутся.
В других городах и штатах нечто подобное уже случалось. Девчонкины родственники его подозревают, а остальные только руками разводят. Запудрить мозги полицейским — плевое дело: достаточно изобразить покорную невинность, приправить ее интересом к расследованию и с доброжелательным видом подкинуть пару бредовых советов. Когда приходил детектив Фэнермен, удалось к месту ввернуть имя этого сопляка, Эллиса; а уж прикинуться вдовцом — это верняк. Покойную жену он привычно лепил с последней жертвы, от которой у него еще текли слюнки, а окончательное решение подсказывал, разумеется, образ матушки.
Во второй половине дня он, как правило, на часок-другой выезжал из дому. Делал необходимые покупки, а потом отправлялся в парк Вэлли-Фордж, где бродил по мощеным аллеям и утоптанным дорожкам: глядишь — навстречу попадется стайка школьников, приехавших на экскурсию в домик Джорджа Вашингтона или в его же имени мемориальную часовню. Умилительно, когда дети тянутся к истории. Пытливо изучают бревенчатые срубы, как будто жаждут найти серебристый волосок из парика Джорджа Вашингтона.
Иногда экскурсоводы или учителя замечали, что он наблюдает за детьми — на вид не злодей, но все же неизвестно кто, — и начинали сверлить его настороженными взглядами. У него наготове была тысяча объяснений: «Когда-то я привозил сюда своих детей», «Здесь я познакомился со своей будущей женой». Главное — приплести какую-нибудь семейную историю. Женщины от этого млеют. Однажды какая-то напористая толстуха даже попыталась с ним познакомиться, пока местная экскурсоводша трендела про события зимы 1776 года и «Битву над облаками»[12].
Он срочно изобразил вдовца и завел речь о женщине по имени Софи Чичетти, выставив ее своей покойной женой и единственной любовью. Собеседница лопалась на эту приманку, как муха в сироп; стала в ответ распространяться про своих кошек и про брата, у которого трое детей, а он слушал и воображал ее труп, усаженный на стул у него в подвале.
После того случая он, поймав на себе подозрительные взгляды, тихонько пятился назад или перебирался в другое место. По открытым дорожкам расхаживали энергичные мамаши с колясками. Среди высокой травы и на нехоженых тропах целовались малолетки, прогуливающие школу. А на самой высокой точке была небольшая рощица, возле которой он иногда ставил машину и, сидя за рулем, наблюдал за мужчинами, которые парковались рядом и в одиночку выходили из автомобилей. Кто в строгом костюме, кто в джинсах и фланелевой рубашке — они торопливо исчезали в роще. Изредка кто-нибудь бросал на него оценивающий взгляд. Окажись эти люди чуть поближе, они бы заметили, даже через лобовое стекло, то же самое, что видели его жертвы: дикую, неудержимую похоть.