Путёвка в спецназ - Вячеслав Иванович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цыц! Его никто не отпускает — засветились мы. Понимать должен, что на руках мы всех не упрём, да и молчать они не будут! Вот я с Васильевым и связался. Он теперь хочет сделать из нашей самодеятельности — законную операцию. Тут же всего навалом: дело сшить раз плюнуть. Нужен только приказ! Вот он и ищет того, кто его отдал!
— Как это ищет? Мы же сами! — заинтересовался Марат.
— Молча. Если захотеть, то из всего этого можно такую конфетку сделать, что и награды и звания не заставят себя ждать. Вот Васильев и ищет кого-нибудь, кому звезда на погон требуется. А таких пол штаба, как минимум. Так что ждём! Но самое главное: нужен тот, кого можно судить...
— Или договариваться! — сказал и прикусил язык. Рогожин и так как пороховая бочка, а тут я!
— Или договариваться! — сверкнув в мою сторону глазами, командир сплюнул и душевно выматерился.
— Соскочит, как есть соскочит! — стискиваю кулаки, обидно до слёз!
— Мажор, ты кто?
— А?
— Я спрашиваю: какая у тебя профессия?
— Диверсант.
— А специализация?
— Э-э-э... Разведка?
— Угу. Это понятно. А поконкретней? Расширенно так сказать!
«А гори оно всё огнём! Один чёрт не могу понять, что он от меня хочет!» — и я решил приколоться. А что? Если и получать по шапке, то хоть за дело!
— Незаметное проникновение и удовлетворение потребностей врага в суициде!
Вместо гневной тирады, Рогожин хрюкнул и начал смеяться. К нему тут же присоединился Степаныч. Ну и мы с Ханом до кучи. Отходняк, однако!
— Вот проникнешь и удовлетворишь, если что... — сквозь смех выдавил из себя командир, — незаметно! Ты главное баб удовлетворяй — заметно! — продолжило веселиться начальство.
— Командир, — смахивая набежавшую от смеха слезу, пытаюсь говорить серьёзно, — давай, хоть руку ему сломаем!
— Кхм... — Рогожин даже смеяться перестал, — руку, говоришь? Интересная мысль... — и старательно почесав затылок, вынес вердикт: — Левую, чтоб бумаги подписывать смог!
Не буду углубляться в подробности, скажу только: руку мы Хасану сломали. Точнее не руку, а только кисть, но зато качественно — в щебень! А как вы хотели? Если уронить на эту самою лапу комод, стоящий у стенки в спальне, предварительно положив её на что-то твёрдое, например, на пол — что будет? Правильно! Хреново ему будет! Жалко только три раза, но мы ведь типа случайно! Мы ж не звери какие — специально людей калечить!
После того, как Балагур с Тихоней утащили скулящего бандита, приступили к разговору с наёмницей — слегка офигевшей от произошедшего, но, тем не менее, не в павшей в истерику. Железная дама, сразу видно профи! А как она нас разводила! Но по порядку...
Вот лежит эта дамочка на кровати, голенькая и со связанными ручками. Всё как полагается, психологический эффект: обнажённый человек завсегда в проигрышном состоянии перед одетым. Ага! Щаз!
Вначале-то парни её прикрыли покрывальцем, чтоб значит не отвлекаться... И всё было нормально. Пока мы, значит, в психологов играть не начали. Мы — это я, Рогожин и Степаныч. Стянули покрывальце и приступили к допросу. Вот какой... умный человек сказал, что голая баба перед мужиками в невыгодном положении? А если эти мужики голых баб уже... Короче давно не видели? И кто тут в этом самом? А она типа застеснялась со связанными ручками, вроде как прикрывается! И ножками сучит... Так чтоб рассмотрели. И титьками мотает! Аркх...
И невинные глазки строит, и то, что она журналистка рассказывает, и то, что она невинная жертва, и документики вон лежат, и вообще она мягкая и пушистая... И всё это под показ женских прелестей, а мозг кипит, гормон попёр! Тут Степаныч и спрашивает:
— Я не понял, она что, нас совращает?
— Могу спросить! — я ж единственный, кто понимает, что она там лопочет.
— А ты спроси, — по виду Рогожина уже видно, что он ни в чём не уверен. Может и журналистка! А ведь попадалово! Мы же, только что, на её глазах человека покалечили! Спросил, конечно, куда я денусь. А дамочка в слёзы, и давай значит, на жалость давить: и про испуг, и про то, что больно, и то, что жить хочет, и молчать будет, и никому не скажет. И что если нам очень надо, то мы можем её... Только не убивайте.
Перевожу синхронно, а сам закипаю. У меня последнее время аллергия на женские слёзы... Говорят, что это самое страшное женское оружие. Не спорю и сам раньше вёлся, но меня вылечили: жёстко, больно, зато надёжно! Помните, как мне пузо располосовала такая же — со слезами? Мужики-то уже в сомнениях. Нет, не по поводу попользовать, а всего остального! Того и гляди утешать начнут. А у меня паранойя разыгралась. Гляди, как старается, и ведь не забывает позы поэффектней занять. И плечиками поводит. Плечиками!
— Ах ты, сука! — честно говоря, едва успел. «Надо, надо верить себе и своей паранойе!»
Схватив за волосы: рванул вперёд, пригибая голову к коленям. Вот ведь! Почти перепилила ремешок! Вырвав из рук нож, швырнул её на пол. И отбросив подушку в сторону — офигел. Там лежала граната.
— Охренеть, она даже трахается с арсеналом под подушкой! — и душевно так вытянул берцем в бочину. Аж перекосило всю...
Мужиков уже нет, остались только злые, как черти, солдаты. А дамочка-то, вдруг взвилась вверх, ремешок в процессе падения лопнул, и попыталась воткнуть Рогожину в глаза пальцы. Наивная! Хруст, сопровождающий перелом шаловливой ручки, прозвучал в ушах как музыка! После чего командир просто впечатал тварюшку в пол.
— Гранату! — требовательно протянутая рука. И команда: — За дверь!
Пока мы со Степанычем шустро выметались из спальни: капитан, надавив на челюсть, заставил наёмницу открыть рот и просто вбил в рот, вместе с зубами, безоболочечную гранату, найденную мной под подушкой.
Выскочив вслед за нами, прижался к стене и, открыв рот, заткнул уши. Вот в таких позах мы и встретили взрыв.
— Ик... Джинн, а можно, не я пойду проверять? — с надеждой в голосе поинтересовался я.
— И не я! — отрезал Степаныч.
Рогожин усмехнувшись, приоткрыл дверь и сразу закрыл.
— А не хрен там проверять... — и потирая грудь, добавил: — Не блевануть бы...
— Да
