Двойники идут на дело - Мария Жукова

– Но зачем это ей? Если я правильно поняла, Анна – человек не бедный, и у нее должно быть много мест… для встреч.

Артем заявил, что я плохо знаю Аньку (ха-ха!), а поэтому не могу предположить, как работает у нее мысль (по-моему, этого вообще никто не может, включая самого Комиссарова). Не исключено, что она запланировала какую-то аферу, решив как-то использовать меня втемную (с этим я вполне могла согласиться). Комиссаров посоветовал мне быть очень осторожной и предложил договориться об условных сигналах: когда я буду приезжать в квартиру убираться, в дверь будет звонить кто-нибудь из его людей (а вообще даже лучше, если я буду предварительно звонить им по телефону) и выяснять, я это или не я. Нужно придумать пароль.

– Вы постоянно следите за этой квартирой? – Я вылупилась на Комиссарова большими круглыми глазами. – Но зачем?

– У нас есть свои причины для этого, Лера. Но, уверяю вас, мы следим не за вами. Если бы мы знали, что все это время там появлялись только вы… Но мы не уверены. И для вас же лучше, если мы во всем разберемся.

– Но зачем разбираться?! Ведь ничего же не пропало! Ну, даже если эта ваша Анна и побывала там, что такого? Да, конечно, нехорошо, мне было бы неудобно перед Ларисой, если бы она узнала, но я могу сменить замки. Вдруг Анна каким-то образом раздобыла ключи? Хотя как это можно сделать? Я же ключей не теряла. Но и следов взлома не замечала тоже. А ведь если открывали не ключом, а отмычкой, должны остаться царапины, правда? Но я обязательно посмотрю в следующий раз. Может, они совсем незаметные?

Комиссаров вздохнул. Видимо, опять думал, открыть мне еще что-то или нет. И опять решился.

Артем достал фотографию, на которой я узнала Степана (но приложила максимум усилий, чтобы Комиссаров ничего не заподозрил), и поинтересовался, не знакома ли я с этим человеком. Я покачала головой. Костик тут же схватил снимок, рассмотрел его и спросил у Артема, кто это.

– Если не знаете его, вопрос снимается.

– А кто это все-таки? – не отставала я.

– Моим людям казалось, что этот человек тоже бывает в квартире вашей подруги.

«Если кажется, надо креститься», – хотелось съязвить мне, но я сдержалась: зачем злить Артема?

– Если и бывает, то мне об этом неизвестно, – твердо заявила я. – Послушать вас, так там просто проходной двор. А потом ваши люди что, постоянно следили за квартирой? Именно за квартирой, а не за домом? Я бы заметила, если бы кто-то стоял на площадке или у лифта.

– Возможно, мы ошиблись с квартирой, – ушел от ответа Артем и предложил все-таки на всякий случай определиться с паролем.

Я вздохнула и согласилась. Мы выбрали число двести тринадцать – номер школы Костика.

Больше разговоров о делах мы не вели, ужин вскоре закончили, и Дима доставил нас до нашей парадной. Костик напомнил ему про кассеты, и дядя Дима обещал как-нибудь заехать к нам в гости. Его мне только и не хватало. Ладно, поручу Аньке, сама лучше посижу в шкафу с видеокамерой.

Поликарпова потребовала подробного отчета о встрече, а выслушав нас с Костиком, почесала в затылке и поинтересовалась у меня, что я думаю обо всем этом деле.

Я не стала честно признаваться, что предпочла бы больше никогда не видеть никого из своих новых знакомых и не касаться Анькиных дел, но от меня ждали совсем другого ответа.

– Аня, я не знаю, – отозвалась я. – Я тебе уже говорила, что для убийства нужен мотив. Какой мотив может быть у Комиссарова? И зачем ему убивать Степана в квартире, где бываешь ты? Убил бы в другом месте. Зачем ему таким образом подставлять тебя? Ему это нужно?

– Никто не может знать, что нужно Артему, – заметила Анька. – И что за мысли крутятся в его башке.

«Как и в твоей, Анечка», – хотелось добавить мне, но я с большим трудом сдержалась, вместо этого заявив, что хочу спать.

Но не тут-то было. У нас была запланирована очередная ночная вылазка – к наркоманам Леньке с Настей.

– Давай завтра! – взмолилась я.

Анька посмотрела на часы и заметила, что до завтра остался всего час, так что я могу начинать собираться. Я застонала. Костик изъявил желание отправиться в поход вместе с нами. Анька провела с ним работу, придя к компромиссу: сегодня мы едем без ребенка, а завтра он сопровождает нас за город, где его мама (то есть я) учится стрелять. Я снова застонала.

– Но они уже, наверное, накурились, накололись или что они там еще делают! – сделала я последнюю попытку. – Ты помнишь, какие они были вчера вечером? Они уже не в состоянии с нами разговаривать! Ты же, кажется, хотела именно поговорить? А не наслаждаться видом спящей Насти, как вчера?

– Они сейчас как раз в том состоянии, в котором нужно, – безапелляционно заявила Анька и открыла свою спортивную сумку, демонстрируя мне ее содержимое.

Мне чуть не стало плохо. Кроме нескольких ампул, шприцов и еще каких-то препаратов, там лежали милицейская форма и белый медицинский халат. Успела куда-то смотаться в наше отсутствие? И чего только нет среди Анькиных припасов?!

Я спросила, зачем нам все это? Анька пояснила, что мы пойдем к соседям-наркоманам, как милиционер (она) и медсестра (я).

– Какая из меня медсестра?! – заорала я. – Я даже уколы не умею делать.

– Научишься, – спокойно заявила Анька.

Я попыталась что-то возразить, но она меня все равно не слушала.

– Все, что надо, я вколю сама, – смилостивилась наконец Поликарпова, – а вообще это дело нужное. У тебя апельсин есть?

– Чего?

– Апельсин. На нем надо учиться – наиболее близкие ощущения к тому, как втыкаешь в тело. Я сама на апельсине училась. Это только вначале страшно кожу протыкать, а потом – ерунда. Так что завтрашний день запланируем, как дважды учебный – вначале за город стрелять, потом дома учиться делать уколы. А сейчас – вперед!

Так же, как вчера, мы отправились за приключениями на старой «шестерке», оставили ее у той же парадной, опять шли через крышу, переодевались на чердаке.

Меня несколько смущало, что на лицах у милиционера и медсестры одинаковые царапины и фингалы, которые, правда, уже начали сходить, но Анька заявила, что наркоманы на это не обратят внимания. Но ведь должны задуматься, почему на ночь глядя к ним вдруг пожаловали представительница правоохранительных органов и посланница районной поликлиники? У нас они теперь что, парами ходят? Я про такое что-то не слышала. А если Ленька знает своего участкового? Или кем там Анька намерена представляться?

– Они наркоманы, а не идиоты и не слепые, – заметила я.

– Лерка, успокойся. Они все равно ничего не вспомнят. А если и вспомнят, кто их будет слушать?

– Ну, я не знаю… А если в самом деле милиция…

– Не знаешь и молчи! – обрубила меня Поликарпова и нажала на кнопку нужного звонка.

Нам долго никто не открывал, Анька позвонила вновь, и вскоре в коридоре послышались нетвердые шаги. Дверь нам открыла зареванная девушка – та, что вчера спала в одежде на полуразвалившемся диване. Вчера я не смогла ее как следует рассмотреть, да и освещение было не то. Сейчас я увидела, какая она осунувшаяся, какие у нее огромные синяки под глазами. Нечесаные и давно не мытые сухие волосы, худые руки, висящие, как плети, отекшие кисти, на лице ни следа косметики. Она сутулилась. Общий вид был неряшливый. И сколько ей лет? По виду определить было просто невозможно.

– Здравствуйте! – начальственным голосом проронила Анька и предъявила Насте какую-то ксиву.

Значит, и документ Поликарпова припасла? Или это настоящий, сделанный для нее по блату каким-нибудь знакомым или охмуренным ментом, а возможно, владельцем полиграфического предприятия или еще кем-то? Ну, Анька дает…

Девушка даже не взглянула на ксиву, а просто пригласила нас войти. Мы проследовали за ней в большую комнату, где уже были вчера. Анька быстро заглянула в маленькую. Леньки нигде не было. Внезапно Настя разрыдалась. Она не говорила ни слова, слезы текли ручьями у нее по щекам, плечи сотрясались, потом она рухнула в продавленное кресло перед низким облезлым журнальным столиком, опустила голову на руки – и разревелась еще громче.

Мы переглянулись.

– Ну, не надо так, успокойтесь, пожалуйста, сказала я.

– Это я, это я во всем виновата! – воскликнула Настя, не поднимая головы. – Это я уговорила его попробовать! А теперь… Теперь… Я тоже хочу умереть!

Я посмотрела на Аньку.

– Давайте-ка мы сделаем вам успокоительный укольчик, – заявила Поликарпова, протягивая руку к сумке, которую держала я.

Но я резко ее отдернула. Я не хотела допускать, чтобы Анька еще кому-то делала укольчики. Я не могла быть уверена… Но проверить следовало.

– Дай сюда, – прошипела Анька, обращаясь ко мне.

Я покачала головой и отступила от нее на шаг.

Но Анька была не тем человеком, против воли которого можно пойти.

– Ты об этом еще пожалеешь, – сказала она мне. – Последний раз прошу по-хорошему.