Драконий Катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

— Если так, то и поделом ее детям, — отозвался я, перебирая в голове странные чужие воспоминания. — Песне отчаяния и смерти не звучать под этим небом, Халайра.

Имя Ходящей само соскочило с языка. Значит, так ее зовут? Сколько же лет этой жрице? Я нахмурился. Новая память услужливо подсказала, что Ходящая белой ветви Тримурры бодро вершила дела племени еще во времена того, чьи воспоминания начали пробуждаться во мне. А ведь последний царь черного племени моркотов погиб вместе со своим народом как раз семьсот лет назад, в огне Драконьего Катарсиса. Чего же он натворил такого, отчего драконы взбеленились настолько, что банально устроили огненный «ф газенваген» немаленькому народу Лесного Моря? Ответа на этот вопрос в моей голове не появилось, а жаль. Ладно, может быть, когда-нибудь… Я откинул покрывало и встал, лениво потянувшись. Ходящая с довольной улыбкой проследила за моими действиями. Натянув пресловутые тортики на свою (уже никаких сомнений) пятую точку, я вдруг ощутил странное неудобство — что-то живое и пушистое активно мешало натянуть штанишки как должно. А потом у меня между ног высунулся самый настоящий хвост, черной лохматостью способный поспорить с лисьим. Лоснящийся мех переливался синевой, словно сорочьи перья. Я стремительно цапнул этот хвост и что было сил дернул, собираясь вытащить из-под себя его обладателя. С резкой болью что-то дернуло меня за поразительно длинный копчик, отчего пятая точка брякнулась на циновки… Соображал я долго, больше дуясь на неприличный ржач Ходящей. Но моркотский разум не раз и не два выходил победителем из странных ситуаций. Разумеется, это был хвост! И, черт возьми, не чей-нибудь, а вполне даже мой.

— Твою кавалерию раком до заставы перестучать поленом в промеждуушие! — Ничего умнее выдать не получилось, но этого хватило, чтобы Халайра прекратила смеяться, озадаченная обилием странных слов.

Один неоспоримый плюс в ситуации все-таки присутствовал. Весь пафос куда-то испарился, оставив после себя лишь дурной запашок залежалых пророчеств и плесневелых страшилок. Ходящая выдохнула, встала с колен, на которых до сих пор пребывала, оправила длинный женский безупречно белый хитон и сдержанно поклонилась:

— Белая ветвь Тримурры признала тебя, Террор Черный, моркот-анкх Пармалес.

Лишенный племени… От такого поименования я вздрогнул. А ведь верно. Если драконы полтысячелетия назад уничтожили мой народ, а я вдруг возродился, то народа у меня нет. Жрица торжественно продолжила:

— И молитва твоя пусть будет полна света и спокойствия.

Словно невидимые сильные ладони схватили мои руки в запястьях и сложили мне ладони, в которых болезненно вспыхнули пламя и лед, не стерпевшие такого святотатства: эти стихии в жизни очень редко встречались, и не зря. Через секунду я с ужасом ощутил нарастающую боль в кистях рук — свирепая сила рвалась отбросить друг от друга мои ладони. А странная сила не позволяла этому случиться, отчего кожа на руках начала трескаться кровавыми щелями. Я закричал что-то, но изуверство не прекратилось. Молитвенно сложенные ладони, живущие собственной волей, взметнулись к потолку, вознося неведомую молитву невидимому небу, а затем плавно опустились, и кончики пальцев коснулись мокрого от холодного пота лба. Белая вспышка залила реальность слепящим потоком, в котором вдруг появились черные точки. Они, словно древесные почки, набухли и стали раскрываться, заполняя жгучий свет спасительными хризантемами переливающейся тьмы. Прошли секунды, и я оказался в полной темноте, насыщенной прохладой и ласковой негой.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Я стоял посреди комнаты, шатаясь словно пьяный, и смотрел на свои руки неверящим взглядом — они были целы и невредимы. Только алый и синий цвета рисунков на ладонях сменила глубокая чернота. Да на лбу что-то саднило, как будто там по-гестаповски затушили сигарету. Наблюдавшая все это время за мной жрица нервно облизнулась и стремительно пала ниц, касаясь пальцами рук моих ступней. Она почти пропела:

— Моркот-анкх Террор Черный Пармалес, волею черной ветви Тримурры, признавшей тебя через три посвящения, заклинаю! Милости прошу для народа моркотов во славу Лесного Моря!

Я холодно посмотрел на Ходящую и сказал:

— Значит, ты не забыла, Халайра. Это хорошо, жрица.

Ходящая в ужасе отпрянула от меня и съежилась, пытаясь закрыться тонкими руками. Я склонился к ней и ласково провел пальцами по белым волосам:

— Это ведь ты указала драконам месторасположение нашей столицы, Ходящая-по-снам белой ветви Халайра Харана. И они обрушились на моих детей смертью с небес. Разве не по моим детям плачет с тех пор небо Кавана? Разве не по твоей судьбе плачет небо? Разве не от твоего предательства посерел свет дня?

— Пощади, моркот-анкх, — прошептала жрица, крепко зажмурившись.

Я легонько провел когтями по белой коже ее щеки, оставляя на чистоте алые полосы своего проснувшегося гнева. Халайра судорожно вздохнула, но я уже отступил:

— Не сейчас, сестренка. Я все понимаю, ты не могла поступить иначе.

Изумрудные глаза жрицы распахнулись от удивления.

— Но и я не смогу поступить по-другому. Будет то, что будет. Ты понимаешь меня, Халли?

— Да, повелитель, — тихо ответила женщина.

— Память твоих племянников и племянниц требует тебя к себе, чтобы ты также осталась лишь в памяти, — спокойно улыбнулся я. — Но сейчас я этого делать не буду, сестра. Надеюсь, ты понимаешь, что пытаться мне сопротивляться — идти в лапы Хтолима? И не думай строить козни за моей спиной. Я уже не тот наивный дурак-правитель, возжелавший справедливости. Чего я не нашел — так это именно справедливости. Но все потерял. И теперь сотворю справедливость сам.

— Что ты будешь делать теперь, брат? — спросила успокоившаяся морра.

— Разумеется, пойду к своему трону, — ответил я, сложив руки на груди. — Только там я смогу обрести окончательную целостность.

В голове жужжащей мухой возникла странная мысль: «Очнись! Очнись, светлячок!» Почему-то она была окрашена в сине-фиолетовые краски. «Очнись, скотина! Не смей! Я должна сама тебя убить!» Забавная менталистка, эта юная эльфиечка… Я фыркнул от странного удовольствия и лениво отмахнулся от назойливого голоса. Но напоследок услышал намного более странную и настораживающую фразу: «Значит, так тому и быть… Пусть она сделает свое дело». Разгадывать смысл времени не было. Пора собираться в дорогу. Путь к Дому черного племени предстоял неблизкий и трудный. А еще ведь надо не спугнуть рогатого. Там, на месте, он прекрасно заменит мне десяток слабых жертв.