Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма - Юрий Поляков

— Театр, утверждал Гоголь, это кафедра, он должен отстаивать мораль, нравственность, нормы поведения. А если предметом экспериментов новомодного режиссера, пусть даже очень талантливого, становится то, что искусством не является, если спектакль проповедует духовный распад или разврат, то общество должно как-то защищаться от этого?

— Безусловно. В русской традиции театр — это и кафедра, и место, где обсуждаются сложные социальные, нравственные и эстетические проблемы. Но не ради развала социума, насаждения хаоса, а наоборот, ради поиска гармонии, преодоления болезненных состояний. Могут сказать, допустим, что театр Серебряного века тоже был депрессивным, упадническим и даже извращенным. А какие шедевры созданы! Да — созданы. Но потом жахнула революция, вся страна превратилась в пепелище. Мы что же, этого хотим? Зачем? Мы это уже проходили.

Театр — это очень чувствительная сфера, и если мы видим, что в нем преобладают разрушительные тенденции, надо что-то противопоставить этому. Мы должны эти интенции преодолеть еще тогда, когда они витают в информационном, культурологическом пространстве, потому что когда они опустятся в политику и социум, будет поздно.

— Юрий Михайлович, в условиях, когда нефть и рубль стремительно дешевеют, а жизнь дорожает, многие вновь заговорили о том, что в ближайшем будущем нам всем мало не покажется. По вашим ощущениям — есть ли сегодня повод для паники?

— (задумывается) …Тут все зависит, как смотреть на ситуацию. Если в отрыве от происходящего в мире, то, конечно, ничего хорошего в этих процессах нет. Евро за 60 рубликов — это круто! Но если воспринять эти обидные потери, как неизбежные трудности (а такие всегда случаются, если страна отстаивает свои интересы в исторических масштабах), то ничего сверхординарного не происходит. Во-первых, когда в 91-ом страна распадалась, бытовые лишения были куда серьезнее. Помните ту дикую инфляцию, сожравшую все сбережения? Нас просто обобрали. Но Чубайса никто за это не линчевал и не собирается. Во-вторых, надо объяснить: без волевых поступков России, за которые мы расплачиваемся «санкциями», русское население в Крыму и Новороссии уже прижали бы к ногтю или уничтожали как вредителей-колорадов. Дустом! Уничтожали бы наших соотечественников только за то, что они оказались вне пределов России в результате преступного раздела Советского Союза. Надо, наконец, объясниться: Горбачев и Ельцин нанесли колоссальный урон нашей государственности, развалив СССР по административным границам. Если затеяли цивилизованный «развод», то уж будьте любезны: с теми территориями, с какими вошли в Союз, с теми же и на выход! А принадлежность земель, приклеенных по административно-политическим гешефтам, определяется плебисцитом. В итоге и Абхазия, и Южная Осетия, и Приднестровье, и Крым, и Новороссия с самого начала пошли бы к нам, то есть, к себе, домой. Сомнений нет! И Россия сегодня просто восстанавливает историческую справедливость, точнее, не мешает этому, как делала в 90-е годы при либералах, вроде мистера «Да-с» — Козырева.

Процесс осложняется тем, что на Украине сейчас идет бурный этногенез, явление тектонического порядка, оно как извержение вулкана. Можно злиться на вулкан, ненавидеть его — но это природа. Однако извержения, как и этногенез, тоже бывают разные. Есть такое понятие — «конституирующий чужой». Это когда группе населения для того, чтобы обособиться, нужно кого-то себе противопоставить. На Украине в качестве «чужого» избрали Россию и русских. Кроме того, украинский этногенез принял самую чудовищную форму — фашистской агрессии и этноцида. Вот это самое страшное! И начинаешь задумываться: что ужаснее — падение рубля или гибель тысяч русских людей под битами «украшистов»? И понимаешь, что это несопоставимые вещи.

— Извержения вулканов и прочие природные катаклизмы часто можно предсказать. А можно ли было как-то предвидеть то, что происходит с Украиной сейчас?

— С 2001 года, как я возглавил «Литературную газету», мы постоянно писали о том, что на Украине происходит формирование русофобского государства. Сейчас вышел двухтомник моих интервью, которые я давал в разные годы. Готовя тексты к изданию, я обратил внимание, что тема Украины в моих ответах, мысль о том, что там происходят опасные вещи, звучит постоянно с начала 90-х. А я не политолог, не экономист, не этнолог. Почему я, человек, занимающийся литературным трудом, предчувствовал, а те, кто напрямую отвечал за эту сферу, не прочухали? Лет 6–7 назад я пришел в кабинет очень высокопоставленного чиновника, отвечавшего за национальную политику, и обратился за помощью. У нас закрылось от безденежья приложение «Евразийская муза», которое поддерживало прорусских деятелей в СНГ, на той же Украине. В ответ на просьбу я получил отказ: «Мне абсолютно по барабану настроения прорусской интеллигенции вне границ России». Такие вот чиновники вели политику подкармливания русофобов на евразийском пространстве, накачивая этническую спесь дармовым нашим газом. Давно пора начать называть вещи своими именами. При коммунистах за провалы виновные несли наказание. Их имена знали. В последние четверть века все провалы России безымянные. Позорно прохлопали судьбу братского народа — и хоть кого-нибудь прилюдно пожурили?

— Не все хорошие: Андрея Макаревича, например, чуть ли не объявили врагом народа за то, что он выступил в Святогорске, а из Михаила Пореченкова сейчас пытаются слепить монстра за то, что он стрелял в аэропорту Донецка. Как, кстати, относиться к поступку Пореченкова?

— Макаревич не совершил ничего для меня нового. Он остался верен себе. Вы помните в его песнях хоть одно доброе слово о России? Я что-то не помню. Теперь о Пореченкове. А как всегда в России относились к добровольцам, которые шли помогать братским народам и пророссийским политическим силам?! Их считали героями! Вспомните, как один из героев Тургенева гибнет в бою на Балканах. Как Вронский у Толстого собирается отправиться туда же, чтобы искупить свой грех. И тех, кто ехал в Испанию, чтобы бороться с фашистами, тоже считали героями. Нельзя смотреть на свою страну глазами американцев или европейцев. Кстати, а кем американцы считают своих солдат, воющих в Иране, Афганистане, в Латинской Америке? Героями!

— Не обязательно! Многие их как раз осуждают.

— Я говорю сейчас о господствующей точке зрения. И у нас она должна быть такой по отношению к нашим солдатам и добровольцам. Конечно, всегда найдутся те, кто с этой точкой зрения не согласятся. Но вот когда к ним домой придут грабить и убивать — тогда и они поймут, что встав к пулемету с холостыми патронами, Пореченков, кстати, в прошлом офицер, ничего дурного не сделал. Надпись «Пресса» на каске? А если не было каски с надписью «Артист»? А вот если, глядя на любимого актера, какой-нибудь столичный ботаник захочет научиться владеть оружием, уже хорошо. Возможно, когда-нибудь спасет жизнь себе и близким. Объяснять подобные вещи людям, живущим в Крыму и Новороссии, уже не нужно. А внутри Садового кольца еще приходится. Им кажется, что до них никогда не докатится… Ну-ну…

— Вы не раз говорили о том, что в основе большинства наших проблем сегодня действия либеральной интеллигенции в начале 90-х годов прошлого века. Никита Михалков, например, задаваясь в своем новом фильме вопросом о том, как это все с нами случилось, смотрит еще дальше. Он считает, что виноваты те же либералы, но жившие в начале XX века. Вы согласны с его позицией?

— В целом согласен. Но при всем уважении к таланту и патриотизму Никиты Сергеевича, я хочу напомнить ему, как активно он поддерживал выборы Ельцина в 96-м, как говорил: если караван повернет назад, во главе его окажется хромой верблюд. То есть, свернем с пути ельцинских реформ — страну вновь возглавят коммунисты. Караван не повернул. Пьяный верблюд дошел до самой пропасти. Михалков, осуждая российских либералов и поверивший им народ в начале XX века, как-то забыл о помрачении 80-х и 90-х, когда тоже поверили. Ситуация очень схожая. О безднах перестройки я написал роман «Любовь в эпоху перемен». Скоро выйдет.

— Года два назад в одном из наших интервью вы говорили, что вероятность массового выхода людей на улицы в масштабах страны довольно высока. Сейчас теоретически вероятность массового протеста существует?

— Если власть повторит ошибку поздних коммунистов и позволит свободно организовываться, орудовать и финансироваться силам, нацеленным на переворот вроде майданного, все может быть. Дело ведь не только в уровне жизни. В феврале 1917 года, когда случилась революция, Россия не голодала, даже карточек на хлеб еще не было. Голод, разруха, террор — все началось потом. Революция, как и разруха, в головах. Я думаю, власть учла этот опыт, и организация оппозиционных сил извне теперь невозможна. Кроме того, я не верю, что уровень жизни сегодня может упасть до отметки, после которой люди начнут выходить на площади. Опять же, если человеку внятно и честно объяснить за что он страдает — терпеть он может долго. Тем более — человек русский. Но лучше до этого не доводить.