Люди, горы, небо - Леонид Пасенюк

— Вы что же, не монашка ли впрямь?

Она усмехнулась. _

— Нет, нет. И не вдова командира.

— А к моему комбату ходили за…

Она не пожелала, чтобы он уточнял, сказала резко:

— Возможно, именно за этим и ходила.

— Зря вы рассердились. Я не хотел вас обидеть. Я даже испугался, когда вас здесь увидел.

— Напрасно. Я не оперуполномоченный Особого отдела, чего меня пугаться.

Эта коротенькая и неожиданная перепалка произошла шепотом и внесла холодок отчуждения в их скованно–напряженные, но уже было окрашенные минором отношения.

Позже, встретившись на Лабораторной и идя вниз, к бухте, он сделал попытку кое–что выведать у Юлии так звали его спасительницу. Например, известно ли ей что–либо о партизанах. Нет, ей ничего не известно. Игорь, впрочем, догадывался: если даже и знает она что–нибудь, то вряд ли скажет, не имея на то полномочий. В целях сугубой конспирации. Возможно, во всем, что эта женщина для него сделала, она поступала на свой страх и риск. А больше рисковать не желает.

Поняв, что дальнейшие расспросы не только бесполезны, но и повредят ему, Игорь крепко, с благодарностью пожал ей руку и спрыгнул в шлюпку. На ту сторону Северной бухты его доставили без помех. Впереди лежал степной Крым.

Игорь не зря назвал пунктом в Крыму, куда он мог бы запросто прийти, станцию Курман — Кемельчи. Там жили его эвакуированные в свой час с Украины родители. Там его никто не знал — раньше он не мог выбрать случая навестить своих. А потом оказался в осажденном Севастополе. Теперь он держал путь на эту незнакомую ему станцию. Впрочем, ближе была Евпатория, но в Евпаторию он не стремился по особым причинам. Даже не потому, что у него произошла размолвка с Люсей и состоялся крупный разговор с ее отцом. Нет, дело обстояло куда хуже. Старшая сестра Люси была замужем за одним из местных парней, татарином, кому Игорь имел все основания не доверять. Не любил шурин Игоря, совработника и орденоносца, подозрительно на него косился, намекал на некие другие времена, когда придет «его день». Видимо, «его день» уже наступил. Правда, Сергея (у него было русское имя) в первые же дни войны призвали в армию, но не приходилось сомневаться, что долго такой не провоюет: либо сдастся в плен, либо дезертирует. Игорь был почти уверен, что шурин сейчас в Евпатории. Вот с кем ему не хотелось бы встретиться сейчас!

Кроме того, вымотал Игоря самый что ни на есть кровавый понос; страдал он вдобавок от чесотки, раздирал себя ногтями с ног до головы, и только после этого самоистязания вроде бы получал на час, на два передышку. Его угнетало чувство собственной неполноценности, физического истощения, ощущение заразной кожи, покрытой чесоточными струпьями… Хорош же он будет, явившись в таком виде пред ясны очи здоровой жены! Не–ет, в Евпаторию его пока не тянуло. Он изо всех сил стремился в Курман — Кемельчи.

Но, видно, суждено было произойти еще одной дорожной встрече опять–таки с женщиной, которая опознала его! Правда, он ее совсем не знал, просто сам собою затеялся разговор… Попросил он у нее хлеба, и дала она краюху как не пожалеть, когда весь израненный, и хромает, и рука забинтована, и черный такой.

— Из Севастополя, поди?

Да, из тех краев, — невнятно ответил Игорь, жуя краюху, распространяться на эту тему ему не хотелось.

— Моего там не видел? Перевощиков фамилия, Петро?..

Я вот ходила, искала по всем дорогам, смотрела среди пленных… Нет. Нигде нет. Живой ли еще?

Она всплакнула.

— Живой, верно. Не все ведь в Севастополе погибли. Была эвакуация. А то в плену. Но скорее всего твой муж на Кавказе нынче. Гм… А какой он из себя?

Да пониже тебя будет. Посправней… — Женщина что–то чересчур уж пристально на него смотрела. — Сам–то ты куда теперь?

Из осторожности он назвал не Курман — Кемельчи, а Евпаторию.

— А ты разве оттуда? Я ведь тоже евпаторянка.

— Жил там до войны немного, — принужденно сказал Игорь.

— Да уж не Игорь ли ты? Люси Левандовской муж? О‑ой, ну надо же! Неужто меня не узнал, соседка я, живу через два дома? О‑ой, Игорь, какой же ты ста–ал стра–аш–ный!.. Люся–то как обрадуется, сердешная. Шутка ли, живой после такого светопреставления — видно, чего–чего только не перенес!

— Всякого, — сдержанно сказал Игорь, вовсе не обрадовавшись возможности свидеться с женой; еле он уговорил добрую женщину, чтобы она ни словом, ни намеком не обмолвилась, что видела его; совсем не в Евпаторию он идет и не до Люси ему пока, в нынешнем–то положении…

Но не зря он остерегался таких встреч — все же не утерпела баба, проболталась Люсе, а может, даже в мыслях не имела молчать, лишь усыпила его подозрительность. Потому что ровно через два дня догнала его Люся на попутной бедарке, узнала сразу, изможденного и потного, бухнулась головой прямо в раненую руку, так что Игорь света невзвидел, и не понять, то лй плачет, то ли смеется… Ш что тут будешь делать? Уговорила его идти в Евпаторию. Сергея–де дома нет, то есть вообще он уже дома, дезертировал, что ли, но сейчас в горах, у немцев служит.

— Партизан, верно, ищет? — спросил Игорь.

— Каратель он, — грустно сообщила Люся. — Наверно, ищет, раз каратель…

— Что же я в таком случае у тебя дома потерял? В карты буду играть со своим милым сродственничком? С тобой миловаться?

Люся сделала жалостливую гримаску.

— Ну, Игорь, ну брось, ну не надо. Вот нравится тебе до крайней степени все осложнять. Обойдется как–нибудь.

— Жить я у тебя не буду.

— Ну хорошо, — согласилась Люся, вздохнув. — Жить ты будешь у надежной женщины: она нам предана, сын у нее в Красной Армии командир. Она спрячет тебя — татар немцы вообще не трогают. У нее как за каменной стеной…

Ладно, — буркнул Игорь.

Но хоть жилось у татарки покойно и безобидно, Люся ему передышки не давала, продолжая изо дня в день всячески обрабатывать, била на психику, да в конце концов как он сам–то судит, жена Люся ему или нет?.. А раз жена, то до каких пор спать им врозь?..

Пришла однажды, решительно заявила еще с порога:

Идем домой. Не бойся, папа все сделает, папа все устроит.

— А не секрет, что такое он мне устроит?

Пусть это тебя не волнует. Главное, тебя не тронут, никто ведь и не знает, что ты, кто ты, где ты был. Герой финской кампании — самый большой твой грех.

— Гм… А Сергей?

— Сергея нет дома, да скоро он и не заявится.

Поддался на уговоры Игорь, перешел в дом тестя, жил не то чтобы открыто, но свободно спал, утопая в перине.

День прошел, неделя прошла, благостные такие тишина И спокойствие вокруг установились, вроде бы уже и не воевали нигде, и не лилась кровь, и не рушились дома, и не плакали осиротевшие дети. Но все это была ложь — и не мог Игорь посреди лжи в довольстве нежиться! Размышлял он, как отсюда незаметней уйти, проще говоря — смыться. А все решилось куда как просто.

Вдруг вбежала белая как стенка Люся, крикнула не своим голосом:

— Сергей здесь! Что делать, что делать, ума не приложу!

Торопливо застегивая рубашку, Игорь сказал:

— По крайней мере ты должна была заранее предвидеть его появление. Что ж это, с бухты–барахты?..

Только они успели вот так перемолвиться, а уж и Сергей собственной персоной стоит на пороге. В немецкой форме правда, без оружия, оружие в своей комнате оставил, возмужавший такой, обветренный, с жестким блеском во взоре. И даже как будто выше стал за тот год, что они не виделись.

Он изменился в лице, тень волной прошла. Но, конечно, не испугался — не его очередь пришла пугаться.

— Ты? Откуда?

Он сделал нетерпеливый жест, чтобы Люся вышла. Люся не подчинилась, и тогда он прикрикнул:

— Оставь нас на минутку, сделай одолжение!

Люся сверкнула на него глазищами, молча повернулась и вышла, сильно хлопнув дверью.

Как ты сюда попал?

Стараясь держать себя в руках, Игорь даже усмехнулся.

Собственно, чему ты удивляешься? Быть здесь и жить в этом доме я имею не меньше прав, чем ты.

— Брось антимонии разводить, надоело. Права тут мне будешь доказывать. Кончились твои права. — Сергей властно прошел на середину комнаты, потянул к себе. стул. — Так вот, чтобы с самого начала не было недоговоренностей: тебе здесь не место.

Игорь горько хмыкнул. «Вам нельзя здесь оставаться», — сказали ему в Севастополе. «Тебо здесь не место», — грозят в Евпатории уже без обиняков. Внезапно он ощутил себя в положении зайца, которого почти полностью обложили и вот–вот затравят.

— Что ж, я это уже и сам понял. Даже несколько раньше твоего любезного предупреждения. — Он взглянул ему прямо в глаза, в безгрешные глаза предателя: страшноватая искра в них гуляла, прыгала из зрачка в зрачок. Надеюсь, стрелять в спину не станешь?