Генерал Карбышев - Евгений Решин

— Вот наши фортификаторы — начальник шестого военно-полевого строительства. Карбышев и военком Решин, познакомьтесь с ними — в трудную минуту они вас могут выручить!

Чапаев очень живо заинтересовался строительством оборонительных сооружений на Волжском рубеже и на других стратегических пунктах и стал подробно расспрашивать о них Дмитрия Михайловича. Потом со свойственной ему прямотой сказал, что в условиях гражданской войны и обстановке боя заранее подготовленные позиции не всегда могут быть использованы действующими войсковыми частями. Но в ряде случаев, при планомерном отступлении войск, такие позиции, в особенности кольцевые, могут оказаться полезными в активной обороне. Имея их, легче задержать натиск врага и можно даже принести большой ущерб наступающему противнику.

Карбышев, как всегда, с большим тактом и спокойствием убедительно стал доказывать Василию Ивановичу, какое огромное моральное и боевое практическое значение имеет на фронте своевременно и хорошо проведенная инженерная подготовка — она вселяет уверенность войскам.

Часто Дмитрий Михайлович Карбышев вместе с комиссаром проводил инспекторские осмотры. В сопровождении инженерно-технического персонала строительства и командиров инженерных частей они обходили позиции, тщательно осматривали окопы, пулеметные гнезда, полукапониры, капониры, блиндажи. От внимательного и острого глаза Карбышева не ускользала ни одна деталь. Он упрекал производителей работ, когда те формально подходили к выполнению задания, неэкономно расходовали материалы, не проявляли заботу о рабочих и красноармейцах.

Инспекторские осмотры позиций в напряженные дни подготовки контрнаступления Южной группы Восточного фронта нередко начинались ранним утром и затягивались до позднего вечера. Отдыхали Карбышев и комиссар в ближайшей деревне.

Однажды во время такого отдыха комиссар спросил:

— Дмитрий Михайлович, почему вы так охотно и неутомимо ходите по позициям и, как я заметил, больше всего интересуетесь земляными работами? Чем объяснить вашу страсть к окопам?

Дмитрий Михайлович, не раздумывая и без тени иронии ответил:

— Вы ведь знаете, товарищ комиссар, что моя фамилия Карбышев. По семейным преданиям мои далекие предки были татарами. А по-татарски «карабыш» — это черная полевая мышь-суслик. Вот от суслика, полагаю, и передался мне фортификационный окопный зуд. А заодно — любовь к земле.

Карбышев обладал блестящей памятью, но тем не менее никогда на нее не надеялся. Все вопросы, независимо от их важности и значения, он аккуратно записывал в тетрадь, которую называл «памяткой». Листы тетради были разделены вертикальной чертой или просто перегнуты пополам. В левой части он записывал то, что требовало выполнения, а в правой отмечал, как и когда исполнено намеченное. В «памятке» были, например, и такие записи: «Выдать красноармейцу Рябову пару портянок» или «В канцелярии пол не подметается».

На службу в управление Дмитрий Михайлович являлся рано утром, задолго до начала рабочего дня, и на свежую голову решал наиболее сложные и важные организационные и технические вопросы. Часов с восьми он заходил к комиссару, держа в руках неизменную «памятку», здоровался и говорил:

— Пойдемте, товарищ комиссар, по отделам, проверим, что у нас делается…

Пунктуальный и требовательный, он не выпускал из поля зрения сотрудника, пока тот не выполнит задания. Иногда он так отчитывал нерадивого, что последний не знал, куда от стыда деваться. Выговор он делал спокойно, не горячась, не повышая тона.

— Ведь это не мое частное дело, — говорил он. — Государственное, сугубо оборонное! В такой напряженный момент, когда враг стоит у ворот Самары, отлынивать от работы никто нам не позволит.

И этого было достаточно, чтобы устыдить человека. К дисциплинарным мерам Карбышев прибегал чрезвычайно редко.

В марте девятнадцатого года армия Колчака перешла в наступление северо-восточнее Уфы. Колчак намеревался расколоть наш Восточный фронт на изолированные группы и уничтожить их по частям, а затем, захватив мосты и переправы через Волгу, устремиться к Москве. Под напором превосходящих сил Колчака 5-я армия отступила из района Уфа — Бирск, находясь все время под угрозой быть отрезанной от Самары.

Отдельные колчаковские части подошли почти вплотную к Самаре — на расстояние двух переходов. Угрожающее положение создалось и у Симбирска. Появилось новое оперативное направление, вызывавшее необходимость изменения позиций у Красного Яра. Незащищенным оказался также левый фланг Кинельских позиций. Возникла экстренная необходимость в ходе боев возвести еще одну оборонительную линию большого протяжения.

Укрепленный Волжский рубеж приобрел еще более важное значение. Восточный фронт продолжал оставаться решающим. Командарм Фрунзе, выполняя указания партии, сколачивал мощную ударную группу, готовил разгром Колчака.

Незадолго до перехода советских войск в контрнаступление, в самый разгар стройки на рубеже, Карбышева назначили главным руководителем оборонительных работ Восточного фронта и вызвали в штаб, в Симбирск.

Это перемещение сделали, не посоветовавшись с Фрунзе. Михаил Васильевич немедленно связался с командующим Восточным фронтом С. С. Каменевым и попросил его задержать Карбышева в Самаре до окончания укреплений Волжского рубежа.

Карбышев о переговорах ничего не знал. Он пришел с комиссаром к командарму представить вновь назначенного начальника 6-го военно-полевого строительства.

В кабинете Фрунзе был Куйбышев. Михаил Васильевич, обращаясь к нему, сказал:

— Я думаю, Валериан Владимирович, вы согласитесь со мной, что в такой момент, когда враг у ворот Самары, менять руководство строительством не время. Я договорился с Каменевым, чтобы Карбышев задержался пока в Самаре. Да он и сам понимает, что уехать с фронта ему сейчас нельзя.

Куйбышев не возражал. Обрадованно заулыбался и Дмитрий Михайлович — он очень хотел сам завершить осуществление проекта.

На Самарских, Кинельских и Красноярских позициях усилился темп оборонительных работ. Фрунзе создавал мощный кулак, перебрасывал туда основные боевые силы, подтягивал резервы, орудия, броневики, часто сам приезжал на передовую вместе с Куйбышевым и Новицким.

Осматривая с Карбышевым позиции, Михаил Васильевич подолгу вел с ним разговор о перспективах и планах инженерного обеспечения возможных боевых операций. В этих беседах чувствовалось большое взаимное уважение и то доверие, которое питал командарм к маститому военному инженеру.