Большие Поляны - Иван Слободчиков

— Ты стихи, случаем, не пишешь? — спросил Уфимцев.

— Пишу... А что?

— Оно и видно... И про овес пишешь?

— И про овес пишу.

— Разве в техникуме тебя не отучили от овса? Не читали лекций, что овес — культура архаичная, его надо исключать из севооборота?

— Читали, — пренебрежительно произнес Попов. — Показать бы этим лекторам наш овес...

Вернувшись в контору, они зашли к Стенниковой, хотелось еще раз прикинуть, как у них обстоит с зерном после выполнения обязательства.

У Стенниковой сидел Векшин. В последнее время вел он себя при встречах с Уфимцевым так, будто не имел с ним никаких конфликтов, словно не он настраивал колхозников против председателя. Был шумлив, разговорчив, весел.

Наступал вечер. Солнце подкатилось к окну бухгалтерии, в комнате стало светло и солнечно. Уфимцев с нескрываемым нетерпением смотрел на Стенникову, подбивавшую баланс зерна, ждал результатов.

Подсчеты не обрадовали его. Оказалось, остатки продовольственного зерна так малы, что их не хватит рассчитаться с колхозниками.

И сразу потемнело в глазах Уфимцева.

— Много не хватает? — с трудом выдавил он.

— Примерно по полкилограмма, если брать годовую сумму трудодней.

«Вот тебе и прогнозы! Не выдать колхозникам обещанных двух килограммов — значит, подорвать у них веру в колхоз, в свою способность руководить».

— Ненастье... К тому же техники мало, — сказал Попов. — Была бы техника, убрали бы без потерь, мог быть даже резерв... Но погоду планировать нельзя, количество техники тоже, она, как и погода, от нас не зависит. А вот обязательства по сверхплановой продаже... Тут мы поторопились с цифрами, Георгий Арсентьевич.

Он сидел подле Векшина, по-мальчишески раскачиваясь на стуле. Векшин слушал его, улыбался в бороду.

Уфимцев вспомнил, как на парткоме определяли обязательства их колхозу. Не знает этого агроном. Хорошо, что решили убрать овес на зерно, а то теперь не только хлеба на трудодни — и зернофуража ни грамма не было бы, пришлось бы, по примеру Позднина, сдавать скот в мясозаготовки.

Пока он раздумывал — Векшин исчез. Как он ушел и когда. Уфимцев не заметил. Он не успел додумать до конца, что Векшин, конечно, теперь воспользуется фактом нехватки зерна для колхозников, как в комнату ввалилась строительная бригада во главе со своим модным бригадиром.

— Можно к вам? — вежливо спросил Семечкин, хотя бригада уже вошла и люди рассаживались на свободных стульях, а то и прямо на столах.

Уфимцев насторожился: «Что бы это могло значить?» Стенникова встала, зажгла свет. Он оглядел пришедших — вся бригада была налицо, недоставало только Максима.

— В чем дело, товарищи?

— Работенку одну подсмотрели, Егор Арсентьевич, — начал, улыбаясь, Семечкин. — Мы, строители, завсегда на это дело свою зоркость имеем.

— А разве работы в колхозе больше нет, на «шабашку» вас потянуло?

— Какая тут «шабашка»! — засмеялся Семечкин. — Магарыч будет, и ладно... Сруб тут один на краю деревни пропадает, сгниет скоро.

Уфимцев воззрился на него: «Кажется, речь идет о его срубе».

— Ну и что? При чем здесь сруб?

— Решаемся его к месту произвести, — ответил Семечкин и горделиво посмотрел на Стенникову, на Попова, поправил свой белый галстук, тронул усы.

— Ничего не понимаю! — откровенно признался Уфимцев. — Может, ты, Василий Степанович, объяснишь?

Микешин сидел устало, опустив руки на колени. Уфимцев только сейчас рассмотрел, как он постарел, как осунулся, и невольно подумал, что и этому некогда неутомимому человеку приходит время идти на отдых.

— Обсудили мы тут между собой, Егор, — начал тихо Микешин, — и решили поставить тебе дом. Хватит по квартирам скитаться. Чего их, плотников, искать, мы-то на что? Сделаем между делов — вечерами, в выходные... К новому году в своем дому жить станешь.

Тугой комок подкатил к горлу Уфимцева. От волнения он не мог произнести ни слова, смотрел, как сквозь туман, на Микешина, на Семечкина.

— Правильно! — крикнул Попов. — В самом деле, неужели мы не в состоянии дом построить председателю колхоза? И не между делом, а в плановом порядке, как строим колхозные объекты.

— Надо только оформить решением правления, — посоветовала Стенникова. — Сроки... Порядок расчета.

— А может, не стоит? — каким-то хриплым, осекшимся голосом попробовал отказаться Уфимцев. — Кормокухня у нас в плане...

Но плотники в один голос заявили, что не подведут, построят и дом и кормокухню, пусть не беспокоится.

— Пораньше встанем, подольше поработаем. Мы, строители, завсегда часов не считали, — заявил Семечкин.

Плотники ушли, порешив завтра же приступать к срубу, ушел и Попов. Уфимцев остался сидеть.

— А нужен ли мне теперь дом? — спросил он Стенникову. — Ведь один живу... К чему эти хоромы?

— Нужен, Георгий Арсентьевич, — сказала ласково Анна Ивановна. — Нужен... Это даже лучше — и колхозники успокоятся, видите, не безразлична им ваша судьба. И Анна Аркадьевна... Не слепая же она!

Темнота обступила его, когда он вышел на крыльцо конторы. В избе Лыткиных горел свет, видимо, Дашка еще не улеглась. После разговора с Акимовым он решил переменить квартиру во избежание ненужных кривотолков, но так и не нашел времени поискать другую. Следовало попросить Анну Ивановну, она бы это устроила, договорилась с кем-нибудь.

Войдя во двор и подойдя к крылечку, он вдруг услышал, как кто-то тихо позвал его:

— Егор...

От неожиданности он замер, насторожился. Звук шел от огорода. Приглядевшись, он увидел, что за невысоким плетнем кто-то стоял.

— Подойди сюда, — вновь донеслось до него.

«Груня!» — Уфимцев испуганно оглянулся вокруг, прислушался к возне Дашки за закрытыми дверями сеней и осторожно, скрываясь в тени коровьей стайки, подошел к плетню.

— Чего тебе? — спросил он приглушенно. — Мало еще сплетен, так по чужим огородам...

Груня схватила его руку, прижала к груди, сердце ее учащенно колотилось.

— Уходи сейчас же! И не ходи за мной... Только зря время потеряешь, — сказал он грубо и торопливо пошел к сеням.

8

Вот и закончил колхоз уборку! Пыльные, потускневшие комбайны с яркими вымпелами над бункерами прошли торжественно по селу, как танки на параде по Красной площади, и стали у мастерской до будущего лета.

На центральном току, у амбаров, скопились вороха овса. Шла их подработка, и шум зерноочисток не прекращался ни днем, ни ночью. По ночам над током горели заревом огни и в их свете туманом плавала пыль.

Уфимцев спешил управиться до осенних дождей с полевыми работами. В эти дни все его личные невзгоды вроде отошли на задний план — только работа и работа. Не волновало даже то, что строительная бригада ставит ему дом. И лишь сознание того, что будет не очень-то любезным по отношению к Василию Степановичу, руководившему строительством дома, не поинтересоваться, как идут дела, заставило его сегодня утром проскочить к срубу.

Сруб был развален на четыре стороны, и между кучами бревен рыжел глиной невысокий каменный фундамент, на который плотники укладывали нижний венец.

Он остановил мотоцикл, пошел к плотникам.

— Хозяину сорок одно с кисточкой! — крикнул Семен Кобельков, отец бригадира полеводческой бригады, такой же весельчак, только старше да приземистее.

Микешин поднял голову и, увидев подходившего Уфимцева, сказал:

— Перекур.

Плотники, обрадованно улыбаясь, втыкали топоры в бревна, шумно сморкались, отряхивались, подходили по одному к председателю колхоза, здоровались за руку. Последним подошел Василий Степанович.

— Вот молодец, нашел время, приехал, — сказал он, не скрывая радости. — Как же без хозяйского глазу!

Плотники расселись, вытащили кисеты, закурили. Уфимцев сидел напротив них, на новом фундаменте, испытывал неловкость от внимания этих пожилых людей, годящихся ему в отцы. Он хорошо знал их всех. Кроме Микешина и Кобелькова, были тут два брата Уфимцевых — если разобраться, возможно, его дальние родственники, и седой благообразный старик, Серафим Колыванов, удивительный мастер по художественной резьбе, — многие дома в Больших Полянах украшены наличниками его работы, вызывая восхищение приезжих.

Начался непринужденный разговор, вначале о доме, каким он будет, когда его построят, и что еще надо, чтобы двор был как двор. Потом перешли на дела в колхозе, и Уфимцев уже стал поглядывать на часы, ища предлог уехать, как Семен Кобельков спросил:

— Ты вот что нам расскажи, Егор Арсентьевич... Болтают бабы, будто не осталось хлеба на трудодни, все сдали государству. Дескать, что на аванс получили, на том дело и закроется... А нам не верится. От такого урожая, да...

Кобельков вдруг замолчал, стал глядеть на Уфимцева. На председателя уставились и другие плотники.

— Не так дело обстоит, — ответил на заставший его врасплох вопрос Уфимцев. — Пшеница есть, но на годовые трудодни ее может немного не хватить.