Тайна исчезнувшей шляпы - Эллери Квин

— А не следует ли из этого, доктор, — с надеждой в голосе спросил Эллери, — что убийца Филда имел опыт работы в химической лаборатории?

— Нет. Любой человек, у которого дома есть самогонный аппарат, мог бы получить этот яд, не оставив следа. Идея в том, что температура кипения содержавшегося в бензине тетраэтилсвинца выше, чем у всех других составных элементов этой жидкости. Достаточно всего лишь выпарить все ненужное, и на дне у вас останется яд.

Инспектор достал табакерку и дрожащей рукой взял щепотку табака.

— Что ж, снимаю шляпу перед нашим убийцей. Скажите, доктор, а разве человеку не нужны для этого довольно солидные знания по токсикологии? Разве можно проделать все это, не имея специального образования?

Доктор Джонс пренебрежительно фыркнул.

— Удивляюсь я вам, инспектор. Я уже ответил на ваш вопрос.

— Как это?

— Я же вам объяснил, как можно получить этот яд. Для этого нужно только узнать от токсиколога про существование тетраэтилсвинца, никаких специальных знаний не требуется, кроме информации о его температуре кипения. Разумеется, нужен еще перегонный аппарат. Так что вынужден вас разочаровать, инспектор: яд вам не поможет выйти на убийцу. Скорее всего, он подслушал разговор двух токсикологов — или даже просто двух врачей, которые слышали про тетраэтилсвинец. А остальное чрезвычайно просто. Но разумеется, убийца может оказаться химиком. Мое дело — дать вам выбор вариантов.

— Убийца, видимо, подмешал его в виски? — задумчиво спросил Эллери.

— Несомненно. В желудке покойника было большое количество виски. А заставить жертву выпить яд, подмешанный к виски, убийце ничего не стоило: в наше время виски всегда пахнет эфиром. Сделав глоток из фляжки, Филд, скорее всего, даже ничего не заподозрил.

— Разве у этого яда нет вкуса? — устало спросил Эллери.

— Я его никогда не пробовал, молодой человек, так что точно не знаю, — сварливо ответил доктор Джонс. — Но вряд ли он всполошился, почувствовав странный вкус. А когда он проглотил яд, это уже не имело значения.

Инспектор поглядел на Праути, у которого уже догорела сигара и который сладко дремал.

— Послушайте, док!

Праути сонно приоткрыл глаза.

— Куда, черт побери, девались мои домашние туфли? Никогда не могу их найти!

Несмотря на царившее в комнате напряжение, все рассмеялись. Когда заместитель главного судебного эксперта вполне пришел в себя и понял, что он сказал, он тоже рассмеялся.

— Ясно, что мне пора домой. Так что ты хотел узнать, Квин?

— Скажи, — все еще посмеиваясь, спросил инспектор, — а про состав виски ты что-нибудь можешь сказать?

— А, — мгновенно оживился Праути. — Виски во фляжке было великолепного качества. Будьте спокойны, в виски я разбираюсь: достаточно я его за последние годы проанализировал. Если я поначалу и подумал, что Филд выпил скверное виски, то виной всему запах у него изо рта. Те напитки, что вы прислали мне из квартиры Филда, тоже были безукоризненного качества. Возможно, что Филд наполнил фляжку, воспользовавшись одной из этих бутылок. Я почти уверен, что это виски поступило из Европы. У нас такого не продавали со времен войны — то есть с тех пор, как продали запасы, сделанные до войны… Вели, полагаю, передал вам мое заключение, что имбирный эль в порядке.

Квин кивнул.

— Ну что ж, кажется, все ясно, — сказал он. — Уперлись в стену. Но все-таки, док, может быть, попробуете с профессором обнаружить возможный источник тетраэтилсвинца. Мне больше некому это поручить: вы знаете об этом снадобье больше, чем кто-нибудь другой.

Когда оба доктора ушли, Эллери встал и начал искать свое пальто.

— Пойду-ка я к букинисту, — сказал он. — Надо забрать Фальконера.

— Еще чего! — рявкнул Квин. — Никуда твоя дурацкая книжонка не убежит. Оставайся со мной и помоги мне ломать голову.

Эллери со вздохом опустился в кожаное кресло.

— Только было я решил, что расследование слабостей человеческого мозга — безнадежное дело и пустая трата времени, как мой достойный папаша заставляет меня возвращаться к этому безрадостному занятию. Ну что тебе еще пришло в голову?

— Никуда я тебя не возвращаю, — сердито ответил Квин. — И нечего выражаться в высоком стиле. У меня и так голова кругом идет. Я хочу только, чтобы ты помог мне разобраться в этой мешанине и усмотреть в ней… ну, что-нибудь да усмотреть.

— Так я и знал, — сказал Эллери. — Ну и с чего мне начинать?

— Ни с чего. Говорить сегодня буду я, а ты слушай. Можешь делать кое-какие заметки. Начнем с Филда. Во-первых, у нас есть все основания предполагать, что он отправился в понедельник в Римский театр не для развлечения, а по делу. Так?

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Эллери. — А что говорит Вели: как Филд провел день?

— Филд приехал в контору в 9.30 — как обычно. До двенадцати часов работал. Никто к нему не приходил. В двенадцать пообедал в «Вебстер-клубе» — один. В 1.30 вернулся в контору и работал непрерывно до четырех часов. Потом вроде бы отправился домой: привратник и лифтер оба говорят, что он приехал в 4.30. Больше Вели ничего разведать не смог, кроме того, что в пять часов пришел Майклс и ушел в шесть. Филд уехал в 7.30 в той одежде, в которой мы его нашли. У меня есть список клиентов, которых он принял за день, но это ничего не дает.

— А ты не узнал, почему у него так мало денег на счете в банке?

— Это объясняется именно так, как я предполагал. Филд неудачно спекулировал на биржевом рынке — и нес чувствительные потери. Кроме того, Вели только что докопался, что он часто посещал скачки и там тоже спускал массу денег. Толковый, казалось бы, был человек, но обдурить его ничего не стоило. Поэтому у него и осталось так мало денег на счете. Отсюда, по-видимому, та цифра, что написана на программке, — 50 000. Она означает деньги. И деньги, как-то связанные с тем лицом, с которым у него была назначена в театре встреча. Из этого можно вывести, что Филд был близко знаком со своим убийцей. Во-первых, он спокойно отхлебнул предложенную выпивку; во-вторых, местом встречи был выбран зрительный зал театра — явно для того, чтобы затеряться в толпе. Иначе зачем бы им встречаться в театре?

— Хорошо, — сказал Эллери, — тогда я задам тебе тот же вопрос: если им нужно было провернуть тайное и неблаговидное дельце, зачем выбирать театр? Разве парк не лучше подошел бы для этой цели? Или вестибюль отеля? Ну-ка, что ты на это скажешь?

— К сожалению, сын мой, — сказал инспектор, — Филд не предполагал, что его убьют. Он собирался только сыграть свою роль в некоей сделке. Может быть, Филд даже сам выбрал театр как место встречи. Может быть, хотел создать своего рода алиби. В общем, тут может быть много вариантов. Что же касается вестибюля отеля, то там его обязательно кто-нибудь увидел бы. А темный и пустынный парк — слишком опасное место. К тому же ему, возможно, меньше всего хотелось, чтобы его видели в обществе человека, с которым он назначил рандеву. Не забывай, что, судя по линии отрыва на корешках билетов, они пришли в театр врозь. Впрочем, строить догадки можно до бесконечности.

Эллери задумчиво улыбнулся, но ничего не сказал. Он думал, что отец так и не дал удовлетворительного ответа на его возражение и что это было на него совсем не похоже: он всегда облекал свои доводы в стройную систему.

Инспектор тем временем продолжал:

— К тому же мы не должны упускать из виду возможность, что Филда убил вовсе не тот человек, с которым он назначил встречу. Это, конечно, еще менее вероятный вариант. Преступление было слишком тщательно подготовлено. Но в этом случае нам надо искать двух лиц в зрительном зале, которые были напрямую связаны со смертью Филда.

— Морган? — спросил Эллери.

Инспектор пожал плечами:

— Возможно. Почему он нам не рассказал свою историю, когда мы разговаривали с ним вчера? Во всем остальном он признался. Может быть, он опасался признаться в том, что был жертвой шантажа со стороны убитого, плюс тот факт, что сам он тоже был в театре, — налицо неопровержимое сочетание косвенных улик.

— На все это можно и иначе посмотреть, — сказал Эллери. — Мы находим убитого человека, который написал на своей театральной программке цифру 50 000, явно имея в виду пятьдесят тысяч долларов. Со слов Сэмпсона и Кронина мы знаем, что Филд был неразборчив в средствах и, возможно, имел преступные наклонности. От Моргана мы также узнали, что он был шантажистом. Поэтому мы можем с полным основанием заключить: он отправился в театр, чтобы получить пятьдесят тысяч долларов или договориться об их выплате своей жертвой — пока нам неизвестной. Согласен?

— Продолжай, — пробурчал инспектор.

— Хорошо. Если мы приходим к выводу, что человек, которому в тот вечер Филд собирался предъявить свои требования, и убийца — одно и то же лицо, то мотив убийства становится очевидным: покончить с шантажистом. Если же убийца и человек, подвергавшийся шантажу, — разные лица, тогда нам надо продолжать поиски мотива убийства. На мой взгляд, этого делать не нужно: убийца и жертва шантажа — одно и то же лицо. Что ты об этом думаешь?