Закон маятника - Вероника Вереск

Значит, ближайшая суббота у Полины не рабочая, а вот начальник службы безопасности обязан быть на месте до восьми вечера. Прекрасно! Заявлюсь в первой половине дня, когда самые неотложные дела уже сделаны, а время вечерних развлечений еще не наступило. Что это за район? Ага, Новые Черемушки. Когда-то, еще в студенческие времена, я заблудилась здесь, что называется, в трех соснах. И что самое забавное, на карте отмечен именно тот дом, где когда-то проходила веселая молодежная вечеринка. Говорят, история повторяется: трагическая ситуация возвращается в виде фарса. Как бы сейчас не случилось наоборот. Но повторю еще раз: если бы хоть что-то в жизни меня страшило, я выбрала бы себе профессию поспокойнее.

Свернув с проспекта, проехав несколько домов по улице, круто уходившей вниз, и не больше получаса пропетляв между многоэтажек, я оказалась в уютном дворике, сплошь засаженном старыми липами и тополями. Наверно, летом здесь все утопает в зелени. На въезде во двор пришлось посторониться, пропуская автобус похоронной фирмы. Большинство моих коллег сочло бы это плохим предзнаменованием, но с приметами я обращаюсь так же, как и со страхами. Черная кошка – к удаче! Гастарбайтер с пустыми емкостями из-под краски – к деньгам! Разбилось зеркало – к счастью.

Оставив «глазастика» возле детской площадки, я направилась к нужному подъезду. Мне даже не пришлось придумывать какие-нибудь хитрости, чтобы обойти кодовый замок. Дверь была не только настежь распахнута, но еще и заблокирована небольшим камушком. Из лифта навстречу вышли две женщины, торопливо снимавшие с рукавов пальто траурные повязки. Значит, возвращаются с поминок, на которых присутствовали исключительно из чувства долга: тушь на ресницах у обеих в полном порядке. Впрочем, к делу, по которому я здесь, это не имеет ни малейшего отношения.

Но как вскоре выяснилось – имеет, да еще как! Судя по всему, в последнее время у меня становится своего рода традицией оказываться у нужной двери и заставать ее открытой нараспашку. И оказываться в обстановке полнейшего хаоса.

Нет, здесь ничего не было ни опрокинуто, ни разбросано: хаос и растерянность витали в воздухе, они ощущались, как запах, и, казалось, прилипали к лицу, будто мокрая паутина.

– Есть кто дома? – на всякий случай окликнула я. – Полина Викторовна!

С кухни послышался невнятный возглас, в котором с большим трудом можно было разобрать слово «проходите».

Пристраивая куртку на вешалке, я непроизвольно бросила взгляд в комнату, дверь которой была так же приглашающе распахнута. Первое, что бросилось в глаза, был громадный фотографический портрет Андрея. Портрет, перевязанный черной ленточкой. Ничего не понимаю!

– Ну, проходите же! – послышалось уже членораздельнее.

Женщина, сидевшая за столом перед опустошенной бутылкой «Наполеона», лишь отдаленно была похожа на ту самоуверенную стерву, которая несколько дней назад со скандалом выставила меня из кабинета. Заплаканная, растрепанная, в маленьком черном платье – не траурном, а скорее вечернем. И плюс ко всему, эта женщина была вдребезги пьяна.

– Все меня бросили, – пожаловалась она высоким детским голосом, в котором слышались надрывные истерические нотки. – Привели сюда и бросили. А что я одна тут буду делать? Вы тоже его родственница из деревни? Уже четыре таких приходило, все высматривали что-то, вынюхивали. Ты тоже про завещание будешь спрашивать? Не будешь, ну и хорошо, а то достали уже. Слушай, будь другом, там в серванте армянский, пять звездочек, достань, а? Не встать, день такой был тяжелый… И две стопки прихвати, там, на полке. Нам с Андрюшей был свадебный подарок.

– Как это случилось? – на полном автомате задала я дежурный вопрос. Все-таки вежливость есть вежливость.

– Закрытая черепно-мозговая травма, – бесцветным неживым голосом произнесла моя собеседница. – Травмы, несовместимые с жизнью… Умер, не приходя в сознание. В полиции говорят, что кто-то знакомый подкараулил. На нашей лестнице. Кровищи была целая лужа, ее дворничиха замывала, ругалась. Красная такая, яркая. Ты бутылку-то открывай, меня и руки сегодня не слушаются. Мы на Майорку летом хотели, квартиру поменять, и все теперь псу под хвост. Ну что, давай не чокаясь, за упокой души. Вот блин, не вовремя-то как…

Что тут скажешь? Судьба любит пошутить. Еще час назад я напряженно размышляла, как сделать так, чтобы Полина приняла меня благосклоннее, чем в прошлый раз, и была максимально откровенна. И вот, пожалуйста – все двери передо мной распахиваются одна за другой, сижу с госпожой Стариковой, которая пребывает, как выразился один милейший старичок, «в состоянии невесомости». Более того, Полина рада моему обществу и возможности выговориться. Дело за малым: направить нашу беседу в нужное русло. Что для меня, посвятившей журналистике страшно сказать сколько времени, не составило особого труда. А чтобы самой не потерять контроль над ситуацией, я прибегла к небольшому, но действенному средству. «Энтеросгель», который пришлось срочно купить, когда Мыш еще почти щенком из чистого упрямства прямо на моих глазах взял в рот дохлую крысу.

Как позже выяснилось, эта бесцветная и безвкусная субстанция прекрасно выводит из организма всевозможные токсины. А если принять его перед фуршетом или корпоративом, можно не опасаться, что после рюмки какого-нибудь ликера события начнут развиваться непредсказуемым и не самым удачным образом.

Вскоре Полина перестала даже замечать мое присутствие и принялась рассказывать, как будто говорила сама с собой. Мне только и оставалось, что время от времени подавать реплики и задавать наводящие вопросы. И вот что я узнала.

Николай с юности испытывал просто маниакальную страсть к старым вещам. Не антиквариату, который надо поставить на полку и по возможности даже не дышать в его сторону, а именно вещам, которыми можно пользоваться. Поэтому, когда они сняли помещение под офис в полузаброшенном лабораторном корпусе, он радовался, как ребенок, совершая экспедиции по кабинетам и притаскивая множество канцелярских принадлежностей советской эпохи. «Они добротные, у них аура силы и стабильности», – пояснял он. Они с Андреем – да, они уже тогда были любовниками – сперва посмеивались над этим пристрастием, но затем махнули рукой. В конце концов, хобби не хуже и не лучше любого другого.

И вот однажды Николай притащил из какого-то дальнего кабинета толстую коричневую папку. В ней оказались какие-то непонятные чертежи, точнее, копии, начерченные на кальке. Папку Николай поставил на полку к другим таким же раритетам, а затем текущие дела заставили забыть о находке.

Андрей, заметив на чертежах гриф «только для служебного пользования», понял, что их следует изучить самым тщательным образом. Кого-то это, возможно, удивит, но многие секреты прошлого до сих пор остаются актуальны. Не найденные до сих пор клады, стратегические запасы, где ждет своего часа тушенка, произведенная в другую эпоху и в другом государстве. Но, как утверждают добравшиеся до нее сталкеры, вполне съедобная.