Усталая смерть - Михаил Март

— А вывезти его на машине? Мне кажется, что это наилучший вариант. Пока я ждал вас на проходной, то заметил, что санитарные машины на выезде не проверяются и не досматриваются.

Доктор продолжал улыбаться. Марецкий чувствовал себя полным идиотом. Будто он не допрашивает консультанта, а находится у него на приеме с жалобами на неустойчивую психику.

— Мы насчитали уже трех сообщников. Теперь подумаем о машине. Все машины находятся в гараже. Прежде чем отправить машину на выезд за больным, диспетчер должен получить официальную заявку, потом оформить путевку, пропуск и вызвать двух санитаров. Итак, диспетчер, два санитара, шофер, выездные документы и две пары ворот. Дело в том, что машины досматривают при выезде из ворот гаража, а потому их не досматривают на выездных воротах. Можно, конечно, подсадить беглеца в машину, пока она едет по территории больницы от одних ворот до других. Для этого в сговор нужно подключить шофера, двух санитаров и директора института.

— А вот про него вы мне ничего не говорили.

— Только он вправе давать заявки диспетчеру на выезд бригады. Диспетчера подозревать трудно, он на сделку не пойдет, потому что фальшивая заявка в первую очередь высветится. Но дело даже не в этом. Представьте себе на секундочку, каких разных людей мы объединяем в одну банду. Санитар, дежурный врач, главврач и, возможно, охрана или диспетчер. Это же против всякой субординации. Но самое главное состоит в другом. Скажите мне на милость, ради чего городить такой рискованный сыр-бор? Кому он нужен, этот зверь на свободе, который не успел бежать, как тут же перерезал глотку своей возлюбленной?

— Она уже не была его возлюбленной, а предала его. Кроме как шлюхой, он ее никак не называл, если верить единственной свидетельнице, которая его видела.

— Понимаете теперь, на чем произошел сдвиг? — спросил Сквора.

— О чем это вы?

— Предатели не терпят предательств. Попав в плен в Чечне, Баландин предал десяток своих товарищей и собственноручно их убил. Но он не мог поверить в то, что его тоже могут предать. За что боролся, на то и напоролся. Если для себя он находил какие-то оправдания, то для других их быть не могло. Потому что подсознательно он понимал, что творит и как это страшно. Но он любил жизнь и себя несчастного. Другим же он ничего не прощал. Для него измена девушки равна тому, будто ему самому перерезали глотку или хотят перерезать. И он идет на упреждающий удар.

— Любопытная теория, Анатолий Викторович.

— Я практик, а не теоретик, Степан Яковлевич.

— Извините. У меня вот еще какой вопрос возник. Когда мы шли по территории, то я видел много легковых машин возле корпусов. Как я догадываюсь, это не больничные машины?

— Мысль вашу уловил. Отвечаю. Для служащих и врачей больницы оборудована стоянка рядом с институтом. Но для некоторых делается исключение. В частности, для профессоров, главных врачей. Единицы. И пропуск выдает директор института по согласованию с вневедомственной охраной, где ставятся две подписи от каждой стороны, фотография, печать, и все это ламинируется. Процедура получения водительских прав не менее хлопотная. Теперь что касается нашего корпуса. В то время даже можно говорить о дне. К вашему приезду я подготовился к ответу на возможные вопросы. Не люблю выглядеть некомпетентным и заглядывать в шпаргалки. Так вот, только главный врач нашего отделения профессор Поплавский Герман Емельяныч мог беспрепятственно въезжать и выезжать на территорию больницы на своей машине. Но главный врач уходит с работы в шесть вечера. В это время узник находился на месте. Его исчезновение было обнаружено на следующий день в девять утра, когда делался обход. Уйти он мог только ночью. Дежурным врачом в ту ночь была Елена Андреевна Приленская. Она же и вела дело Баландина. Женщина очень строгого нрава. Ее и врачи-то побаивались. Кандидат наук, отличный психиатр и психолог, она не может попадать под категорию заговорщиков ни под каким соусом. К тому же она составляла акт для комиссии и справки для суда, где требовала полной изоляции Баландина в принудительном лечебном заведении строгого режима. Уверяю вас, из таких тюрем люди на свободу не выходят. Санитаром в ту ночь работал Лев Максимыч Меняйло. Очень опытный санитар. Он служил в военном госпитале двадцать лет, ушел в отставку прапорщиком и был принят к нам. Военный, дисциплинированный и очень крепкий физически человек, несмотря на шестидесятилетний возраст. К сожалению, никто из них сейчас у нас не работает.

— Коалиция невозможна, но преступник бежал. В форточку выпорхнул?

— Согласен. Я по вашей части не специалист. Но военная прокуратура тут долго себе голову ломала, но так ни к какому выводу и не пришла.

— Есть над чем голову ломать. Так вы сказали, что никто из них не работает. Разве здесь плохо платят?

— Где-то платят больше. Профессор Поплавский перешел к теории и пишет научные труды… Елена Андреевна Приленская, как мне известно по слухам, уехала в Питер. Там, надо сказать, работа поинтереснее будет. Я бы тоже Москву бросил, если бы меня пригласили. А санитар ушел на покой. Рыбку ловит где-нибудь на даче. Он же бобылем был, и ходили разговоры, будто нашел себе какую-то вдовушку в Подмосковье. Мужик он рукастый, пенсия приличная, чего бы не пожить в свое удовольствие. Невелико счастье каждый день на психов любоваться.

— Да. Люди приличные и честные, а Баландин сбежал. Даже если предположить, что эти образчики общества пошли на сговор, то непонятны причины. Ведь у Баландина не было богатых родственников, которые решили бы за его побег дать взятку. И потом, кому? Сколько нужно денег, чтобы подкупить целую бригаду, а главное, как найти подход, скажем, к тому же профессору Поплавскому?

— Никак, — твердо заявил Сквора. — Родственники к нам не допускаются, и они не знают, под чьим конкретным наблюдением находится больной. Все, что они могут узнать, — это фамилии членов комиссии, выдавших окончательное заключение, и то это случится в зале суда в момент оглашения приговора.

— Ну что ж, большое вам спасибо, доктор, за оказанное мне внимание, и извините, что отнял у вас столько времени.

— Помог, чем мог. Не обессудьте, если что не так.

Проходя через проходную, Марецкий спросил одного из охранников:

— Скажите, а среди вас есть ветераны, которые проработали здесь много лет и, возможно, самого Сербского еще помнят?

Охранник указал на дверь.

— Поговорите со старшим смены. Это тот человек, который вам нужен.

Марецкий постучал и вошел.

За столом сидел пожилой мужчина с огромным мясистым носом, ужасно худой. Казалось, что его щеки касаются одна другой. Длинная гусиная морщинистая шея и выпирающий кадык.

— Я майор милиции Марецкий с Петровки.

— Знаю, Степан Яковлевич. Ваши документы через меня проходили. И цель визита мне известна. Я сижу здесь для того, чтобы все знать. — Он встал, протянул Марецкому руку, похожую на изломанную корягу, и представился: — Засима Иваныч.

— Могу я задать вам несколько вопросов?

— Присаживайтесь. Но сразу вам скажу, что Баландин через проходную или ворота проскочить не мог.

— Уверены?

— Абсолютно. Тут таракан незамеченным не проползет.

— Вы помните день побега?

— К сожалению. Тогда меня едва с работы не сняли. Но я же отвечаю только за КПП, а не за больничные корпуса. А никаких доказательств того, что этот парень проскользнул именно здесь, ни у кого не было.

— В котором часу уехал домой профессор Поплавский?

— Сейчас скажу… Где-то около семи вечера он ушел.

— Вы сказали «ушел»?

— Да. А чего тут странного?

— У него же машина с пропуском на территорию?

— А, вот вы о чем. Нет, в тот вечер он уехал своим ходом. Когда его жена дежурит в ночь, то он ей оставляет машину. А так они обычно вместе уезжают.

— А кто его жена?

— Елена Андреевна Приленская. Она ведущий психиатр в его отделении. Если она остается на дежурство, то профессор оставляет ей машину. Тут ведь утром в автобус не сядешь, раздавят. А вечером свободно.

— Значит, она сдала смену утром и уехала на машине мужа.

— Совершенно верно.

— В котором часу?

— В начале девятого. Дежурство сдают в восемь.

— Вы не досматриваете машины профессоров? Старик улыбнулся.

— Смеетесь. Кто же до такого додумается? Это же унизительно.

— Вы лично видели, когда она уезжала?

— Конечно. Сам ворота открывал. В машине, кроме нее, никого не было. Я подходил к ней и пожелал счастливого пути. Она сидела одна за рулем, и больше ни души.

— А какая у них машина?

— Белая «волга». Двадцать первая, еще с оленем на капоте, но очень ухоженная.

— А санитара Меняйло вы помните?

— Конечно, Леву хорошо помню. Он к нам из окружного госпиталя, что в Красногорске, пришел. Хороший мужик, все меня на рыбалку зазывал. Крепкий, здоровый, вот только левый глаз немного косит. Так сразу-то в глаза не бросается, но когда знаешь, то заметно.