Курсом зюйд - Елена Валериевна Горелик

И тогда дорога на Перекоп будет открыта.

Дорог, ведущих в направлении Крыма, крайне мало, а ниже порогов так и вовсе одна. Тот самый Чёрный Шлях, которым веками гнали ясырь на рабские рынки.

Был и план «Б» на случай, если татары узнают о выступлении русской армии раньше срока. Открытый бой они не примут, не тот состав. А вот потрепать на марше фланговыми и арьергардными наскоками — это у них получалось очень хорошо. Собственно, именно так сам Пётр шведов и измотал в прошлом году. Потому идти придётся не одной колонной, а минимум тремя.

Пушки «нового манира» при равной дальности стрельбы меньше и легче старых, и не так прожорливы по пороху. Да это и не пушки вовсе, а некая их помесь с гаубицами — могут стрелять и ядрами, и бомбами, и картечью. Их легче перевозить, а «конные батареи» и вовсе делают этот род войск мобильным. А значит и скорость марша выше. Это большое подспорье в Диком Поле — на ровной, как стол, степи, где идущее войско видно от горизонта.

Если против шведов лучшей тактикой оказался яростный встречный бой при поддержке конницы и стрелков-егерей, то против лёгкой татарской конницы, вооружённой по большей части луками и стрелами, решили применять каре, создающее вал ружейного и орудийного огня — из-за рогаток, сборных мобильных заграждений, на которые пустили ставшие практически бесполезными пики из старых арсеналов.

Изменились и фузеи, что выдавали уже в более-менее промышленных количествах Тульский и Олонецкий заводы. Нет, конструкционно это были всё те же гладкостволы, но толстые и хрупкие деревянные шомпола уже года два как стали заменять более прочными железными, а багинеты, собственно, превратились в полноценные штыки. Пожалуй, конструкционно они стали напоминать своих собратьев, которые должны были появиться только в конце девятнадцатого столетия, а ружейный ствол начали крепить ложевыми кольцами. И наконец-то у пехотинцев на длинноствольном огнестреле появились антабки — петли для ремня, благодаря которому можно было переносить увесистые фузеи и мушкетоны на плече, освободив руки. Не одним же гренадерам такое облегчение организовывать, согласитесь. Да и ружейные ремни в русской армии сразу стали особыми: на их изготовление шли тканые ременные полосы, которые можно было разрезать или перетереть, но разорвать — не получалось при всём желании. Это оказалось дешевле, чем расходовать на них кожу.

Вот уж на что, а на оснащение армии Пётр Алексеич денег никогда не жалел. Однако массово производить «егерские сапоги» было пока не по карману. Имеющихся мощностей и материалов хватало только обуть в эту довольно непростую для восемнадцатого века конструкцию уже имеющиеся егерские роты пехотных полков. Прочие солдатики продолжали ходить в башмаках, а чтобы уберечь ноги от разнообразных неприятностей, использовали «штивели» — да, да, те самые солдатские штиблеты. Их шили из кожи или из полотна старых армейских палаток. Испытания показали, конечно, полное превосходство на марше «егерской» шнурованной обувки с люверсами и рифлёной подошвой, но и штиблеты тоже были не худшим из решений.

Но самый большой подарок получили полковые канцелярии. В России рядом с верфями и лесопилками под «протекторатом» Преображенского полка заработали небольшие мануфактурки, производившие самую обычную бумагу. Но не из тряпок, которых вечно не хватало, а из опилок, что удешевило её производство раза эдак в два, если не больше. Уже начались переговоры об экспорте этого довольно дефицитного по тем временам товара за рубеж. Вот уж что, а недорогую бумагу расхватают на ура. И преображенцам какая-никакая прибыль.

Одним словом, сквозь лицо восемнадцатого столетия стало проглядывать нечто иное, чего здесь, по идее, быть не должно. Но оно было, и заинтересованные лица не могли не обратить на это внимание.

…Оттого и спешил Пётр Алексеевич, загоняя лошадей по дороге в Белгород, где было указано собираться головной колонне. Две прочие, под командованием Шереметева и Голицына, имели местами сбора Киев и Чернигов, где с осени готовили большие провиантские магазины. А Апраксин уже идёт вниз по Дону с новой азовской флотилией. Нужно было нанести упреждающий удар, пока Крым окончательно не превратили в ядовитую стрелу, торчащую из болезненной раны России.

Интермедия.

Если жена любит по-настоящему, она всегда точно знает, что на уме у мужа. Как бы тот ни старался скрыть от неё неприятную новость.

Он всё-таки себя выдал — и ночью, и утром, когда она приготовила и подала к столу традиционный кофе. Говорил как обычно о текущих делах, как вчера «гулял по работам», кого похвалил, кого оштрафовал. Но тревогу всё-таки скрыть не смог. А когда сообщил, что нужно спешно в Москву выехать и, отводя взгляд, стал цеплять шпагу на портупею, Дарья окончательно поняла: это явно не в Москву и надолго.

— Ты уходишь на войну, — тихо сказала она, с грустью глядя на него. ­– Храни тебя Бог, Петруша.

Тогда он перестал напускать на себя деланно весёлый вид: догадался, что не смог её провести. Ведь так же она напутствовала его перед Полтавской битвой — когда все они рисковали жизнью.

И так же, как тогда, он порывисто обнял и поцеловал жену.

— Я вернусь.

Слова, которые говорили своим любимым миллионы мужчин до него и будут говорить миллионы мужчин после. Вечные слова, в которые верят все любящие женщины. Сбываются они, правда, не у всех, но, если думать только об этом, не останется места надежде.

Дарье только и оставалось, что глядеть, как он своим обычным быстрым шагом покидает комнаты, нахлобучивая шляпу на голову. Долгие проводы — это не для них.

…А сейчас они с Алёшкой, оставшись «на хозяйстве» — соответствующий указ Пётр Алексеевич сыну всё же оставил — должны проводить приёмы, инспектировать различные работы, отвечать на официальные послания глав иных государств и держать под контролем тайное расследование, что вёл Юрий Николаевич. Алексашка-то тоже на юг умчался, теперь обе нити держит в руках «немезидовец» «Холмс». Оборона Петербурга на Репнине, его обязали отчитываться перед старшим царевичем и государыней. И Карл, чтоб ему провалиться, тоже под её ответственностью.

Едва швед прознал, что государь в отъезде, снова стал делать ей намёки и комплименты. Пусть пока в пределах допустимого — век-то галантный — но уже почти «на грани фола». Дарья стала являться к нему не только в обществе мужниной племянницы и статс-дам, но и с пистолетом в кармане, упрятанном в складках юбки. Честно сказать, она боялась этого человека и молилась, чтобы скорее приехала сестра. Вот кого Карл сам боится до дрожи в коленках. И с делами будет проще разбираться — Катя в них понимает больше, особенно в дипломатических хитросплетениях.

4

— К берегу идём, — сказал капитан. — У нас осадка малая, проскочим.

Бригантина «нового манира» была русская, строенная на Адмиралтейской верфи Петербурга, и называлась «Добрая вестница». А капитан — наёмник, датчанин, согласившийся послужить под русским флагом и научить команду морскому делу. Впрочем, русские матросы и боцман прекрасно понимали и по-датски, и по-голландски, и понимали капитана с полуслова. Тот, опытный дядька лет сорока, сейчас невозмутимо глядел в подзорную трубу и спокойно отдавал команде приказания.

А с моря их «зажимала» бригантина. Сначала она шла под голландским флагом, затем вывесила шведский — попутно с сигналами, означающими требование сдаться. Но капитан однозначно сказал, что не припомнит у шведов таких бригантин. То ли это прошлогодний шведский трофей из тех, что скандинавы нахватали у англичан, то ли сами англичане под чужим флагом. Проверять это капитан не собирался.

— Можем ли мы чем-либо вам помочь, капитан? ­– спросил у него Меркулов, когда они с женой, одетой для морского путешествия в егерский мундир, поднялись на палубу и оценили обстановку.

— Можете, — всё так же невозмутимо ответил датчанин, оторвавшись от подзорной трубы и оценив боеготовность пассажиров. — Просто не мешайте.

Меркуловы переглянулись.

— Значит, абордажа не будет, — с ледяным спокойствием проговорила Катя, уже привыкшая более-менее успешно бороться с приступами морской болезни.

— Благодарим вас, капитан, — учтиво произнёс Алексей. — Впрочем, если понадобится, мы всегда к вашим услугам.

— Я нисколько не сомневаюсь в вашей решимости и воинских умениях, господа, но сейчас они излишни, — ответил датчанин. — Мы уйдём от них.

И ушли. К вечеру ветер ослабел и сменился на северо-восточный, и шведы, или кто там вместо них, потеряли ход. А «Добрая вестница» бойко ушла от них галсами по мелководью. Утром горизонт уже был чист. Ещё через сутки русская бригантина бросила