Занавес приподнят - Юрий Колесников

Потный, разгоряченный, с всклокоченными волосами оратор на мгновение замолчал, испытующе посматривая на своих слушателей, которые, затаив дыхание, не спускали с него глаз. Только адвокат сидел, понуря голову. И курьер «Центра» уже спокойно продолжил свой официальный инструктаж. Он подверг критике вышедшую недавно в Лондоне «Белую книгу», в которой объявлялось о строгом ограничении иммиграции в Палестину — не свыше пятнадцати тысяч человек в год, — и со злорадным восторгом отметил, что это ограничение в скором времени лопнет как мыльный пузырь в результате войны, навязанной Гитлером Британии.

В заключение он горячо призвал собравшихся всесторонне использовать возникшую в мире обстановку, благоприятную для осуществления намеченной «Центром» программы, и действовать, ни перед чем не останавливаясь, ничем не пренебрегая, не брезгуя никакими средствами.

— Как никогда прежде, сионисты-бейтарцы должны изыскать возможности для сосредоточения максимума оружия и непрерывного увеличения иммиграции на землю предков наших лучших людей из диаспоры, — заключил курьер осипшим голосом. — И эту священную миссию с помощью всевышнего мы любой ценой выполним, ибо воля у нас твердая, разум ясный, энергии в избытке!

Бен-Цион Хагера с головой окунулся в хлопотливые дела по закупке оружия. «Национальный Центр» требовал от него расширения масштабов этой деятельности. Надо было использовать момент. И неудивительно, что порою он забывал о своем обещании дочери удалить из дома Ойю. Однако не было свободной минуты, чтобы не только выполнить свое обещание, но даже увидеться со своим компаньоном. Стефанос уже увяз по горло в делах: именно он устанавливал контакты с торговцами оружием, вел с ними предварительные переговоры. Но Циле до всего этого не было дела!

«Мой характер!» — с удовольствием отметил Бен-Цион, вспомнив утренний разговор с дочерью. Раввин собирался отбыть по срочным делам с курьером «национального Центра» на весь день и сказал Циле, что к вечеру непременно исполнит ее желание, но домой в этот день он не вернулся. Такое бывало с ним не часто, тем не менее особой тревоги в семье его отсутствие не вызвало. Не явился раввин и в синагогу на предсубботнее вечернее моление, но богомольцев это не особенно удивило: мало ли какие дела могли быть у раввина. Одна Циля не скрывала своего раздражения. Злило ее не отсутствие отца, а присутствие во дворе этой убогой девчонки Ойи. «Завтра суббота, а она еще тут!» — думала Циля, с ненавистью посматривая во двор, где работала гречанка. В субботу намечался званый обед, к которому она старательно готовилась. «Придет же и наша тетя Бетя! И, наверное, как положено в таких случаях, заведет разговор с Хаимом. И кто знает, может состояться и помолвка!» Циля, взглянув в зеркало, осталась довольна собой.

В прихожую вошел Хаим, взял щетку и стал стряхивать пыль с одежды и обуви. Он ходил в порт, наведывался в агентство, узнавал, какие формальности надлежит выполнить перед отъездом. К счастью, чиновники английской администрации признали судовой билет действительным, надо было только доплатить незначительную сумму. Хаим надеялся на помощь раввина. «Заработаю и тотчас вышлю долг», — думал он.

С этими мыслями Хаим постучал в дверь. Увидев его, Циля быстро поправила прическу и, улыбаясь, пригласила войти. Хаим прошел в столовую. Настроение у него было отличное, хотя, отвыкнув от длительной ходьбы, он сильно устал и основательно проголодался.

Завидев стол, накрытый белой скатертью вместо обычной клеенки, и особо тщательно убранную комнату, он шутя заметил:

— О-о! Уж не сватов ли ждете?

Циля покраснела и не нашлась, что ответить. Ей показалось, что Хаим не случайно заговорил об этом. Когда же в столовую вошла Лэйя и Хаим повторил свою шутку, та, равнодушно пожав плечами, проговорила:

— С чего вы взяли? Просто сегодня канун субботы, вот и в доме, как водится у порядочных евреев, прибрано по-праздничному.

Но Циля тут же прикрикнула на сестру:

— Когда человек приходит с улицы и хочет кушать, ему подают обед, а не занимаются разговорами. На окно я поставила запеканку. В кухне покрытая тарелкой бабка из лапши, принеси-ка… Человек не кушал бог знает с каких пор!

Циля суетилась, часто выходила в прихожую и о чем-то шепталась с сестрой. Все это испортило Хаиму настроение, насторожило. Не прикоснувшись к еде, он поблагодарил и вышел. К его удивлению, Циля не настаивала, как обычно, чтобы он остался.

Во дворе его поджидала Ойя. Он улыбнулся девушке, объяснил, что очень устал за день и хочет отдохнуть. Ойя проводила его до флигеля.

Хаим прилег на постель не раздеваясь, стал думать о том, как его встретят на «обетованной земле» друзья из «квуца» — трудовой военизированной группы, вместе с которыми он проходил стажировку, как он начнет работать, накопит деньги и вызовет оставшихся в Болграде отца и сестренку. А Ойя? Что будет с Ойей? Он же не сможет расстаться с ней. Она дорога ему, как дороги отец и сестра. Нет, без нее он жить не сможет… Завтра он скажет ей об этом. И они уедут вместе.

Проснулся Хаим от сильного шума. Взревев мотором, во двор въехала машина. Хлопнула дверца автомобиля, послышались шаги, потом шуршание шин отъехавшей машины. Хаим поднялся, выглянул во двор и с изумлением увидел, что все окна в доме раввина освещены. «Поздно, а они почему-то не спят, — подумал он. — Не случилась ли беда?»

Тревога охватила парня, и он поспешил к дому. Заглянув в окно столовой, Хаим увидел, как, стоя посредине комнаты, Циля зло топала ногами на горько плачущую горбатую сестру.

Хаим вошел в дом, и тотчас же обе девушки испуганно смолкли.

— Случилось что-нибудь? — тревожно спросил Хаим. — Я слышал вроде бы шум автомобиля!..

Лэйя виновато отвернулась и будто вот-вот была готова снова расплакаться, а Циля, запинаясь, промолвила:

— К-какой автомобиль? Где? Ведь… суббота!

— Значит, мне приснилось… — смущенно оправдывался Хаим. — Извините!.. Совсем забыл, что с вечера — суббота и ездить на машине грешно…

— Нет у нас больше гречанки! — сдерживая рыдания, проговорила Лэйя и выбежала из комнаты.

Ошеломленный Хаим в растерянности спросил:

— Ойи нет?!

— Исчезла куда-то… — неохотно процедила сквозь зубы Циля.

— Как это исчезла?

— Откуда я знаю? — раздраженно ответила Циля. — И почему вы меня спрашиваете?! Я не сторож!..

— Когда это произошло? — спросил Хаим и, не дожидаясь ответа, бросился к сараю, заглянул на кухню, во флигель, на улицу. Всюду — ни души. Было за полночь. Он вернулся в дом, спросил Цилю, когда именно она заметила отсутствие Ойи, но дочь раввина на все вопросы отвечала как попугай:

— Откуда я знаю?!

Расстроенный Хаим еще раз обошел весь двор, вышел на улицу, прислушался. Со стороны порта порою доносился лязг цепей и грохот, которые тотчас же тонули в мягкой ночной тишине. Глядя на беспредельный небосвод, усеянный безучастно мерцавшими яркими звездами, Хаим почувствовал себя одиноким, несчастным и совершенно беспомощным существом, заброшенным куда-то очень далеко.

От грустных мыслей его отвлек послышавшийся со стороны порта шум мотора. Он насторожился, прислушался. Машина с воем одолевала крутой подъем. Вскоре из-за угла улицы широкий луч света прорезал темноту. Автомобиль остановился на углу, хлопнула дверца, и машина стала разворачиваться в обратной путь. Сноп яркого света фар скользнул по заборам, стенам домов и на секунду внезапно выхватил из темноты рослую фигуру раввина, только что вышедшего из машины. Хаим обомлел от неожиданности и удивления. «Вот это да! — подумал он. — В субботнюю ночь реббе на машине? Ничего себе реббелэ…»

Обеспокоенный Хаим поспешил к дому. В столовой, несмотря на позднее время, Циля вышивала толстыми цветными нитками подушечку. Быстро взглянув на него, она тут же молча склонила голову над вышивкой.

— Да будет благословенной суббота! — произнес традиционную фразу Бен-Цион Хагера, входя в комнату.

Хаим сдержанно ответил на приветствие. Помогая раввину снять верхнюю одежду, он почувствовал, как что-то тяжелое ударило его по колену: из-под откинувшейся полы капота раввина мелькнул свисавший на ремне автоматический пистолет, какие доводилось ему видеть лишь в кинофильмах. Он сделал вид, будто ничего не заметил, и, держа одежду раввина на весу, направился к вешалке.

Бен-Цион Хагера прошел в свою комнату. За ним последовала и Циля. Вскоре раввин вернулся в столовую и огорченно спросил:

— Цилечка мне сказала, что сбежала гречанка. Это правда?

Хаим промолчал. Он не понимал, что происходит. Может, перед ним и вовсе не раввин, а главарь какой-нибудь шайки бандитов?

— Жалко? — сочувственно продолжал раввин, глядя в упор на Хаима. — Но потеря невелика… Найдется. Не первый случай. Однажды перед пасхой она тоже сбежала. Искали целую неделю, не нашли, вдруг сама заявилась. И знаете, где эта идиотка скрывалась? В сарае, рядом с флигелем! Находит на нее иногда…