Дорога в апельсиновый рай - Натали Н. Гагарина

– А я не могу больше притворяться и жить с тобой и твоими детьми!

– С моими детьми? И Алинка, и Глеб любят тебя и называют папой… Ты для них – отец.

– Я устал. Я не могу больше, Кэт.

– Господи! Да что с тобой случилось, Фрэд?

– Я не люблю тебя больше.

– Фрэд! А как же Клэр? Она так привыкла ко мне! Она зовет меня мамой. Я очень люблю ее, Фрэд! Она – моя дочь, Фрэд!

– Она не твоя дочь. И никогда не будет ею.

– Ты использовал меня, Фрэд, чтобы вырастить Клэр. А теперь она большая и может все делать самостоятельно. – Катерина заплакала.

– Ты подпишешь документы на развод? – настаивал Фрэд.

– Нет! Я должна думать о детях, если ты о них не думаешь.

– Так да или нет?

– Фрэд, милый, успокойся… – сквозь слезы умоляла его Катерина. – Ты в плохом настроении. Ты очень возбужден… Давай не будем пороть горячку сейчас… Фрэд! Успокойся, милый…

– Ну ладно, – зло проговорил Фрэд, – сама уйдешь. Убежишь!

Он накинул плащ и выбежал из дома. Катерина услышала, как открылись автоматические двери гаража и машина Фрэда, взвизгнув, умчалась прочь.

Фрэд не любил Катерину. Никогда. Ему нужна была мать для Клэр, хозяйка в доме (убрать – приготовить еду – постирать) и женщина для секса. Это все, что ему было нужно.

Он забрал машину у Катерины и с этого дня перестал давать ей деньги. Она каждый день ходила на работу пешком: шесть километров туда и столько же обратно. Рейсовых автобусов в их микро-городке близ Нью-Йорка не было. Тяжелые сумки с продуктами она тоже носила на себе.

Идти по дороге было небезопасно, особенно в темное время суток. Кроме машин, пролетавших по дороге на большой скорости, из леса выходили медведи. В лесах Пенсильвании их водится предостаточно. Вот уж смешно, когда американцы говорят, что русские – дикие, и медведи в России ходят по улицам! Там, где жила Катерина, обычно строго по четвергам жители выставляют мусорные баки, которые забирают большие траки-мусоросборщики. Так вот, медведи, да и другие дикие животные, именно по четвергам выходят из леса, переворачивают баки, выгребают из них все съестное и с жадностью поедают.

Тротуаров для пешеходов не было, поэтому Катерина шла вдоль дороги по встречной полосе, освещаемая фарами проезжавших машин. Обида разрывала ей сердце, а слезы текли по щекам, но чтобы не разрыдаться, она пела. Катерина шла и пела. Она пела «Катюшу». Да, ту самую «Катюшу» на русском языке, что помогала нашим бойцам выстоять в самых тяжелейших сражениях. Она пела громко, в такт своим шагам и шла все увереннее и увереннее. Когда песня заканчивалась, она начинала ее снова.

Американцы смотрели на поющую женщину из окон проезжавших авто: улыбались, махали руками, думая, как счастлива эта поющая женщина.

Однажды, закончив работу очень поздно, Катерина шла домой целую ночь. Она не знала, что ждет ее завтра. К утру она так устала, что на ближайшей остановке улеглась на широкой скамье, и, поджав ноги под длинной юбкой, уснула. Так и застал ее рассвет, первые лучи солнца и полицейские. В участке ее допрашивала женщина-полицейский. Катерина честно рассказала ей, что в семье у них не все гладко, и муж подал документы в суд на развод… Проверив Катерину по картотеке, ее отпустили.

Придя домой, она разрыдалась. От унижения, от обиды, от тоски по Валерию. Никогда она так не плакала, никогда не пролила столько слез, сколько сейчас. Хорошо, что дети были в школе, а Фрэд на работе. И только маленькая Клэр, которую некому было отвести в начальную школу, стояла рядом с мамой, гладила ее своими маленькими ручками и тоже сквозь слезы повторяла I love you, mom… I love you, mom… Успокоившись, Катерина села на полу, крепко прижала к себе Клэр и тихо запела, раскачиваясь из стороны в сторону. Девочка тоже успокоилась на теплой груди матери и уснула.

Через месяц Катерину вызвали в суд по заявлению Фрэда и, выслушав обе стороны, оформили им раздельное проживание. В течение двух лет им разрешалось жить в одном доме при условии, что каждый обеспечивал себя самостоятельно. За это время супруги могли либо помириться, либо разъехаться навсегда. Катерине некуда было идти с двумя детьми. Их так же по утрам увозил школьный автобус, а сама она пешком шла на работу, по пути отведя Клэр в спецкласс. Время шло. Проблема не решалась. Фрэд нервничал, не зная, как ускорить развод и разъезд с Катериной.

Катерина часто звонила в Россию, узнать, как поживают мама, а также ее любимая свекровь Светлана Дмитриевна. Чтобы не беспокоить и не расстраивать их, она отчаянно врала им, что они с мужем живут хорошо. Дети в порядке. Учатся. У них большая вилла, а сама она занимается только домом и семьей. Это обстоятельство особенно нравилось свекрови. Она хвалила Фрэда, что он заботится о детях и о своей жене, как о принцессе. Все передавали ему приветы, приглашали в гости. Ангелина с гордостью рассказывала всем, что Катерина живет в Америке, как королева! Их любимая Катерина не работает, а занимается только собой и детьми. У нее большой дом, любящий муж, и она ни в чем не нуждается! Соседи и друзья завидовали, что Катьке так повезло в жизни! О, Америка! Какая же ты манящая и сладкая!

Однажды Фрэд был в ужасно плохом настроении. Волна депрессии накрыла его с головой. Приехав вечером домой, он не находил себе места от той неудовлетворенности, что мучила его постоянно в последнее время. Маленькая Клэр, неуклюже взяв чашку с молоком со стола, опрокинула ее на пол. Это разозлило Фрэда. Но это было только начало.

Катерина, найдя в старых вещах поношенный махровый халат, взяла ножницы и стала разрезать его на ровные тряпки для уборки дома. Черт его знает, откуда она выкопала этот халат? Где он хранился все эти годы? Черт попутал ее, разрезать этот халат, принадлежавший когда-то Джине. Но почему-то именно это обстоятельство сильно взбесило Фрэда:

– Все! – вдруг заорал он, – Я больше не могу! Не могу! Я не люблю тебя! Я не хочу тебя видеть! Убирайся! Убирайся прочь! – Фрэд орал в истерике, как резаный. – Убирайся! Сейчас же! Слышишь? Немедленно! Или я убью тебя! Он весь покрылся липкой испариной, глаза дико вращались. Ему было плохо!

Катерина кинулась к мужу, чтобы успокоить его. Она прекрасно понимала его состояние, и сама очень волновалась, но не столько за себя, сколько за него. Ножницы были у