Русско-прусские хроники - Вольдемар Балязин

Не сходя с коня, Николка стал звать стражу, однако никто не появлялся. Разозленный безмолвием, гонец, спрыгнув на землю, принялся собирать камни и швырять их через ров. Булыжники градом застучали по днищу моста.

Через несколько минут откуда-то из темноты вынырнул здоровенный детина в кирасе и каске и заорал так оглушительно, что Николкин жеребец запрядал ушами и оторопело подался назад.

Посланец мало что разобрал из того, что прокричал разбуженный караульный, да и незачем ему было слушать пустопорожнее солдатское сквернословие.

Дождавшись, когда верзила на мгновение смолк, Николка объявил негромко:

- Гонец к штатгальтеру графу Изенбургу!

Детина, не раскрывая рта, скрылся, и через несколько мгновений возле подъемных ворот оказалось четыре кнехта.

Вороты заскрипели, цепи лязгнули, мост нехотя качнулся и медленно пополз вниз. Николка слышал, что в Кенигсберге какая угодно дорога от любых городских ворот ведет к орденскому замку. Поэтому, не расспрашивая кнехтов, пустил каурого рысью и помчался вперед, туда, где темнел тридцатисаженный донжон Кенигсбергского замка.

Во двор замка его впустили незамедлительно и, несмотря на глубокую ночь, тотчас же доставили во внутренние покои, где маленький седой человечек, строго на него глядя, сказал по-русски:

- Тебя хочет видеть сам штатгальтер ордена граф Вильгельм фон Изенбург. Говори кратко и только о том, о чем тебя спросят.

Маленький человечек пошел вперед Николки, подняв высоко над головой бронзовый шандал с тремя свечами.

Николка ступал осторожно, стараясь не шуметь, и, хотя боялся споткнуться, то и дело озирался по сторонам. Да и как было не смотреть? Никогда еще не доводилось бывать ему в таком большом доме, и никогда не видывал он столь многих диковин. На стенах коридоров и огромных пустых залов - не меньших, чем залы иных храмов,- висели мечи, алебарды, пики, топоры, головы оленей и вепрей - рогатые, клыкастые, страшные. Николка прошел множество переходов, лесенок, дверей и дверок и всюду видел железные решетки, цепи, пудовые замки, тяжкие запоры - будто не дом это был и не крепость, а тюрьма.

Наконец провожатый остановился у невысокой кованой дверцы и, многозначительно взглянув на Николку, осторожно постучал. Из таинственной комнаты раздался неразборчивый говор. Однако ж провожатый приглашение понял и, легонько толкнув дверь, почтительно переступил порог, знаком увлекая за собою юнца.

Николка вошел в маленькую комнатку, где стояли лишь стол, три стула и узкая кровать, крытая тощим тюфяком.

На одном из стульев сидел нестарый еще мужчина с глазами блеклой ледяной голубизны.

Маленький человечек низко поклонился и произнес довольно длинную фразу, Николка понял, о ком идет речь,- о подобранном им человеке по имени Христофор и хозяине замка Вильгельме, в комнате которого они теперь находились.

Вильгельм Изенбург проговорил коротко, и маленький человечек тотчас же перевел:

- Что случилось с господином Христофором?

- Он упал с коня,- ответил по-русски Николка, не подавая виду, что понимает их разговор.- Мы нашли его в лесу и привезли к себе в избу.

- Кто это - "мы"? - спросил Изенбург.

- Я и старик рыбак Зикко.

- Господин сильно расшибся?

- У него сломана левая нога,- ответил Николка и, наклонившись, показал на своей ноге, в каком месте именно она сломана.

- Ты отведешь к господину Христофору моего лекаря и двух его помощников.

Маленький человечек все это старательно переводил. Изенбург встал, и Николка понял, что ему следует покинуть комнату. Он поклонился и вышел. Следом за ним, чуть погодя, вышел маленький толмач.

- Поедешь тотчас же,- сказал он,- С тобой отправятся люди, чтобы исцелить господина Христофора. Ступай во двор. Конь накормлен и напоен. Как только лекарь сядет в карету - твой конь тут же встанет под седло.

Наутро возле рыбацкой кошары остановилась карета с лекарем и двумя его помощниками.

Лекарь выправил кость, наложил на ногу деревянные дощечки, обернул их лубом и перевязал лыком.

Шляйниц отобрал у Николки и сапоги, и плащ. Чтобы хлопец не обижался, сказал примирительно:

- Я давать тебе сапоги и плащ, чтобы по дороге не думали, что ты украл мой конь, а то конь дорогой, а на конь - бедный человек.

И протянул Николке серебряный талер. После этого Шляйница перенесли в карету. Прежде чем отъехать, Шляйниц подозвал к себе Николку и, пристально поглядев в глаза ему, спросил:

- Хочешь служить князь Глинский?

- Хочу,- ответил Николка, не веря выпавшему на его долю счастью. И испугавшись, что Шляйниц передумает, зачастил: - Знал бы ты, добрый человек, как хочу князю Глинскому верой-правдой служить. Меня ведь в полон-то татаре взяли, когда в станичной казацкой службе был. Воинская-то, ратная служба мне сызмальства ведома и свычна, дюже люба.

- Ну-ну,- проговорил саксонец важно,- не надо много говорить. Бери мой конь, Николаус, поехать ко князь Михаил. Рассказать, как ты подобрать меня на дорога, как призывать ко мне лекарь, как мне помогать. Он будет за все это принимать тебя служить. Скажи князь: лекарь говорит - я буду здоров через один или один с половиной месяц.

- Спаси тебя Христос, добрый человек,- проговорил Николка и ткнулся губами в руку саксонца.

Шляйниц руки не отнял.

Затем дал знак Николке подняться на ступеньку кареты и, припав к его уху, стал шептать:

- Поехать надо к Мемельбург. Оттуда через земля лифляндский риттер ехать по берег река Неман до город Ковно и потом на половину день.- Шляйниц махнул рукой, указывая на юг.- Ты будешь ехать по дорога, который я и князь Глинский шли воевать с татар. После Ковно через четыре или пять день будет шлосс Лида, еще через четыре день - город Клёцк и после Клёцк дальше на половину день по берег река Лань. На река Лань мы победить татар,- гордо произнес Шляйниц, и Николка подумал, что рыцарь был, наверное, в этой битве одним из храбрых.- Потом,- продолжал немец,- ты приедешь к река Припять. На этот река и стоит город Туров.

Шляйниц еще теснее прижал губы к уху Николки и зашептал совсем тихо:

- У ворота дом князя стоит стража. Скажешь: "Я к Панкрату от его старшего брата". И тебя будут пускать во двор. Запомнил?

Николка повторил условные, тайные слова. Когда карета тронулась, Шляйниц тотчас смежил веки не оттого, что был болен и слаб, а затем, что хотелось ему подумать: правильно ли поступил, что отдал Николке коня и послал парнишку в службу к Михаилу Львовичу? Но, вспомнив строгий наказ Глинского - всюду нанимать годных к воинской службе людей и посылать их в Туров, решил - правильно. И успокоился.

***

- Ох, Николай, Николай! - жалобно сокрушался старый Зикко.- Зачем ты связался с этим немцем? Обманет он тебя! Какая тебе корысть служить их проклятому ордену?

- При чем тут орден? - горячился Николка.- Я русскому князю еду служить. Он и супротив немцев, и супротив татар оборона и защита.

Старый прусс не унимался:

- Ты-то русскому князю будешь служить, да он-то сам кому служит?

- Не немцам ведь! - кипятился Николка.

- А откуда знаешь, что не немцам? - не успокаивался Зикко Угорь.

- Одно у тебя, старый, на уме: немцы да немцы. Отколь им в Белой-то Руси взяться?

- У немца руки длинные,- бубнил свое старый прусс.

- Разберусь, поди, сам, не маленький,- отрезал Николка и, обидевшись, либо отходил в сторону, либо делал вид, что засыпает.

На второй день, собрав нехитрые пожитки, Николка неспешно тронулся в путь. Зикко стоял, прислонившись к притолоке избушки, и щурился вслед. Досадуя на старика, Николка ехал не оборачиваясь и только на повороте оглянулся. Зикко, маленький, старый, одиноко стоял на дороге и из-под ладони глядел во все глаза вслед.

У всадника сжалось сердце, но он, не замедляя хода, завернул коня на поворот и впервые дал каурому шпоры.

***

До вотчины Глинского - Турова Николка добирался почти полмесяца. Немец точно описал путь, и паренек без особого труда, редко сбиваясь с дороги, с первым снегом подъехал к берегу Припяти.

Река была серая, тихая, без плеска текла средь низких болотистых берегов, вбирая сотни ручейков и речушек.

Николка медленно поехал по течению, всматриваясь: нет ли где брода? Наконец брод отыскался. Истоптанная тысячами ног и копыт вязкая дорога ныряла в реку и узкой черной лентой выныривала на противоположном берегу.

Осторожно тронув каурого шпорой, всадник направился к воде. Конь заупрямился, запрядал ушами, мелко перебирая ногами, пошел боком. Над рекой стелился холодный белый пар - будто от серых снеговых туч отделился рваный нижний край и поплыл над Припятью туманной завесой.

Николка снова дал коню шпоры, потянул удила. Каурый, обидчиво кося агатовым глазом, нехотя вошел в воду и пошел, чуть вздрагивая от холода и высоко выбрасывая передние ноги.