Герои. Другая реальность (сборник) - Виктор Точинов

– Но Николо не был его отцом.

– Это неважно. Он видел, из кого получится воин.

Видимо, отрава еще продолжала действовать. Иначе с чего они сидят и ведут светскую беседу – после всего, что было? И что, собственно, было?

– Как вам удалось отбить меня?

– С помощью вот этого. – Она подняла два пальца – указательный и средний. Этот жест, пришедший из Византии, означал «удваиваю цену» и был знаком каждому наемнику. – Я купила вас у людей Лукезе. Впрочем, любая сумма, которую бы я предложила, устраивала их больше чем, что требовал у Совета их командир.

– А что он требовал?

– Свою конную статую на площади Сан-Марко. Совет пообещал. Лукезе хотел потешить свое тщеславие, а солдатам что с того? Им сольди нужны.

И они оптом продали мне и вас, и Камерини. Кстати, о том, что вы в плену, мне рассказал один из ваших людей, прибившихся к нам. Угоне....или Угуччоне? Так вот, он отказался от своей доли в контракте, при условии, что ему позволят лично задушить Камерини. И я разрешила. В некоторых просьбах мужчинам так трудно отказать...

Монтекки отпил вина. Нет, эта травить не станет, у нее другие методы.

– Откуда у вас столько денег? – осведомился он.

– Я продала Сермонету графу ди Фонди.

– Что?

– Переговоры об этом шли уже давно. Оттого-то Онорато Гаэтани и поспешил ко мне на помощь, а вовсе не из рыцарского благородства. Он не хотел, чтоб город, предназначенный ему, был разрушен. Да, синьор Бенволио. Пятьдесят тысяч дукатов. С учетом того, что я укрепила замок, а Джанни выстроил дворец, все это стоит вдвое дороже. Но, поскольку мне через родню отца стало известно, что Сермонету собирается захватить Святой Престол, я могла бы не получить и этих денег.

Монтекки не ответил. Теперь он понял, о чем умолчал Камерини, и для чего республике понадобились дети графини. Не для торга с Розалиной дела Скала. В будущих переговорах с папой законные наследники Сермонеты могли являть собою полезные фигуры. Но графиня успела сделать ход первой.

– Впрочем, теперь это забота Гаэтани, не моя. Большую часть денег я перевела своему банкиру, а остальное потратила на вас.

– Месть – такое сладкое блюдо, что на него и золото не жалко, верно?

– Нет, синьор Бенволио. Теперь моя очередь задавать вопросы. И как раз о мести. Хотя моя мать была из рода Капелли, ваша семья никогда не считала меня своим врагом. Стало быть, дело не в родовой вражде. Вы ненавидите меня, синьор Бенволио, лично вы. И мне стало любопытно – за что? Я не причинила вам зла, мы и знакомы почти не были...

– Паломник, – сквозь зубы произнес Бенволио.

Она сдвинула брови.

– Вы о ком?

Монтекки сухо рассмеялся.

– Он любил вас, боготворил, а вы его даже не помните. Проклятье! Если бы вы не оттолкнули его, он бы не спутался с этой...

– А, так вы о Джанфранко говорите! Он и кузина... как ее... Сильвия, Джулия? Маленькая такая, черненькая... я плохо знала ее. Но почему вы называете его Паломником?

– Он в детстве сильно болел, боялись, что не выживет. И возили в Рим, к раке святого Петра. Оттого в семье его и звали не иначе как «Ромео» – римский паломник. – Воспоминания детства смягчили его голос, но лишь на миг. – Он был не только моим братом. Он был моим лучшим другом. Не было никого на свете дороже для меня. Чем он. А ты убила его. Своим равнодушием, своим бессердечием, свое жестокостью. И ты забыла всю эту историю – ведь тебе не пришлось тогда страдать, хотя погибли и твои родные. Паломник был прав – ты не можешь, не способна любить...

– Однако ты изрядно выиграл из-за той, как ты говоришь, истории. У старика Монтекки не осталось сыновей, и он назначил наследником тебя, своего племянника. Не так ли? А что до того, что мне не приходилось тогда страдать... Верно, я не плакала ни по родственникам, ни по Джанфранко. Я любила Марко...

– Какого еще Марко? – раздраженно спросил он. Розалина пристально смотрела ему в глаза, и что-то в этом взгляде оживило память. – Маркуччо? Племянника герцога?

– Да. Мы были помолвлены.

– Я не знал.

– Никто не знал, кроме отца. Помолвка держалась в тайне, пока ждали разрешения на брак от его святейшества. Ведь мы были двоюродными. Оно и пришло, это разрешение, но уже после смерти Марко. А убит он был в дурацкой стычке... как это у вас называлось? «Схватка тигров»?.. которую заварил твой Паломник.

– Неправда! Все было не так! Он пытался всех помирить!

– Не лез бы со своим миролюбием, все бы и были живы! – с яростью выкрикнула она. – А Марко убили! И я плакала о нем, а не убийце его, придурочном кузене Тебальдо, и уж, конечно, не о Монтекки.

Бенволио подавленно молчал. Странно – они вроде бы дружили с Маркуччо, и близко дружили, но за десять лет его образ совершенно стерся из памяти. Лишь отрывочные воспоминания – болтун он был, каких мало... да и лгун, пожалуй... он и о Розалине болтал что-то такое, не вязавшееся с представлением о ней, как о холодной кукле...что-то о ее горящих глазах и влажных губах . Но Бенволио думал, что это он нарочно, чтоб позлить Паломника.

Он попытался оправдаться.

– Маркуччо сам вызвал Тебальдо. Тот даже и не думал его задирать. Но Маркуччо непременно надо было подраться. Он из нас был самый отчаянный. Мы дрались по другому поводу, а ему и повод не был нужен.

– Теперь получается, что это он – виновник всех наших бед? – с горечью спросила Розалина. Поскольку Бенволио не нашелся с ответом, она продолжала. – Наверное, это свойственно всем нам – непременно искать виновных. Я сама много размышляла над этим. Два человека получили прямую выгоду от этих убийств. Ты и кузен Валенцио, младший брат Тебальдо. По правде говоря, я подозревала, что это ты все затеял, но, похоже, ошиблась. Возможно, Валенцио в самом деле науськивал старшего братца. Он получил в результате даже больше, чем мог надеяться. А может, и нет. Тебальдо не нужно было подталкивать, чтоб он лез в драку. Но это уже не имеет значения – Валенцио убили два года спустя. – Она замолчала, подтянула к себе кувшин с вином, и отпила прямо из горла.

– Стало быть, никто не виноват, – сказал Бенволио.

– Или все виновны. Что то же самое.

– И что теперь? Вернешь меня венецианцам?

– Это вряд ли. Деньги-то мне все равно назад не получить.

– Значит, убьешь меня.

– Что в том пользы? Вот – что ты умеешь в жизни, Бенволио Монтекки?

– Глупый вопрос. Воевать, конечно. – Тут до него дошло. – Ты хочешь заключить со мной контракт? Учти, я дорого беру.

– Но не при нынешних обстоятельствах. У тебя больше нет своего отряда.

– Я могу снова собрать людей. Или вернуться к Браччо. Он умный человек, он пойм,ет.

– Браччо-то поймет, герцог Миланский не поймет. Он человек злопамятный. Нам ли не знать.

Под «нам» она разумела род делла Скала, но Монтекки кивнул. Однако возразил: – Тебе тоже не пристало ставить условия. Ты лишилась своих владений.

– Так. Но одно владение можно заменить другим, верно?

– Заменить? Ты уже не графиня ди Сермонета.

– Но я и не какая-нибудь Мария Путеолана, чтоб добывать средства на жизнь, служа мечом правителям. На берегах Адриатики достаточно городов и замков, где можно закрепиться.

– Для этого ты меня искала? А я что с этого буду иметь?

– А вот что. Мне надоело, что моих мужчин убивают. Трех раз достаточно. Поэтому я собираюсь сделать вам, синьор Монтекки, наилучший подарок, который такая женщина, как я, может преподнести мужчине. Я приложу все усилия, чтоб вы умерли своей смертью и в собственной постели.

Эти слова можно было истолковать по-разному. В том числе – в приятном и не совсем пристойном смысле. О других возможностях Бенволио предпочел не думать.

Часть третья

ВЕЧНОЕ ОЧАРОВАНИЕ ДЕТЕКТИВА

Даниэль Клугер

Дело о двойном убийстве

В прежние времена, когда защитники такого малопочтенного жанра, как детектив, пытались доказать: ничего постыдного в любви к рассказам Артура Конан Дойла или романам Агаты Кристи нет, они часто приводили в качестве примера детектива, являющегося одновременно высокой литературой, творчество Федора Михайловича Достоевского. Разве «Преступление и наказание» не детектив? Тоже ведь повествование об убийстве. О преступнике. Даже сыщик есть – следователь Порфирий. И заканчивается, как будто, в соответствии с канонами: признанием и осуждением преступника.

Так что же? Детектив «Преступление и наказание» или нет? Только не с точки зрения литературного мастерства автора, а по законам жанра? Разумеется, нет. Как ни хотелось бы записать в ряды писателей-детективщиков великого Достоевского – нет. Роман его (по жанровым особенностям) следует отнести к разряду криминальной прозы. Поскольку нет в нем основной категории, о которой мы говорили в самом начале – нет в нем тайны. Той самой тайны, наличие которой делает детектив самым поэтичным из видов прозы. С самого начала известен убийца, известны его мотивы, известно орудие убийства. Роман показывает лишь путь раскаяния преступника.