Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700) - Ярослав Пеликан

Однако, по крайней мере, одно исключение из всех образов и символов иконоборцы, по-видимому, все-таки делали. Речь идет о святом кресте [1102]. Цитируя слова апостола Павла о том, что он готов прославлять один лишь крест [1103], иконоборцы спрашивали: "Разве что-нибудь написано об образе, что можно было бы сравнить с написанным здесь о кресте?" [1104]. Когда их упрекали в непоследовательности, порицая за то, что они готовы поклоняться символу креста, но не хотят почитать Христовы изображения, они отвечали, что "мы поклоняемся изображению (tupos) креста ради того, кто был к нему пригвожден" [1105]. Несмотря на то что их обвиняли не только в непоследовательности, но и в якобы притворном почитании креста [1106], совершенно ясно, что это почитание было искренним как в их учении, так и в жизни. В одном иконоборческом песнопении, написанном в форме акростиха, крест восхваляется как "опора верных и поклонение Божие <которым Слово> наделило нас нашего ради спасения, образ животворящий" Христовых страданий в противоположность "нечестиво начертанному изображению и прельщению", вступившему в Церковь [1107]. По крайней мере, отчасти обвинение в непоследовательности можно, наверное, объяснить широко распространившимся обычаем поклоняться символу Христова креста (например, среди несториан) [1108], а также повсеместным совершением крестного знамения, бытовавшим на всем протяжении истории Церкви. Как признавали сторонники иконопочитания, обычай поклонения кресту представлял собой неписаное, но тем не менее апостольское предание [1109]. В отличие от других неписаных преданий об этом можно было сказать, что оно находит единодушную поддержку у святых отцов.

Однако несмотря на свою приверженность святоотеческому единомыслию, иконоборцы — или, по крайней мере, некоторые из них — расходились с православными в своем отношении к святым, что естественным образом сказывалось и на их отношении к образам этих святых. В своих обвинениях защитники иконописания заходили так далеко, что начинали обвинять иконоборческое движение просто в непочтительном к ним отношении: без колебаний посягнув на историю Евангелий, изложенную в образах Христа, иконоборцы умалили и историю святых, рассказанную в других священных книгах и запечатленную в других образах [1110]. Однако по отношению ко многим сторонникам движения столь безоговорочное обвинение, по-видимому, несправедливым. По крайней мере, есть некоторые указания на то, что среди иконоборцев были люди, не признававшие изображений святых, но готовые признать образы Христа и Марии. Следовательно, такая позиция была направлена не против изображений, а против святых, и именно в этой связи православные на нее и отвечали [1111].

Более того, складывается впечатление, что некоторые сторонники этого движения, и особенно император Константин 5-й, в своем неприятии образов святых в какой-то мере основывались на неправославном восприятии этих святых и самой Девы Марии. Согласно Никофору Константин "дерзает покончить со словом "Богородица" и совсем убрать его из христианского речения". Его обвиняли в том, что он убрал упоминания о Марии из литаний и песнопений, использовавшихся в богослужении [1112]. Он даже говорил, что Мария не может вступиться за Церковь и тем более не имеют силы заступнические молитвы других святых [1113]. По сути дела, запрету подлежало не только именование Богородицы, но даже наименование "святой". Несмотря на то что в какой-то мере все это было частным мнением Константина, находились люди, присоединявшиеся к нему в своем противостоянии тем благочестивым крайностям, которые были связаны с поклонением Богородице и святым. Как и для православных, для большинства иконоборцев Мария была "пренепорочной, преславной, истинной Богородицей", однако в то же время она была всего лишь человеком, как пророки, апостолы и мученики. Во всех своих славословиях, обращенных к ней и святым, иконоборцы давали понять, что из этого не следует, будто их надо "изображать греческим (языческим) художеством" [1114]. Одно дело — должным образом чествовать (time) святых, другое — поклоняться им (proskynesis) и третье — делать их изображения для поклонения [1115].

Если, основываясь на всем этом, надо отвергнуть изображения Христа, Марии и святых, то изображения ангелов тем более подозрительны. Ведь первые, по крайней мере, были людьми и когда-то жили на земле, имели определенные черты, которые современный художник может приблизительно описать. "Ангела же никто никогда не видел. Как же можно его изображать?" И, в конце концов, по какому праву "они ваяют и описывают ангелов, как если бы те имели человеческий облик и два крыла?" [1116]. Ведь ангелы — это неосязаемые духи и, следовательно, их нельзя описать, ибо они бестелесны [1117]. Монофизит Филоксен (Ксенайя) возражал против антропоморфного изображения ангелов [1118], и даже православные считали, что некоторые художники заходят слишком далеко, изображая их распятыми. Ведь даже если некогда словом "ангел" именовалось Божество Христа (и для православного употребления это было приемлемо) [1119], писать ангельские образы значило опасно нарушать различие между духом и материей, и, следовательно, такой обычай осуждался [1120]. Похоже, что это различие для иконоборцев значило даже больше, чем для православных, которые бросали им обвинение в том, что они "хулили вещество и бесчестили его" [1121]. "Описывать Христа вещественными образами есть уничижение и умаление", — говорили иконоборцы. — Ибо надобно довольствоваться (Его) умозрением… чрез освящение и праведность" [1122]. Образы сделаны из "бесславного и безжизненного вещества" [1123]. Согласно таким, например, высказывания, как "Бог есть дух" поклоняться Богу надо "в духе и истине" [1124], то есть "лишь умозрением" (noeros monon)" [1125]. Если языческие капища притязали на святость в силу находившихся в них деревянных, металлических или каменных изображений, то христианские церкви святы в силу той молитвы, благодарения и жертвы, которые в них возносятся [1126]. Духовность такого богослужения нарушается, когда в них начинают вкрадываться языческие материальные изображения.

Именно в этом иконоборцы и обвиняли церкви. Они обвиняли в том, что "род сей" обожествил образы [1127]. Под это обвинение они подводили и себя, признавая, что и они преклонились перед лжебогами и совершили идолопоклонство [1128]. Их исповедание и обвинение гласило, что "мы, христиане, поклонялись идолам и делали это до времени царствования Константина (5-го)" [1129]. Исходя из этого иконопочитателей они называли "идолопоклонниками" [1130]. Это идолопоклонство распространилось столь широко, что "если бы Константин не спас нас от нашего безумия идольского, Христос ничего бы не смог для нас сделать" [1131]. Это обвинение основывалось на объяснении того, каким образом почитание образов утвердилось в церкви. Цитируя стих из Евангелия от Иоанна (Ин.4:23), они говорили, что Христос освободил людей от "тлетворного демонского учения и идольского прельщения", заменив его "поклонением в духе и истине" [1132]. Однако дьявол, решивший содействовать поклонению не Творца, но твари [1133], не захотел признать, что Христос его одолел и "под внешним обликом христианства тайно вновь ввел идолопоклонство" [1134]. Все это считалось выражением христианского благочестия и совершалось при попустительстве христианских богословов, монахов и архиереев.

Ныне поклонение в духе, достигнутое благодаря пришествию Христа, уступило обожествлению вещества, и поклонение в истине вытеснено ложью и идольским прельщением, так как Христовы изображения, которым поклоняются в церквах, не истинны. Подлинное изображение "единосущно" изображаемому [1135], и только евхаристия полностью соответствует такому определению. Все прочие образы Христа "лжеименны", так как они — слабое и неверное подражание [1136]. Формулируя свое обвинение в идолопоклонстве, иконоборцы оживляли старые доводы против иконописания как определенной формы соблазна, критикуя "прельщение подобием, творимое живописцами, низводящими сие подобие от поклонения, возвышенного и угодного Богу, до приниженного поклонения тварям, совершаемого ныне" [1137]. Поклонение Богу в духе и истине чтило Его в Его подлинном естестве, тогда как образы были рукотворными и посему лживыми.