Иллюзия вины - Ник Найт

Слева от камина находилась, выстроганная из дерева и собранная с особой любовью, огромнейших размеров книжная полка. Она простиралась от самого пола до потолка и в ней мой дед выразил всю свою любовь и бережное отношение к художественной литературе. Это были не просто голые доски, на которых можно было разместить десятки книг. Под каждое литературное произведение была выстрогана специальная выемка, куда можно было легко поставить книгу, не опасаясь, что она завалится на бок. Сама книжная полка состояла из двадцати отделений-уровней, каждое из которых могло вмещать до семидесяти книг, а это значит, что дед лично вырезал более тысячи отверстий для каждого произведения.

Помимо этого, он умудрился соорудить некий механизм, который позволял опускать верхние отделения вниз в случае отсутствия книг на самых нижних полках. Впрочем, этот чудо-механизм так, наверно, ни разу и не был использован, потому что количество литературы в библиотеке моего деда превышало все мыслимые пределы и тут не оставалось ни единого свободного места. Среди всего обилия произведений знаменитых и не очень писателей, почетное место, в самом центре на девятой от пола полке, конечно же, занимала подборка книг его любимого автора Эрнеста Хемингуэя.

Эта уникальная книжная полка поразила меня в детстве, когда я впервые увидел ее, и потому я заказал себе в квартиру нечто похожее для содержания своей скромной библиотеки, насчитывавшей книг раз в десять меньше, чем у моего деда. Тем не менее, большая книжная полка в моей современной квартире вызывала у меня самые теплые воспоминания детства.

Не обделил вниманием мой дед и две спальни в доме. Для каждой из комнат он соорудил большие двухместные кровати, которые на самом деле могли уместить не двух, а всех четырех человек. Спальные комнаты были маленькими и уютными, а большую часть пространства занимали кровати. Как и в гостиной, в спальнях дед выражал свою вторую любовь — тягу к картинам и красивым пейзажам. В каждой спальне над кроватью висело по одной картине с лесными пейзажами, а рядом на стене, будто для их подсветки, был прикреплен единственный источник света в комнате — керосиновая лампа. На мой вопрос деду «почему тут только одна тусклая лампа, ведь тут темно ночью», дед отвечал, что спальня для того чтобы спать и яркий свет в ней ни к чему.

Конечно, с течением времени в доме пришлось заменить много чего. Сюда завезли пусть и стилизованную под старинную, но все же новую современную мебель. Поменялись и обе кровати на более современные и рассчитанные уже в точности на двух человек. Однако в доме все еще оставалась старая мебель. В гостиной возле камина все так же неподвижно стояли два застывшие во времени кресла-качалки, созданные руками моего покойного деда. В детстве, когда я приезжал с матерью в этот дом во время зимних каникул, я жутко любил качаться в одном из кресел, а напротив, у камина, всегда сидел мой дед и хитро улыбался, покуривая трубку.

Мать привозила с собой неотъемлемую часть себя — свой микроскоп и вместо того, чтобы наслаждаться тихим уютом, все время сидела у себя в спальне за столом под тусклым светом, пытаясь изучать каких-то микробов. Даже не представляю, что она там могла по ночам разглядеть. Отец же мой, как всегда, где-то ловил преступников. Его я не видел месяцами, но меня это не сильно волновало. Я часами сидел и качался в кресле перед камином, слушая байки деда, и напрочь забывал обо всем остальном. Слушая рассказы деда, я будто погружался в некий сказочный мир, хотя ничего сверхъестественного в его рассказах никогда не было — все истории он брал из жизни. Вот только жизнь у него была насыщенная.

Когда на улице начинало смеркаться и дом погружался в темноту, дед зажигал несколько керосиновых ламп в гостиной и весь дом для меня мгновенно превращался в нечто поистине необыкновенное. Сразу становилось так уютно и так хорошо, что я мог, вдоволь накатавшись в любимом кресле, подбежать к окну, усесться поудобнее на подоконнике и часами завороженно смотреть на падающий снег. Если мне вдруг надоедало и это занятие, то я бежал к личной библиотеке деда и наугад вытаскивал оттуда любую книгу, до которой только мог дотянуться, после чего принимался ее с интересом изучать. Иногда после беглого осмотра книги, ее обложки и поиска хоть каких-то картинок, я внезапно будто просыпался и обнаруживал, что на самом деле уже прочитал страниц пятьдесят. Что-то мне подсказывало, что мой дед каким-то хитрым способом вот так привил мне любовь к чтению. До моего первого визита в этот дом, книги я терпеть не мог.

Я немного походил по дому, посмотрел по сторонам, попытался выглянуть в темное окно, а потом уселся в свое любимое кресло-качалку. Время словно замедлилось и я ощутил, как кресло неестественно плавно качнулось назад. Я посмотрел на деревянный столик возле камина и заметил на нем книгу с названием «Все думающие люди — атеисты» за авторством Хемингуэя. Я задумался на секунду, вспоминая, писал ли Хемингуэй в действительности книгу с таким названием, но так как не был его большим поклонником, то решил, что в данном случае я вряд ли это узнаю.

Покачиваясь в кресле, я вновь осмотрелся по сторонам. Со времени моего последнего визита здесь и правда мало что изменилось. Как и в мои любимые моменты в детстве, сейчас тоже была ночь, во всем доме было темно и только старый камин пылал передо мной ярким фиолетовым пламенем.

Я вспомнил, каким беззаботным был в детстве, как мне тогда было хорошо, как мне не нужно было ни о чем волноваться. Все делали за меня и для меня, а окружающий мир казался бесконечным радостным приключением. Сейчас у меня от этих чувств не осталось и следа. Я вдруг сильно затосковал по своему покойному деду, по его неисчислимым историям о походах вглубь густых лесов, об охоте на диких зверей, о незабываемом путешествии на самый север Аляски. Мне так захотелось увидеть его живым еще хоть раз.

— Как ты, Нейтан? Что-то ты неважно выглядишь, — он плюхнулся в свое кресло-качалку напротив меня, зажег спичку, раскурил трубку и задумчиво уставился на фиолетовое пламя.

Я поднял на него свой опечаленный взгляд и сразу ощутил спокойствие. Несмотря на возраст, у него были все такие же густые седые волосы и белая борода. Фиолетовый свет от пламени едва заметно отражался на его лице. Одной рукой он как аристократ держал трубку, а другой почесывал бороду. Он отвел свой взгляд от пламени и хитро улыбаясь, посмотрел на меня.

— Плохо, дед… очень плохо.

— Ну ты не раскисай. Все еще наладится, вот увидишь!

— Не знаю, деда… вряд ли.

— Так, Нейтан, — он скорчил недовольную гримасу, будто я его оскорбил и вытянул трубку изо рта, — я тебя хоть раз обманывал, когда говорил, что все будет хорошо?

— Нет…

— Значит, все будет хорошо.

Я кивнул. Мы сидели так некоторое время и смотрели на яркое фиолетовое пламя камина. Дед взял какое-то письмо со стола и осторожно закинул в камин. Письмо вспыхнуло ярко-красным пламенем.

— Деда?

— А?

— А почему огонь фиолетового цвета?

— Ну, Нейтан, ты же уже не маленький ребенок. Сам подумай, — усмехнулся он.

Я отвел свой взгляд от деда и всмотрелся в неестественный цвет пламени.

— Хм… ну это странно как-то, такое может быть разве что во сне, — я запнулся и увидел, как все вокруг меня сверкнуло на миг, затем вопросительно посмотрел на деда — он все так же хитро улыбаясь, смотрел на меня.

Я стал интенсивно размышлять, что-то мне казалось неправильным, я чувствовал некий подвох в происходящем, но не мог понять, что же на самом деле не так.

Почему пламя фиолетовое? Ведь такое возможно только во сне? Но я-то не во сне сейчас, что за дурацкие мысли? Или все-таки во сне? Ну что за чушь, все вокруг выглядит так реально, это не может быть сном. Вот именно. Все выглядит очень реально. Так может это сон? Правда? Получается, что я сплю? Я сплю? Я точно сплю? Я сплю? Да я же сплю!

— Я сплю! — чуть ли не закричал я на весь дом.

В тот самый миг, когда я осознал, где нахожусь, весь дом наполнился ярчайшими красками. Тут была все та же темная уютная вечерняя обстановка, но все вдруг в один момент стало нежно сиять и выглядеть реальнее реального. В доме ничего не добавилось и не убавилось из предметов, но у меня возникло ощущение, будто дом теперь светился праздничными новогодними гирляндами. Картины с пейзажами оживали на глазах и сияли каким-то одним цветом, вокруг керосиновых ламп образовалось яркое желтое свечение, а камин все так же пылал фиолетовым огнем.

Мое сердце сильно забилось от переизбытка эмоций и я постарался вернуться в «реальность». Я собрался с мыслями, вспомнил, что на самом деле сейчас лежу на диване у себя в квартире, что мои физические глаза закрыты и тело неподвижно. Я понимал, что с моими недоспособностями у меня в распоряжении есть максимум минута, прежде чем я проснусь, и потому я стал быстро думать, чего бы мне такого сделать в своем осознанном сне. Ответ сидел прямо передо мной.