Лекарство для покойника - Фридрих Незнанский

«Девятка» понеслась за «опелем», соблюдая положенную в случае слежки дистанцию (один-два промежуточных автомобиля).

Долго ехать по Кутузовскому не пришлось. «Опель» повернул на улицу Раевского и, проехав не больше тридцати метров, остановился.

– Проезжай, – распорядился Солонин. – А тормознешь у Студенческой.

Они объехали припарковавшийся у обочины автомобиль, прокатили вперед, но останавливаться не пришлось.

– Куда это он? – вырвалось у Скобцова, когда в зеркале заднего вида он заметил выходящего из «опеля» Асланова. Без кейса!

«Опель» рванул с места, бесцеремонно их обогнал и свернул направо, на Студенческую улицу. Асланов двигался в обратном направлении, к Кутузовскому проспекту.

– Ну и что теперь? – спросил Скобцов. – За кем?

– За машиной, – рискнул Солонин таким уверенным голосом, что его более молодой напарник уже не сомневался: Солонин отлично знает, что происходит.

Стараясь не привлекать внимания, они пристроились в хвосте. Не перегруженная автомобилями улица позволяла не отставать и не делать рискованных маневров. «Опель» опять повернул, выскочив на Киевскую улицу.

– Да что они круги наматывают, – заложил руль вправо Скобцов.

– Вот это мы и пытаемся узнать, – заявил Солонин, подозревая, кто сидит в машине. Тонированные стекла не позволяли рассмотреть, а вот интуиция подсказывала.

Они выскочили на Кутузовский и вновь понеслись по широкому проспекту. Тут приходилось мастерски обходить, втираться, подгадывать к зеленому свету светофора. «Девятка» юркой птичкой порхала между автомобилями и не отпускала белый «опель» далеко от себя. Перед пересечением с Минской улицей Солонин скорректировал:

– Пристраивайся вплотную.

– Заметят же, – Скобцов обогнал «Икарус» с туристами и вдавил педаль газа.

– Пускай. Им уже недолго осталось, – Солонин говорил загадками, видно, в голове у него действительно созрел какой-то план.

На перекрестке у светофора «опель» остановился на красный свет. «Девятка» накатывалась сзади.

– Клюнь-ка их в бампер. – Солонин весь подобрался.

Скобцов оторопел:

– Как?!

– Нежно. Маневр имени Турецкого. Знаешь такой?

– Нет, – сознался Скобцов.

– Плохо. Классиков надо изучать. Ну, давай.

И их автомобиль интеллигентно врезался в задний бампер «опеля». Раздался глухой удар. «Опель» бросило вперед.

С быстротой молнии распахнулась дверь водителя пострадавшей машины, и огромный бритый кавказец вырвался наружу, как пушечный снаряд.

– Вай, ты чыто? Глаз нет, да?

Размахивая руками, он ринулся к «девятке».

– Ты с ним пообщайся, а я пошел, – сообщил Солонин и выбрался из автомобиля.

Пока горячий южный водитель предъявлял законные претензии невозмутимому Скобцову, он подошел к «опелю» и потянул на себя заднюю дверь. Ту, из которой вылезал Асланов. Заглянул в салон.

На него, улыбаясь во весь рот, смотрел Ибрагим Кадуев.

– Дарагой, какая встреча, – пропел чеченец елейным голосом.

– Уморил ты меня, Ибрагим, – Солонин подсел к нему как к старому приятелю. – Все не успокоишься, бегаешь чего-то. Дипломаты чужие с собой возишь. – И протянул руку к черному кейсу.

– Зачем обижаешь? Что нужно, говори? – глаза Кадуева блеснули недобрым огнем. – И уходи. Слышишь, да?

И в это мгновение мелькнула рука Кадуева. Виктор едва успел отреагировать. Узкое лезвие чуть притормозило в воротнике джинсовой рубашки, порезав кожу на шее.

Левой рукой Солонин прижал руку Кадуева к спинке сиденья, а правой сжал горло.

– Ну это ты зря, Ибрагим, зря.

– Шайтан, русский шайтан, – хрипел чеченец, извиваясь как угорь. – Не лублю…

– Да кто тебя любить просит? – Солонин надавил на острый выступающий кадык, и Кадуев сразу обмяк.

Выглянув на улицу, он удовлетворенно отметил профессиональную работу подрастающего поколения. Сережа Скобцов, на голову ниже бритого чеченца, сковывал наручниками распластанное на асфальте тело.

«Что делать?» и «Кто виноват?» – извечные вопросы не только русской интеллигенции, но и работников Генпрокуратуры. Что делать, думал Турецкий, если тебя отстраняют от дела по надуманной причине и выпихивают в отпуск, который тебе на фиг не нужен?

Он лежал на своем любимом продавленном диване и листал томик Пушкина. Вот и пригодился в самом деле. А что? Пушкин – это наше все.

По опыту прежних дел и прежних отстранений Турецкий был уверен, что рано или поздно ему снова придется заниматься делом Богачева, но скорей всего тогда, когда оно уже будет безнадежно упущено. А можно ли что-то предпринять сейчас, хотя бы в плане черновой работы, чтобы облегчить себе существование в будущем?

Богачева и младший Гукк – в Крыму. Значит, за ними не проследишь.

Старший Гукк – вообще неизвестно где.

Мальцев – тоже в Крыму.

Остальные телохранители разбрелись. Трофимов работает в банке. И наружка за ним снята – по требованию Демидова.

А другой технарь, дядя подружки Трофимова – Томский – вообще сгинул.

Зато сама она, по сведениям оперативников Грязнова, сидела дома со сломанной ногой.

В 9.20 Турецкий припарковался на Новослободской, в квартале от дома, где в трехкомнатной квартире Дмитрия Трофимова жила его подруга, жена и любовница Зоя Воскресенская. Окна 32-й квартиры выходили на проезжую часть улицы, так что Турецкий справедливо предположил, что грязновские орлы должны быть где-то неподалеку.

Меньше чем за двадцать пять минут он обследовал весь участок, с которого можно было вести наблюдение, и никого не нашел. Тогда он приметил свободный столик в открытом кафе на противоположной стороне улицы и стал пить кофе.

За пятьдесят минут и три стограммовые чашечки Турецкий сделал следующие выводы:

1. Хозяйка, то бишь Воскресенская, находится дома, поскольку женская рука методично полила цветы на всех четырех окнах.

2. Это именно Воскресенская, а не кто-то другой, поскольку расположение руки во всех случаях было таковым, словно женщина или девушка сидит напротив цветов. А поскольку известно, что Воскресенская сломала ногу, то резонно будет предположить, что перемещается она, сидя в коляске.

3. В квартире есть кто-то еще, что было установлено следственным экспериментом, проведенным Турецким, не сходя с места. Он достал свой телефон и набрал номер квартиры Трофимова-Воскресенской в тот самый момент, когда она поливала цветы и обе ее руки были видны Турецкому. Но трубку тем не менее кто-то снял. И терпеливо молчал. Турецкий тоже не сказал ни слова и дал отбой.

4. После этого Турецкий позвонил на работу Трофимову, и того через несколько секунд пригласили к телефону. Значит, в его квартире был кто-то другой.

В 11.10 появился оперативник, осуществлявший наружное наблюдение. Вычислить его было тем более просто, что, во-первых, Турецкий просто помнил его в лицо, опера звали Виталий Чуйков, а во-вторых, он уселся за соседний столик, но при этом в руках держал хорошо набитый пакет с надписью «Русское бистро». В общем, не есть сюда парень пришел.

– Виталий, – сказал Турецкий, – если ты сейчас обернешься, я скажу Грязнову, чтобы он тебя уволил за профнепригодность.

Виталий, попытавшийся было инстинктивно повернуться, вздрогнул и взял себя в руки. После пяти секунд молчания он сказал:

– Здрасьте, Сан Борисыч. Богатым будете!

– Мне и так неплохо, не подмазывайся. Почему пост покинул? Я здесь уже полтора часа, а наружка не работает.

– Работает! – с жаром зашептал опер. – У нас в этом доме, где кафешка, камера работает двадцать четыре часа в сутки. Так что мы всегда подстрахованы.

"– Ну ладно, – смягчился Турецкий, хотя понимал, что снятую пленку отсматривают не раньше чем через сутки. А это может оказаться непоправимо большой срок. – Почему так долго отсутствовал?

– Так ведь следили же за ней.

– За кем?

– За Воскресенской.

– Как это? Она дома сидит, а ты где болтался?

– Она не дома! – сказал опер. – Она уехала!

– Что ты несешь?! Я ее только что видел!

По воцарившейся паузе Турецкий почувствовал у себя за спиной смятение в рядах наружного наблюдения. Похоже, эта Воскресенская девочка была еще та. Как-то она все-таки оперативников надула. Трофимов себе подружку выбрал что надо.

– Рассказывай.

– Да нечего рассказывать! Два часа назад она вышла из дома…

– Как – вышла?!

– На костылях. Поймала машину и поехала на занятия. В медицинскую академию Сеченова. Это на Фрунзенской. Мы проследили до конца, и напарника своего я там оставил.

Турецкий лихорадочно соображал. Получается, что в квартире в какой-то момент было даже три человека, а не два?!

– Сиди здесь. – Турецкий быстро пересек Новослободскую и вошел в подъезд. Не заходя в лифт, он немного замешкался, пытаясь так переложить сотовый телефон в боковом кармане пиджака, чтобы очертания его антенны смутно напоминали ствол пистолета. И слава богу, что замешкался, потому что телефон зазвонил. Войди он в лифт, этого бы не произошло.