Сила меча - Дмитрий Тедеев

Наша кошка обычно с большой опаской относится к незнакомым людям, но Олега она ещё днём сразу и полностью признала своим. А сейчас, пока Олег разувался, вообще бесцеремонно запрыгнула ему на спину.

— Пуша! Что же ты делаешь, бессовестная кошка? Ты же девушка! А у девушки должна быть гордость! Разве можно прямо так сразу бросаться мужчине на шею?

— Да ладно, Марин, мы ведь уже знакомы с Лаперузой. Несколько часов. Так что – прочь условности, мешающие нам быть самими собой и радоваться жизни!

Олег взял Пушку на руки, принялся гладить. Лаперуза благосклонно заурчала.

Мама улыбнулась.

— Правда ведь, Олег, это же пушистое чудо! Не понимаю, как некоторые люди не любят кошек!

— Они, Маринка, просто не умеют их готовить… Ой!

Лапушка тут же укусила Олега за палец, которым он щекотал её за ухом. Совсем легонько, но вид у неё был при этом решительный и сердитый.

Олег со Светулькой расхохотались. А я принялся успокаивать любимую кошку.

— Пуша. Пушенька, Лапушечка! Олег Иванович просто пошутил! Не бойся!

Лаперуза с неподражаемым, истинно царским выражением возмущённо взглянула на меня. Я?! Боюсь?! Это я‑то не понимаю шуток?! Вот ещё! Всё я прекрасно понимаю! Но считаю, что в моём присутствии шутки о “приготовлении” кошек совершенно неуместны!

И Пушка на всякий случай, чтобы не было недопонимания, ещё раз цапнула Олега. И, посчитав, что инцидент исчерпан, вновь принялась самозабвенно мурлыкать, уютно расположившись у него на руках.

К Олегу тут же прилепилась Светулька. По молодости лет она почти так же быстро и легко, как Лапка, преодолела стеснение, “мешающее нам быть самими собой и радоваться жизни”. Доверчиво ухватив Олега за руку, она потащила его в комнату.

— Олег Иванович, а знаете, как нашу Лапку зовут?

— Я так думаю, что Лапку зовут Лапкой. Или я ошибся?

Светулька хохочет, совсем уже виснет на Олеге, счастливо заглядывая ему в глаза.

— Нет! А полное имя знаете?

— Ну… Вроде бы Лаперуза?

— Нет! А вот и нет! Лапку звать Лаперуза Светлановна! Вот!

И мы со Светулькой, то и дело перебивая друг дружку, взахлёб поведали Олегу историю второго рождения нашей Лапушки. Как три года назад в крещенские морозы зарёванная пятилетняя Светулька притащила домой найденного в снегу малюсенького закоченевшего котёнка. Найдёныш по всем признаком был не жилец, он уже не двигался и даже не пищал, мог только дышать, мучительно, задыхаясь от хрипов в крохотной грудке. Малышка умирала, но выбросить её назад на мороз у мамы не поднялась рука. Всей семьёй мы принялись бороться за жизнь маленькой Лапки. Принялись отпаивать из соски тёплым молоком, но Лапка ни в какую не хотела сосать, и мама вливала молоко ей в рот из ложечки. Лапка всё равно не могла глотать, молоко выливалось изо рта, но какие‑то капли, видно, всё‑таки попадали внутрь, потому что котёнок всё не умирал. Но глубокой ночью Лапке стало совсем плохо, и мама вызвала по телефону знакомого ветеринара. Ветеринар приехал заспанный и сердитый, но ни пол–словом не упрекнул маму, с Лапкой возился внимательно и долго, и малышке после его ухода стало немного легче.

Несколько дней и ночей подряд мы не оставляли Лапушку ни на минуту одну. Борьба за её жизнь была мучительной и продолжалась довольно долго. Но закончилась нашей всеобщей победой! И из жалкого заморыша выросла грациозная красавица. Пушистая, с удивительно мягкой блестящей бело–рыжей шёрсткой. Вернее, не заурядной рыжей, а изысканного абрикосового цвета… Неженка и чистюля, умная и добрая, привередливая в еде, озорная и всё на свете понимающая, знаток и любительница женской одежды (маминой и Светулькиной), которую ловко выгребает из “шкафоньера” и придирчиво разглядывает… Всеобщая любимица, свет в окошке, одним словом – Лапушка. А официально – Лаперуза Светлановна. А как же иначе? Если бы не моя сестрёнка, Лапке ни за что не пришлось бы родиться второй раз…

Лапка тоже внимательно слушала наш рассказ, время от времени подтверждающе мяукая, снисходительно позволяла Олегу гладить свою царственную шёрстку. Мама улыбаясь, молча смотрела на нас. Лишь когда рассказ закончился, спохватилась (“Ой, что же это я, сейчас чай поставлю”).

Потом мы все вместе пили чай с принесёнными Олегом конфетами и болтали о всяких пустяках. Лапка тоже сидела за столом, на коленях у Олега, деловито выклянчивая и себе что‑нибудь вкусное. Сразу после чая Светульку как самую малолетнюю и меня как пострадавшего в бою мама отправила спать. А сама ещё долго разговаривала с Олегом на кухне. В моей комнате, понятное дело, всё было слышно, но я не прислушивался. Ноги почему‑то буквально отваливались, глаза слипались, и в полудрёме я разобрал только, что Олег просит прощения у мамы за свой идиотизм, а мама у Олега – за свой. Мне было спокойно и хорошо лежать под их уютные разговоры, и я незаметно для себя заснул…

Кино

После драки с Тайсоном мама несколько дней не пускала меня в школу. Нельзя сказать, что я был очень уж недоволен этим. Мне действительно требовалась передышка, слишком большое нервное напряжение навалилось на меня в предыдущие дни, я чувствовал просто смертельную усталость.

После уроков приходил Сашка, сообщал последние школьные новости. Тайсон после той драки тоже не появлялся в школе, он, как и Питон, угодил в больницу. Олег осторожно попытался выяснить, что с ним, оказалось, что врачи и сами толком не знают. Никаких особых повреждений у Тайсона они не обнаружили, но он был заторможен, угнетён, часто падал в обморок, давление было низким и приходить в норму не хотело. Олег успокоил нас с Сашкой, сказал, что ничего опасного нет, просто последствия от моего “кумулятивного” удара наложились ещё и на его психологический надлом, эмоциональный срыв. Тайсон, как оказалось, совершенно не умел проигрывать. Через две недели, пообещал Олег, он будет в полном порядке. Внешне, разумеется. Внутренний надлом останется с ним навсегда.

А Питона выписали из больницы уже на следующий день. С рукой в гипсе. Обормот, как и предполагал Олег, только радовался тому, что ему можно теперь не писать. Угрызениями совести и прочими внутренними терзаниями он не очень мучился. В отсутствии Тайсона Питон попытался возглавить школьную шпану, но стать “ка–Питоном кабанды” ему не удалось. Без вожака шпана утратила монолитность, внутри неё происходили какие‑то сложные разборки, “передел власти”, произошёл раскол на несколько мелких групп. С крушением авторитета Тайсона авторитет его бывших “шестёрок” тоже сильно упал. Такого панического страха, как раньше, у ребят перед ними уже не было.

В школе меня считали уже не героем дня, а, как минимум, героем года. Пацаны из нашей школы ринулись было в зал к Олегу, многим захотелось научиться так же круто драться, как я. Но Олег никого почему‑то не принял, даже Славку, хотя я просил за него. Олег заявил, что делать набор в конце учебного года, перед летними каникулами он не будет, вот в сентябре, дескать – другое дело. Я почувствовал, что он темнит, что‑то не договаривает, но выяснять мне не хотелось.

Олег несколько вечеров подряд приходил к нам, очень старался выглядеть весёлым и энергичным, хотя я видел, что его что‑то сильно угнетало. Но это “что‑то” не было связано со мной или с моими родными. Он помирился с мамой и с отцом, стена взаимной обиды, стоявшая между ними, растаяла, они поняли и простили друг друга. Олег собирался, если всё, как он сказал, будет хорошо, тоже съездить в конце лета в Ригу в гости к отцу.

Традиционный выезд в Крым с детской группой на это лето Олег почему‑то отменил, заявил, что “в этот раз не получится”. Очень мне это не понравилось. С Олегом явно происходило что‑то не очень хорошее, но что именно, он, разумеется, не говорил. С чего бы это он стал делиться своими проблемами с сопливым мальчишкой! Он и ближайших своих друзей не очень‑то посвящал в свои дела.

Я сидел дома, залечивал свои синяки Камнем и мазями, принесёнными Олегом, болтал с забегавшим в гости Сашкой, читал, помогал по хозяйству маме, играл с Лапкой, возился со Светулькой, как обычно “рисовал” ей сказки. Старался успокоить маму, которая долго не могла придти в себя, всё боялась мести школьных “бандитов”.

А когда оставался дома один, брал в руки боккен. В рукояти которого оставался Камень, наполненный Лунным светом. Теперь Лунный свет жил и в боккене. А когда я начинал с этим боккеном танец, звенящий хрусталём свет постепенно наполнял и меня.

Помня о том, что произошло накануне драки с Тайсоном, я уже на загонял себя бешеной яростью, не давал разгораться внутри себя неистовому пожару, который сжигает всё, в первую очередь – своего хозяина. Теперь танцы были сдержанные и неторопливые. Я старался выполнять технику Шинато именно так, как и учил её выполнять мастер – без стремления убить. И при таком выполнении я в какой‑то момент начинал слышать внутри себя звон Лунного света. А потом – как на этот волшебный звон откликается сама Вселенная…