Шапка Мономаха - Наталья Иртенина

Отроки-тьмутараканцы вдруг засобирались. Ссыпали монеты в кошели, подвязали у поясов.

– Удачная была игра, – сказали. – Мы, пожалуй, пойдем, поделимся выигрышем со своими.

– Желаем не кашлять, – крикнул на прощанье Вахрамей.

Когда рядовичи ушли, братья перемигнулись и ударили по рукам.

– Сколько там воевода обещал нам серебра?

26

Вечером Горазд позвал Нестора и сообщил: с утра, если не переменится ветер, лодья отплывет от Корсуня. Вознеся молитву Николаю Угоднику, особо присматривающему с небес за странниками и мореходами, монах отправился во двор, подышать воздухом. В темноте сеял мелкий колючий дождь. Съежившись, Нестор добежал до афедрона, как греки называли дыру в каменной плите над сливом нечистот. Плеснув на руки из корчаги, заспешил обратно, но тут его окликнули. Под навесом летней поварни прятался от сырости младший из братьев Колывановичей.

– Чего тебе, чадо?

– Там это… – замялся отрок, – богомолец на улице. Просит какого-нибудь попа или монаха. Помирает вроде.

– Что ж сюда его не привел, недогадливый? – укорил Нестор. – Где он?

– Да там, повернешь сразу за угол, увидишь.

Монах заторопился к выходу со двора. Мстиша остался под навесом. Перешагивая лужи, Нестор подумал, что напрасно осерчал на отрока. Пускай тот лишь наполовину сделал дело – но все же доброе дело, не злое. Любовь к ближнему начинается с малого ростка. Чтоб росток не зачах, монах наказал себе повиниться перед дружинником.

Почти на ощупь свернув во тьме за угол, Нестор выкрикнул богомольца. Никто не отозвался. Напрягая зрение, он прошел несколько шагов. Шуршал дождь, насвистывал ветер. А затем перед глазами посыпались от удара искры…

Очнувшись, он попытался понять, что изменилось. Все в той же темноте так же накрапывал дождь-сеянец и гулял ветер. Только гул моря стал сильнее, ближе – совсем близко. Казалось – протяни руку и ее лизнут волны. Но как раз вытянуть руку он не мог. Запястья сдавливала веревка, ноги также связаны. В бок, на котором лежал, впиявливалось нечто ребристое. Голова гудела как чугунок от ударов оловянной поварешки.

С усилием поднявшись на локте, Нестор увидел вдали бледно-серое предвестие восхода. Снизу предвестие отчерчивала темная прямая линия. По ее качаниям он понял, что это борт, а находится он в море. Локоть соскользнул с деревянного ребра лодьи, монах без чувств уронил голову.

Первым вновь вернулось ощущение ледяного холода. Тело закоченело, и с трудом удалось поднять даже веки. Застонав, он увидел над собой молодое лицо, поросшее чернявым волосом.

– Развяжите руки, люди-христиане! – прохрипел Нестор. – Крест сотворить дайте.

Молодой пропал, потом вернулся, разрезал ножом веревки на руках и ногах.

– Молись, молись, – проговорил он по-русски, – чтоб тебя к рыбам не отправили.

Нестор с трудом осенил себя знамением, потом стал дышать в ладони. Набухшая дождем меховая вотола совсем не грела.

– За какие грехи меня к рыбам? – стуча зубами, спросил он. – Может, вы меня, добрые люди, с кем-то спутали?

Поглядеть на него пришли еще двое. Один, кучерявый, с серьгой в ухе, двигал челюстями, жуя смолу, и смотрел дурашливо. Другой в черном плаще до пят с широким морским клобуком на голове, держался по-хозяйски.

– Коста, принеси ему взвара, – велел он чернявому. – Нет, чернец, мы тебя не спутали. Ты ведь служишь князю Мономаху?

– А откуда вам про то известно? – удивился Нестор и вдруг догадался: – Колывановичи?!

С третьей попытки он встал на ноги. Судно крепко качало, парус на мачте то надувался, как сытое брюхо, то обвисал расслабленно. Море стального цвета сливалось с седыми бородатыми тучами. За левым бортом лодьи виднелась иззубренная полоса земли.

Чернявый Коста сунул в руки Нестору глиняную кружку с травяным варом.

– Нам про тебя много известно.

– Куда плывет лодья? – глотая горячую жидкость, тревожно спросил монах.

– В Тьмутаракань.

– Так ведь мне туда и надо, – обрадовался Нестор.

– Ему туда надо, слышал, Фома? – загоготал кучерявый.

– Для чего меня выкрали из Корсуня? – кротко глядя, осведомился книжник.

– Сам догадайся, ряженый. – Тот, кого назвали Фомой, плюнул под ноги и пошел на нос лодьи. Зло рявкнул: – Прос, Давыдка, парус подтяните!

Из-под навеса выскочили, будто ошпаренные, два парубка, стали тянуть канаты. Коста отобрал у монаха кружку, толкнул в грудь.

– Из-за тебя в море болтаемся, – процедил он. – Так бы сидели зиму в Корсуне.

Нестор упал задом на скамью для гребцов да так и остался задумчиво сидеть.

Оставшийся день на него не обращали внимания. Один раз кинули черствый ломоть хлеба. У парубка, пробежавшего на корму, Нестор спросил о владельце лодьи.

– Купцы мы, – косо зыркнув, пробурчал тот. – Фома хозяин.

– Почему он назвал меня ряженым?

– Будто я знаю.

Под кожаный навес Нестора не приглашали. Ночь он провел на коленях между скамьями – молился. Временами засыпал, скрючившись, потом снова упирал в дно ноющие от холода колени. Под утро забылся глубоким сном, а проснулся от жесткого удара в спину. Вскочив, тут же повалился – швырнуло о борт. Лодью подбрасывало на волнах, как на исполинских качелях. Парубки боролись с парусом, срывая с мачты. Коста и кучерявый Сотко укрепляли груз на корме – груду бочонков с медом. Фома, держась за рукоять правила на носу, кричал через плечо парубкам.

Нестор подполз к скамье и крепко обнял, взывая к Богородице. Сильно накренившись, лодья черпнула воду. Людей обдало обжигающе холодной волной. Сотко отлетел к борту, веревка выскочила из рук. После второй волны, накрывшей суденышко, над Нестором пронесся бочонок, ударил в мачту. Коста пытался удержать груз, но его хлестнуло веревкой по лбу. Взвыв, он упал. Бочки покатились к скамьям гребцов, перепрыгивали, отскакивали от бортов. Море продолжало заливать лодью. Несколько бочек вынесло за борт. Вода на дне дошла до сидений.

– Груз за борт! – донесся вопль Фомы.

Купец первым стал швырять бочки в море. Давыдка и Прос вычерпывали воду деревянными лоханями. Нестора мучительно тошнило. Он не мог оторвать рук от скамьи, хотя вода подбиралась уже к лицу. Рычащие валы чередой набрасывались на лодью. В грохоте волн монаху слышался бесовский хохот. Доски судна трещали и скрежетали.

Побросав все бочки с кормы в море, Коста и Сотко по колено в воде подобрались к Нестору.

– Груз за борт? – проорали друг дружке.

Придя к немедленному согласию, они вцепились ему в руки и ноги, попытались оторвать от доски. Нестор не поддавался – от страха и судороги держался мертвой хваткой. Кучерявый насел на него и стал душить руками-клешнями. Коста, помогая, тянул ворот монашьей вотолы. Лодья перелетела через волну и почти легла на бок. Душегубов снесло к борту. За миг до того раздался треск вотолы, горло Нестора сдавило кожаной тесьмой, затем резко отпустило. В руках у Косты оказалась кожаная калита, которую монах носил на шее. Он хотел выкинуть ее, но вдруг появившийся Фома перехватил руку.

– Дай сюда.

Заткнув калиту за пояс, купец бросил к голове Нестора бадью.

– Черпай воду! – крикнул. – И вы тоже! Не то все вместе вслед за бочками отправимся.

Книжник, откашлявшись, разжал руки и схватился за лохань, как за спасательное вервие.

Море еще долго трепало лодью, но уже не с таким бешенством. Волны стали ниже и не перехлестывали через борт. К полудню буря улеглась, небо просветлело. Воды на дне оставалось чуть-чуть, и ту быстро собрали. Немного переждав, Фома приказал снова ставить парус, ловить ветер и править ближе к берегу, от которого лодью сильно снесло. Кроме потерянного груза и располосованного лица Косты другого урона море не причинило.

Закрепив носовое весло, Фома разорвал калиту монаха, вытащил сложенный пергамен. Развернув, прочитал.

– Тут что-то не так, – пробормотал он себе под нос. – Хорошо, что не утопили чернеца. Но товар из-за него пропал. Верна примета – чернец на судне к беде.

К сумеркам море стало почти безмятежным. Волны ласкались к лодье, будто кот, трущийся в ногах. Еще засветло миновали сурожский маяк, а в ночи проплыли мимо тусклых огней Кафы. На рассвете Нестора поднял громкий голос купца, распекавшего парубков, которые замешкали с парусом. Подвязав белую холстину на перекладине мачты, Прос и Давыдка под грозный окрик Фомы сели на весла. Парус едва ловил слабое дуновение ветра. Коста и Сотко тоже гребли. Земля видна была по обе стороны – ровная, пустынная. Лодья входила в Сурожский пролив.

Выбившись из сил, по очереди сменялись на веслах. Досталось грести и Нестору. Вскоре справа потянулась узкая полоса каменистой земли, за которой лежал Тьмутараканский залив. Огибая косу длиной в дюжину верст, гребли до полудня. По пути попадались редкие рыбацкие лодки. Один раз навстречу прошла греческая боевая галера. Если бы лодья не отвернула вовремя, галера сокрушила бы ее надводным тараном. За бортом корабля Нестор угадал орудия для метания сосудов с греческим огнем.