Армия Трясогузки - Александр Власов

— Без обеда! — изрёк Хрящ.

Подошёл Малявка, жалкий, с обречённым лицом, с губами, заранее сложенными на плаксивый манер. Руки он держал за спиной.

— Опять? — спросил Хрящ и, не дожидаясь ответа, повернулся к левому телохранителю. — Который день он пустой?

— Третий.

— Позавчера кормили?

— Кормили.

— Вчера?

— Кормили.

Хрящ посмотрел на Малявку и вынес приговор:

— Вчера задарма кормили, позавчера кормили — сегодня великий пост.

Малявка всхлипнул и без всякой надежды показал палку, которую держал за спиной.

— А это не примешь?

— Покажи-ка! — воскликнул Мика.

— Не лезь! — осадил его Хрящ и сам взял палку с большим серебряным набалдашником.

Мике показалось, что именно эта палка была в руке у Бедрякова, когда он приходил к отцу.

— Где взял? — спросил Хрящ у Малявки.

Маленькая надежда засветилась в глазах у мальчишки, и он, всячески стараясь разжалобить царька, рассказал, как его чуть не убили в лесу за станцией. Он скрыл, что собирал там бруснику, а в остальном не соврал ни слова.

Сначала он услышал крики, потом выстрелы. Малявка испугался и спрятался в кустах. Мимо пробежал хромой человек с палкой. За ним гнались солдаты, стреляли на бегу. Человек с палкой упал. Солдаты уволокли мёртвого к станции, а палка осталась в брусничнике. Не заметили её семеновцы или забыли.

Хрящ погладил серебряный набалдашник, как скипетр, взял трость, приосанился. Эта вещица ему понравилась.

— Пост отменяю! — сказал он и добавил: — На два дня.

А Мика готов был расцеловать Малявку за эту новость. Теперь отцу ничто не угрожало…

Беспризорники все шли и шли. На доске уже лежали и куски домашней колбасы, и сахар, и снетки. Стояли даже два глиняных горшка, украденных из чьего-то погреба. В одном горшке — ещё тёплая гречневая каша, в другом — сметана.

Увеличилось и число наказанных. Иной раз Хрящ просто тыкал пальцем в какого-нибудь беспризорника и, ничего не объясняя, говорил:

— Ты уже наелся. Обедать будешь завтра.

Никто не спорил, потому что царёк редко ошибался. Он каким-то чутьём узнавал провинившегося.

Когда все пришли, Хрящ торжественно объявил:

— Делёж!

Все бросились к доске. Наступил самый ответственный момент. Хрящ мог дать больше или меньше, мог выбрать что-нибудь вкусное, а мог сунуть горсть семечек — и все.

— Слушай, Хрящ! — смело, как Трясогузка, сказал Мика. — Подожди!.. Сколько, по-твоему, вся эта еда стоит?

Царёк снял цилиндр, положил его рядом с собой на доску.

— Купить хочешь?

— Продай!

— Гони десятку!

Беспризорники думали, что все это шутка. И Хрящ назвал цену тоже в шутку. Откуда у этого оборвыша десятка? Да и зачем ему эта торговая сделка! Но Мика вытащил из кармана десять рублей и положил на цилиндр.

— Моё? — спросил он, указывая на еду.

— Забирай, — растерянно произнёс Хрящ, не успев сообразить: выгадал он или проиграл.

— Жадюга! — крикнул Малявка Мике. — Обожрёшься! Лопнешь!

— Не лопну! — весело ответил Мика. — Конопатый! Ты своим глазом хвастаешься!.. А ну-ка, раздели на всех поровну!..

ПОМОЩНИКИ

О несчастье, которое произошло в доме Митряевых, узнала вся Чита. Старики припоминали прошлое и говорили, что над этим родом всегда висело какое-то проклятье. Пожар и бегство управляющего, прихватившего с собой деньги и девочку, — новое тому подтверждение. И когда Платайс, мрачный, подавленный случившимся, вошёл в церковь, многие оглянулись на него — кто со злорадством, а кто и с сожалением.

Он выждал, пока уляжется любопытство, вызванное его приходом, и подошёл к стойке, за которой Трясогузка продавал свечи. Это была их первая в Чите встреча.

— Выдрать бы тебя, — тихо сказал Платайс, подавая мелочь, — да нельзя в церкви!

Трясогузка не моргнул и глазом. Выбрав свечу, он протянул её, доложил скороговоркой:

— Мику отвёл к Хрящу. Бедрякова убили семеновцы. А с колокольни виден склад со снарядами.

Чтобы оправдать задержку у стойки, Платайс вынул ещё одну монету и спросил:

— О Бедрякове — точно?

Трясогузка подал вторую свечу.

— Точно! Видел один шкет не из врунов. И палка с набалдашником у Хряща. Могу достать.

— Не надо. А за складом понаблюдай сверху.

Платайс отошёл, около иконы зажёг свечи, постоял, глядя в пол, послушал негромкий говорок священника и вышел с опущенной головой.

День начинался удачно. Платайс ещё ночью проверил, есть ли у дома секретный пост, и убедился, что он снят. Потом приехал Карпыч и, пока вёз Платайса к церкви, сообщил, что Лапотник благополучно доставил груз партизанам. А теперь ещё это известие о Бедрякове! Но можно ли верить мальчишкам? Где бы перепроверить это известие? Может быть, у самого подполковника Свиридова?

Платайс улыбнулся этой нелепой мысли, но она вновь и вновь возвращалась к нему. Если Бедряков жив, то рано или поздно с ним придётся встретиться. Стоит ли играть в жмурки? Не лучше ли сразу разрубить узел, связывающий руки? И Платайс, взвесив все, решил пойти навстречу опасности. Решил твёрдо, без колебаний, потому что где-то внутри был уверен в мальчишках.

Карпыч ждал его за оградой церкви.

— Куда прикажете, господин Митряев?

— Дом контрразведки знаешь?

— Знаю, однако.

— Вези… Там опять подождёшь…

Солдаты чинили сарай и забор, вспоминали вчерашний переполох, посмеивались над часовыми, которые от страха удрали с поста. Подполковник Свиридов вчера же отправил их на передовую. Но и это наказание было милостью. Сначала Свиридов хотел их расстрелять, но отсрочил расстрел на три часа и приказал найти убежавшего заключённого.

Говорили солдаты и про слона. Оло прославился на весь читинский гарнизон. Особенно удивлялись солдаты тому, что подполковник не пристрелил слона. Объясняли это тем, что он дорого стоит. Цена на Оло росла и росла, пока один из солдат не заявил, что слоны ценятся на вес золота: сколько пудов он тянет, столько золота можно получить за него. Большей цены никто не мог придумать…

Платайс прошёл мимо солдат. Адъютант встретил его в коридоре и, поддерживая под руку, как больного, ввёл в кабинет Свиридова.

— Простите!.. Знаю — не по вашей части, господин подполковник! — ещё с порога заговорил Платайс. — Но мне не к кому больше!.. Прошу вас

— найдите мою дочь!

— Садитесь, садитесь! — подполковник заботливо пододвинул кресло.

— И просить не надо! Я обязан!.. Я чувствую себя виноватым в какой-то мере… Этот вчерашний вызов…

— Если б я вчера был дома! — простонал Платайс.

— Не надо водить знакомство с сомнительными людьми! — кольнул Свиридов. — Кстати, вы хорошо сделали, что не захотели поручиться за него.

Никаких других подтверждений смерти Бедрякова Платайсу не требовалось.

— Не до него мне сейчас! — воскликнул он. — Я ничего не пожалею, господин подполковник!.. Ту половину, которую требует этот мерзавец управляющий, я раздам тем, кому вы поручите поиски Мэри!

— Зачем же им? — с обидой произнёс Свиридов. — Им достаточно моёго приказа.

— Ну не им! Любому! — вырвалось у Платайса, и он подметил, что подполковник не оставил без внимания эти слова.

Свиридов обещал принять меры, но не сказал, что розыски уже начаты. Проводив Платайса, он долго расчёсывал специальной щёточкой пушистые усы. Подполковник думал. Никак ему не удавалось чётко определить своё отношение к этому человеку. Кажется, уже все ясно! Митряев — как на ладони! И в то же время что-то настораживает, настраивает против него. Появились какие-то подозрения у Ицко, а теперь он сбежал и требует выкупа за дочь. Был Бедряков, лично знавший токийского богача, но и его уже нету. Случайность это или нечто другое?

Вошёл адъютант и подал срочную депешу с пометками самого Семенова. Содержание было таково, что подполковник надолго забыл о Митряеве и его дочери. В депеше сообщалось, что японские оккупационные части начинают постепенно эвакуироваться из Забайкалья. Это означало, что семеновцы остаются одни против Красной Армии…

Платайс предполагал, что Свиридов смотрит на него из окна, и до конца вёл себя как убитый горем человек. Он устало сел в коляску и не сразу ответил на вопрос Карпыча — куда ехать? Старик второй раз спросил:

— Куда прикажете, господин Митряев?

Платайс безразлично махнул рукой.

— Вези куда-нибудь… Хоть в кабак, хоть к черту!.. Давай в трактир!

И церковь, и трактир — все это оправдывалось условиями той игры, которую вёл Платайс. Он ещё ни разу не заходил в церковь, но случилась беда — и он пришёл помолиться, поставил у иконы две свечки. Обедал он всегда дома, но сбежал управляющий — пришлось ехать в трактир, чтобы поесть и выпить с горя.

Цыган увидел Платайса из своей каморки. Первое, что он почувствовал — это испуг. Достанется же ему от Микиного отца и за побег, и за то, что они с Трясогузкой пробрались в Читу! Потом мальчишка понял, что Платайс и слова сказать не сможет, даже сделает вид, что не знает и не видел его никогда.