Скандальные разводы - Елена Доброва

Ингрид отправилась к мужу за советом, но тот лишь презрительно фыркнул, услышав, что дочка воспылала страстью к надувной корове. «Все это чушь несусветная, – заявил супруг. – Пиа уже большая девочка, и надувные игрушки ей совершенно ни к чему. Какая-то резиновая игрушка, да к тому же стоящая 75 долларов, – это чистое безумие! Как ты вообще можешь спрашивать меня об этом серьезно, Ингрид? Это вопрос сумасшедшего!»

Таким образом вопрос был решен, и девочке на Рождество купили, как это и было запланировано, велосипед. И тут неожиданно приехал Роберто Росселлини с подарками для супругов Линдстром и Пиа. Петеру достался галстук, Ингрид – очень изящная сумочка, а Пиа, к своему невероятному изумлению, получила вожделенную надувную корову, ту самую, которая так потрясла ее в магазине игрушек. Петер, Ингрид и их дочка просто дар речи потеряли от изумления, а Роберто пожал плечами: «Разве я сделал что-то не то? Это такая замечательная игрушка. Разве можно было устоять и не купить ее? Вам разве не нравится?». Между прочим, у самого Росселлини в это время не было за душой ни копейки, а деньги на подарок – всего 300 долларов – он взял у Петера взаймы. И все же именно этот поступок Роберто решил дальнейшую судьбу Ингрид.

Актриса собрала небольшой чемодан, в котором находились только пара платьев да смена белья. Глядя на нее, никто бы не подумал, что она решилась в корне изменить собственную жизнь: просто поехала на съемки очередного фильма. Возможно, Ингрид и сама не знала об этом, но, едва прибыв в Рим и проведя несколько дней в компании Феллини, среди восторженных поклонников с цветами, а главное – с влюбленным Роберто, она уже решила, что к прошлой жизни, к Петеру Линдстрому никогда больше не вернется.

Вскоре в известном журнале «Лук» появился снимок, на котором были изображены Ингрид Бергман и Роберто Росселлини, которые, нежно прижавшись друг к другу, стояли на романтичных развалинах старинного замка в местечке Алальберго. Сомнений не осталось ни у кого: идеал голливудской семьи рушился на глазах у всего мира, и притом рушился откровенно и бесстыдно. Америка всегда воспринимала крушение созданных ею мифов как трагедию, и даже хуже – как преступление. Как могла эта святая, боготворимая публикой Ингрид разрушить идеал примерной жены, она, которая всегда являлась образцом для подражания и которая имела только одно право – быть безупречной? Крушение легенды ей не простили. Она, по мнению журналистов и публики, не имела на это права. Никто не имел права разрушать идеалы общества, тем более какая-то актриса.

Конечно, Ингрид могла бы немного подумать, какими неприятностями грозит ей связь с Роберто, но она никогда не хотела рассчитывать, тем более в тот момент, когда к ней наконец-то пришло настоящее большое чувство. Поэтому и речи не могло быть о том, чтобы отречься от своей любви. Когда же наконец и всему миру сделалось ясно, что прежняя святая упорствует, то заодно с Америкой и Европа демонстративно отреклась от своей любимицы. И как это обычно бывает, грешница с самого начала никогда не выслушивает в свой адрес такого количества оскорблений, как бывшая святая. Ингрид Бергман убедилась в этом постулате в полной мере. Вероятно, традиционно считалось, что любая грешница при желании способна раскаяться и возродиться к новой жизни, что будет встречено общественностью с удовлетворением и воодушевлением. Но уж если пала святая, то пути назад у нее нет. Ингрид пришлось пройти этот путь вниз целиком, до самого конца. При этом, к чести ее, актриса никогда не жаловалась и не раскаивалась в том, что сделала. Она любила, а значит, считала, что имеет право на ошибки, за которые ответит сама.

Ингрид откровенно написала Петеру, что любит другого. В ее послании были такие слова: «Я бы хотела объяснить все с самого начала, но ты и так все знаешь. Если бы я могла просить у тебя прощения… Но это звучало бы абсолютно нелепо. Думаю, что при всем твоем благоразумии ты все равно никогда не сумел бы простить мне, что я бросила тебя ради Роберто».

Петер и в самом деле ничего не понял. Он был оскорблен. Еще бы: жена выставила его перед всем миром не только обманутым, но даже хуже – просто дураком. Это была первая большая обида, которая задела его за живое, и супруг повел себя отнюдь не благородным образом. Он решил отомстить жене и успешно привел свое намерение в исполнение. По его инициативе бракоразводный процесс затянулся на несколько лет. Петер приложил все усилия, чтобы лишить Ингрид возможности видеться с дочерью.

Пока бракоразводный процесс вяло тянулся, Ингрид родила сына от Росселлини, чем также произвела фурор. Ей не давали покоя даже в родильной палате. Журналисты взяли больницу в самую настоящую осаду. Репортеры шли буквально на все, чтобы получить возможность сделать снимок великой грешницы. Заголовки статей у них уже давно были подготовлены, например «Эта женщина бросила дочь в Америке, чтобы родить сына в Италии». Один из журналистов пришел в родильное отделение под прикрытием собственной беременной жены, хотя ей рожать было еще нескоро. Нянечкам предлагали взятки, которые по своим размерам превышали их годовое жалованье. Те же, у кого не было ни беременных жен, ни больших денег, просто влезали по водосточным трубам, чтобы добраться до заветного окна, за которым находились Ингрид и ее новорожденный мальчик.

Одна из шведских газет немедленно откликнулась на это событие, заявив, что Ингрид Бергман, когда-то являвшаяся символом нации, а теперь ставшая олицетворением распутства, превратилась в грязное пятно на флаге своей страны. Америка тоже не отставала. Одна из радиокомпаний Лос-Анджелеса пригласила священника, специально призванного осветить данное событие, и тот заявил, что актриса «оставляет после себя вонь и грязь распутства».

Армия спасения позаботилась о том, чтобы все записи, когда-либо сделанные Ингрид Бергман, были уничтожены в архивах. Если какой-либо прокатчик решался пустить в кинотеатре фильм с участием Бергман, то он непременно шел при пустом зале: сказывались последствия травли актрисы. Наконец прокатчики извлекли для себя урок и перестали приобретать картины с участием Бергман.

А что же Росселлини? Его мало волновали проблемы жены. Теперь Ингрид получила от него официальное предложение. С прежней супругой режиссер развелся без проблем. Однако Бергман все еще была женой Петера Линдстрома. Самое любопытное, что по итальянским законам ее сын, рожденный от Росселлини, мог быть записан в метрике как сын Линдстрома, что, естественно, вряд ли бы встретил с энтузиазмом Петер. Росселлини решил проблему, записав ребенка на собственное имя. Графа «мать» осталась пустой; вернее, там значилась казенная и абсурдная фраза «Временно не установлена». Эта «неустановленная» мать была известна всему миру. Правда, подобную известность можно назвать очень печальной…

В это время Ингрид Бергман записала в своем дневнике: «Моя героиня, Жанна д’Арк, была объявлена колдуньей, и ее сожгли на костре. Но этот костер пылал всего час, от силы – полтора. Меня жгут уже несколько лет, и одному Богу известно, сколько это еще продолжится. Права ли я была? Да, права. Но, Господи, как же жалко Пиа!».

Как известно, время лечит все. Страсти по Ингрид постепенно улеглись, все недоброжелатели успокоились и поутихли. Ингрид Бергман вышла замуж за Росселлини. Супруги и маленький Робертино поселились на собственной вилле Санта-Маринелла, что была расположена в живописном месте, среди развалин древней крепости, которые хорошо просматривались с высокого берега. Режиссер был постоянно одержим сменявшими друг друга, словно в калейдоскопе, идеями новых работ и проектов. Деньги считать он не умел никогда и сорил ими направо и налево, если, конечно, они у него появлялись. Кроме того, Роберто обожал свои спортивные автомобили и уделял им времени гораздо больше, чем жене.

А Ингрид вела домашнее хозяйство, занималась ребенком, следила за тем, насколько правильно поняли ее распоряжения слуги. Когда же муж появлялся дома, она просила его дать ей какую-нибудь роль. Росселлини выслушивал ее не возражая. «Безусловно, – говорил он, – я совершенно согласен с тем, что тебе необходимо сниматься». Потом же муж неизменно добавлял: «Но если сниматься – то только у меня». На самом деле Ингрид могла бы успешно работать с самыми знаменитыми режиссерами – такими, как Висконти или Феллини, однако помехой ее планам всегда была безумная ревность Роберто. Это был человек крайне импульсивный, вспыльчивый и легко впадавший в депрессию. У него была оригинальная манера регулярно угрожать жене самоубийством, и до поры до времени она принимала эти слова за чистую монету.

Пока Ингрид любила Роберто, ей удавалось улаживать конфликты. К тому же она привыкла во всем подчиняться мужьям, а потому слушалась и Роберто, как прежде Петера. По натуре Ингрид не могла долго сердиться, а муж всегда знал, как загладить вину. Можно в сотый раз рассказать жене забавную, на его взгляд, историю, рассмешить. Например, поведать о том, как он «женился» в первый раз. Это произошло понарошку. Роберто хотел переспать с барышней, а у той имелись свои взгляды на этот вопрос. Интимная связь, считала она, может быть осуществлена только после официального скрепления союза. И Роберто решил сыграть шутку: уговорил одного из своих друзей-актеров исполнить роль священника, чтобы таким образом сломить сопротивление упрямой девушки. Наивная барышня поверила коварному возлюбленному, и тот провел вместе с ней веселую ночь: а больше ему ничего и не требовалось.