Покрашенный дом - Джон Гришем

Он уронил окурок и затоптал его.

— Никому не говори, что я тебе сказал, ладно?

— Конечно.

— Неохота мне связываться с этим болваном с гор.

— Никому не скажу.

— Передавай привет Рики. Напиши ему, чтобы держался, пока я туда не прибуду.

— Напишу, Джеки.

И он растворился в темноте так же беззвучно, как появился.

Еще один секрет, который надо хранить.

Паппи отцепил прицеп и сел за руль. «Не стану я ждать три часа!» — пробормотал он и завел двигатель. Он отъехал от джина и направился вон из города. Где-то поздно ночью кто-то из рабочих джина подцепит наш прицеп маленьким трактором и потащит его к джину. Хлопок будет засосан по трубопроводу в джин, и пару часов спустя наружу выползут две аккуратные кипы. Их взвесят, а затем от каждой кипы отрежут по образцу, которые отложат в сторонку, где их потом будет оценивать покупатель. После завтрака Паппи вернется к джину, чтобы забрать прицеп. Он осмотрит кипы и образцы и придумает себе еще какую-нибудь причину, чтобы поволноваться.

На следующий день пришло письмо от Рики. Бабка положила его на кухонный стол, где мы его и увидели, когда ввалились через заднюю дверь, с натруженными спинами и едва волоча ноги. Я собрал в тот день семьдесят два фунта хлопка, настоящий рекорд на все времена для семилетнего мальчишки, хотя такие рекорды никто не регистрировал, потому что все любят приврать. Особенно мальчишки. Паппи и отец сейчас каждый день собирали по пятьсот фунтов.

Бабка пела и улыбалась, и мы поняли, что в письме хорошие новости. Она тут же схватила его и прочитала нам вслух. Она уже выучила его к тому времени наизусть.

"Дорогие мама и папа, Джесси и Кэтлин и Люк!

Надеюсь, что дома все в порядке. Никогда не думал, что буду скучать по сбору хлопка, но мне сейчас точно очень хочется быть дома. Я по всем по вам скучаю — по ферме, по жареным цыплятам, по «Кардиналз». Никак не могу поверить, что «Доджерс» выиграли чемпионат. Мне от этого тошно.

А у меня тут все в порядке. Здесь сейчас тихо. Мы больше не на передовой. Мою часть отвели миль на пять в тыл, так что мы отсыпаемся. Тут хорошо, нам тепло, мы отдыхаем, нас отлично кормят, и мы ни в кого не стреляем.

Я уверен, что скоро буду дома. Есть ощущение, что все тут потихоньку закругляется. Доходят слухи о мирных переговорах и всем таком прочем, так что мы держим пальцы скрещенными.

Я получил от вас целую пачку писем, это было здорово! Так что пишите. Люк, твое письмецо было уж слишком короткое, напиши мне еще, подлиннее.

Все, надо бежать.

Всем привет, Рики".

Мы передавали письмо друг другу и перечитывали снова и снова, а потом Бабка спрятала его в коробку из-под сигар, стоявшую рядом с радиоприемником. В ней хранились все письма от Рики, и нередко, зайдя ночью в кухню, можно было обнаружить там Паппи или Бабку, которые их перечитывали.

Новое письмо заставило нас забыть про натруженные мышцы и обгоревшую кожу, мы быстренько поели, чтобы потом усесться вокруг стола и написать Рики ответные письма.

Разложив бумагу на своей дощечке для письма с изображением индейского вождя, я взял карандаш и принялся излагать для Рики историю про Джерри Сиско и Хэнка Спруила со всеми подробностями. Кровь, разбитый в щепки деревянный брусок, Стик Пауэрс, все-все-все. Я не знал, как пишутся многие слова, так что действовал по наитию. Кто-кто, а уж Рики-то простит меня за ошибки в правописании. А поскольку мне не хотелось, чтобы кто-то из наших увидел, что я распространяю сплетни аж до самой Кореи, я тщательно прикрывал рукой свою дощечку.

Пять писем были написаны одновременно, и, я уверен, в них содержались пять версий одного и того же события. Пока мы писали, взрослые вспоминали разные веселые истории. Это был счастливый момент посреди сбора урожая. Потом Паппи включил радио, и мы стали слушать про «Кардиналз», пока наши письма становились все длиннее и длиннее.

Так мы и сидели вокруг кухонного стола, смеялись, писали свои письма, слушали репортаж по радио, и ни у кого не было ни малейших сомнений в том, что Рики скоро будет дома.

Он же сам написал, что скоро будет.

Глава 15

Днем в четверг мама отыскала меня в поле и сказала, что я ей нужен в огороде. Я радостно стянул с плеча лямку своего мешка и пошел прочь с поля, оставив остальных трудяг в зарослях хлопка. Мы пошли к дому, довольные, что рабочий день закончился.

— Нам надо съездить к Летчерам, — сообщила мне мама по дороге. — Я так за них беспокоюсь... Знаешь, они, наверное, голодают...

У Летчеров был свой огород, хотя и совсем маленький. Но не думаю, что они голодали. Несомненно, лишнего куска у них бы не нашлось, но о голодной смерти в округе Крэйгхед и не слыхивали. Даже самые бедные издольщики умудрялись выращивать помидоры и огурцы. И на каждой ферме были куры, несущие яйца.

Когда мы дошли до огорода, я уразумел, что задумала мама. Если мы поторопимся и доберемся до Летчеров до того, как они закончат сегодняшний сбор, то и родители, и все их детишки будут еще в поле. А Либби, если она действительно беременна, будет ошиваться где-нибудь возле дома, причем наверняка одна. И ей останется только выйти к нам, чтобы принять от нас овощи. И тогда нам удастся застать ее врасплох и с помощью нашего христианского милосердия вывести на чистую воду, пока ее защитники и охранители далеко. Отличный план!

Под строгим присмотром мамы я начал собирать помидоры, огурцы, горох, бобы, кукурузу — практически все, что росло в огороде. «Сорви вон тот маленький красный помидор, Люк, вон там, справа, — приговаривала она. — Нет, этот горох пусть еще подождет». Или: «Нет, этот огурец еще не совсем созрел».

Хотя она часто собирала урожай овощей сама, все же предпочитала надсматривать за этим процессом. Равновесие в огороде можно было поддерживать, лишь оставаясь на расстоянии, обозревая весь участок взглядом истинного художника и направлять мои действия или действия отца по сбору плодов.

Я ненавидел огород, но в данный момент я больше ненавидел хлопковые поля. Все, что угодно, только бы не собирать хлопок.

Я наклонился за початком кукурузы и тут заметил нечто между ее стеблями, отчего застыл на месте. За огородом лежала затененная полоска поросшей травой земли, слишком узкая, чтобы играть там в бейсбол, то есть ни для чего хорошего не пригодная. А за ней возвышалась восточная стена нашего дома, которую не видно с дороги. На западной стороне располагалась дверь кухни, там же была стоянка для нашего грузовика, тропинки, что вели к амбару, и к сараям, и сортиру, и в поля. Все, что у нас происходило, касалось только западной стороны дома; на восточной не менялось ничего.

И вот в самом углу, выходящем в огород, куда не мог проникнуть ничей взгляд, кто-то покрасил часть нижней облицовочной доски. Покрасил в белый цвет. Остальная часть дома была все такой же бледно-коричневой, как всегда, все того же тусклого цвета старых и крепких дубовых досок.

— Что там такое, Люк? — спросила мама. В огороде она никогда никуда не спешила, потому что это было ее убежище и святилище, но сегодня она запланировала внезапный налет, так что фактор времени был решающим.

— Не знаю, — ответил я, все еще не двигаясь.

Она подошла ко мне и заглянула между стеблей кукурузы, окружавших и отгораживавших ее огород, и, когда глаза ее наткнулись на покрашенную доску, она тоже замерла на месте.

Ближе к углу дома краска была положена толсто, а дальше, к его тыльной части, ее слой становился все тоньше и тоньше. Понятно было, что работа только началась. Кто-то красил наш дом.

— Это Трот, — тихо сказала мама, и в углах ее рта появилась улыбка.

О нем я и не подумал, да и времени у меня не было на раздумья о возможном виновнике этого дела, но мне тут же стало ясно, что красил именно он. Кто еще мог это сделать? Кто еще целыми днями слоняется по нашему переднему двору и бездельничает, пока остальные надрываются в поле? Кто еще способен работать такими черепашьими темпами? У кого еще хватит ума красить чужой дом без разрешения хозяев?

И еще — это ведь Трот закричал Хэнку, чтобы тот перестал изводить меня насчет нашего некрашеного и жалкого дома. Это Трот пришел мне на выручку.

Но вот откуда Троту взять деньги краску? И вообще, зачем ему все это? В голове у меня роились десятки вопросов.

Мама отступила на шаг, а потом и вовсе ушла из огорода. Я последовал за ней до угла дома, где мы стали рассматривать краску. Она еще не до конца просохла, мы чувствовали ее запах, и она казалась липкой на вид. Мама осмотрела передний двор — Трота нигде видно не было.

— И что нам теперь делать? — спросил я.

— Ничего, по крайней мере сейчас.

— Ты кому-нибудь об этом скажешь?

— Поговорю с твоим отцом. А пока давай держать это в секрете.

— Ты ж сама мне говорила, что мальчикам секретничать нехорошо.

— Нехорошо, но только если что-то держишь в секрете от родителей.

Она набила овощами две соломенные корзины и засунула их в грузовик. Мама садилась за руль примерно раз в месяц. Она, конечно, умела управлять пикапом Паппи, но за рулем всегда чувствовала себя скованно. Она изо всех сил вцепилась в баранку, выжала сцепление, надавила на педаль тормоза и потом повернула ключ в замке зажигания. Машина дернулась и пошла рывками назад, так что мы даже рассмеялись, пока старый наш грузовичок медленно разворачивался. Когда мы выезжали со двора, я увидел Трота, лежащего под грузовиком Спруилов и наблюдающего за нами из-за заднего колеса.