Дай мне шанс - Саманта Винтер

— Ты не мог бы мне одолжить?

Джон вытаращил на нее глаза.

— Я?! Я что, по-твоему, долбаный миллионер?

— Ты работаешь на престижной должности, у тебя наверняка есть сбережения. Одолжи мне, Джон! Я найду работу, я отдам тебе!

Он скривился.

— Не смеши. Какую ты найдешь работу? Все ту же, секретарскую? Пойдешь уборщицей, будешь мыть по ночам унитазы? Ты никогда не сможешь вернуть эти деньги, а я их давно коплю. Я хочу купить квартиру. Квартиру в престижном месте, в лофт-стиле… Неясно тебе?

— Нет, — сказала Кайли, во все глаза глядя на него, — теперь мне все ясно.

Она смотрела на него и не верила. Она не верила, что Джон, ее старый друг, может быть настолько… гнилым.

— Что? — спросил он, уловив ее настроение. — Что ты на меня уставилась?

— Да ничего. — Кайли покачала головой. — Подумать только! Я столько лет с тобой общалась, не подозревая, что ты мокрица!

Он почему-то ужасно на это обиделся.

— А ты, конечно, белокрылый ангел. И нечего валить на меня! Ты сама согласилась немного пошпионить. Тебе это даже нравилось.

— Нравилось? Нет.

— Да ладно. Не рассказывай мне тут сказки. Зарплата — сказка, шеф — красавчик, еще и глаз положил… Что, разве неправда?

Это ему, видимо, Джоан насплетничала. Видела, как Дэвид и она выходили из офиса вместе. Понятно.

— Думай что хочешь, Джон, — сказала Кайли и встала, — а я пошла. Звонить мне больше не смей. Никогда.

— Эй, если ты решишь рассказать в «Лаванде», кто именно тебя подослал, имей в виду, я так этого не оставлю! — крикнул Джон ей в спину.

Кайли обернулась и усмехнулась.

— Я подумаю.

19

Теперь надежды на так называемого — и отчетливо бывшего — друга не оставалось вовсе. Джон сейчас не будет иметь с ней дел, он боится, банально боится, что его вычислят, а Элсон — человек порывистый и непредсказуемый. Мало ли что ему в голову взбредет. Кайли уже не было дела до Ходжеза и его переживаний, и все же возникшая в мозгу картинка — Дэвид бьет Джона — вызвала у нее бледную улыбку.

Потом улыбка пропала. Кайли стояла посреди улицы и не знала, куда идти и что делать.

Идти, по всей видимости, следовало домой, а делать — завтра отправляться в банк и умолять на коленях, чтобы предоставили кредит. Вдруг там у кого-нибудь дрогнет сердце. Должно же оно дрогнуть, чтобы сердце ее мамы продолжило биться.

Как она доехала домой, Кайли не помнила. Может быть, она случайно изобрела телепорт — во всяком случае, помнилось потом, что сначала стояла вот так, растерянно, посреди улицы, а потом как-то оказалась у крыльца своего дома. Вокруг фонарей висела плотная морозная дымка, намекающая на похолодание.

Дом был пуст и тоже холоден, как дымка. В нем царил тот растерянный бардак, который всегда сопровождает события внезапные и не слишком радостные. Валялись на полу какие-то вещи, на столе — разворошенные бумаги (искали страховое свидетельство), в раковине на кухне скучала немытая чашка, остро пахнущая чем-то больничным. Кайли посмотрела на эту чашку и не стала ее мыть.

В конце концов, может, это последнее, что осталось от маминых дел. Она выпила лекарство из этой чашки, поставила в раковину и не успела помыть.

Кайли села за кухонный стол, подвинув вышитую салфетку с веселыми синицами, и взялась руками за голову. Тихо тикали часы на полочке над холодильником.

Вот, значит, как выглядит разбитая жизнь. Об этом пишут в книжках, об этом сочиняют плохие стихи и снимают кино — а на самом деле это выглядит вот так. Почему в книжках и кино никто не рассказывает, как пусто тебе становится и как холодно, и как разом затвердевают все мышцы — и ты дрожишь, не в силах согреться? Почему никто никогда не рассказывал, что даже плакать не сможешь — будешь сидеть, смотреть в одну точку и пытаться собрать воедино вялые, безнадежные мысли, единственные, которые есть сейчас?!

О Дэвиде думать было невозможно, о маме тоже, и Кайли стала думать о коне Эдельвейсе. Как он бегает по своему загону, иногда останавливается, вытягивает голову между бревнышками в заборе и, дотянувшись до заиндевелой травы, хрупает ею обстоятельно и ласково. Для Эдельвейса нет ничего такого, как для нее, Кайли Уильямс, — только свобода, ограниченная забором, и небо, опрокинутое куполом, и гул земли под ногами, если быстро бежишь.

Эдельвейсу не надо думать и искать деньги. Сорок тысяч, до завтрашнего дня.

Господи, можно, в следующей жизни я буду лошадью, а? В этой я плохая лошадь, я все рвусь и рвусь и никак не выиграю забег, но в следующей-то — можно?..

Кайли открыла глаза и взглянула на часы. Прошло семь минут.

Еще ведь не поздно, даже девяти нет. Каким бесконечным оказался этот день. Каким тягучим. Неужели остальные дни теперь тоже будут такими? Об этом никто не рассказывал.

Кайли нашарила в кармане мобильный телефон и позвонила Ширли — единственному человеку, который у нее оставался и в котором она могла быть уверена. Подруга долго не поднимала трубку, и Кайли долго и мучительно соображала, который час нынче на другой стороне земли и не разбудит ли она Ширли, но вычислить не успела — в трубке грянул звонкий голос:

— Алло!

— Привет, — сказала Кайли и заплакала.

Она плакала, всхлипывала, давилась слезами и говорила, говорила. Ей было все равно сейчас, сколько будет стоить этот телефонный разговор. Десятком долларов больше или меньше — какая разница?! Она говорила про все — про маму, про замысел Джона Ходжеза, про то, как Дэвид сегодня утром выгонял свою секретаршу-предательницу и как после всего этого не хочется жить, а жить надо, потому что, кроме нее, Кайли, маму никто не спасет.

— Так, — сказала ошеломленная Ширли, когда Кайли затихла и только всхлипывала в трубке, — так, почему я впервые об этом слышу?!

Она имела в виду конечно же авантюру с «Лавандой». Про болезнь Глэдис она знала давно — с того же дня, что и сама Кайли.

— Потому что мне было стыдно тебе признаться, — пробормотала Кайли и потянулась за салфеткой — черт с ними, с синицами, высморкаться надо.

— И правильно! — рявкнула лучшая подружка тоном, очень похожим на сегодняшний тон Элсона. — Потому что отговорила бы! Это чудовищная глупость! Ты там совсем помешалась без меня!

— Я не помешалась.

— Помешалась. С катушек съехала. Сбрендила. Как еще это называется? Кем надо быть, чтобы так кошмарно вляпаться? И чего ты добилась? Неужели было неясно, что тебя быстро поймают?

— Я так не думала.