От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед - О. Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оглядываясь на служебное поприще Пренделя, мы можем отметить его непрерывную штабную деятельность с частыми ответственными командировками за границу или в роли офицера-разведчика или с дипломатическими задачами. Строевая же его служба выразилась лишь в командовании партизанскими отрядами силою до бригады. Он не командовал ни эскадроном, ни полком, т. е. не поднимался по нормальной иерархической лестнице каждого русского офицера. Биограф указывает, что Прендель и не мог идти указанным путем, ибо «он чрезвычайно любил свою родину — Тироль и никогда не
присягнул России», но, когда немецкое историческое общество покусилось купить его мемуары для их опубликования, Прендель ответил: «Жизнь и сведения мои принадлежат моим царям-благодетелям и России, моему второму Отечеству, где живу и намерен умереть».
Эти веденные Пренделем записки, указывает его биограф, были переданы им также жившему в Киеве инженер-генерал-майору Ф. с прибавлением: «Авось будут напечатаны…», но слава о нем заглохла. «Из всех наших партизан, — говорит далее полковник Сакович, — глухая молва об удали и отваге Фигнера и Пренделя, более чем о прочих, перешла в предание…», ибо «этот скромный старец постоянно уклонялся от рассказов о себе и много унес он с собою в могилу».
Еще о партизане В.А. ПРЕНДЕЛЕ
Издающаяся в восточном секторе Берлина просоветская газета «Neues Deutschland» от 17 октября с. г. напечатала статью, озаглавленную «Документы народной освободительной войны», имеющую целью описать открытую в Лейпциге выставку в память 140-летия Битвы народов, имевшей место под стенами этого города в 1813 году. На самом деле лейтмотивом этой статьи была пропаганда идеи «о силе немецко-русской приязни». Посередине текста помещено изображение «Русской церкви в память Лейпцигской битвы», освященной к 100-летию Битвы народов.
Повторяя слова директора Лейпцигского исторического музея, сказанные на открытии выставки, автор статьи указывает еще на другую ее цель: «обнаружение лжи, распространенной в интересах юнкеров (крупных землевладельцев. — В.Р.) и монополистов, об этой битве» и на обязанность «указать на помощь, оказанную нам (немцам. — В.Р.) русским народом». В подтверждение приводятся слова генерала Нейдгардта фон Гнейзенау (известного стратега, генерал-квартирмейстера фельдмаршала Блюхера. — В.Р.): «Без выдающегося духа русского народа, без его ненависти к иноземцу-притеснителю весь цивилизованный свет оказался бы под деспотизмом разнузданного тирана» (т. е. Наполеона. — В.Р.).
Оставив в стороне пропагандную сторону статьи, обратимся к воспоминаниям о В. А. Пренделе, деятельности которого уделена особая «глава» под заглавием «Русский комендант города». Автор пишет: «"38 000 раненых было в Лейпциге (при населении в 32 600 человек), которых должен был приютить город; это была тяжелая задача. Надо еще прибавить заботу о гарнизоне, устранение повреждений, причиненных сражением, восстановление порядка и общественной жизни. В то время комендантом города был русский полковник, который заботился обо всех и обо всем". Прендель быстро все наладил, а когда он покинул эту должность, 11 ноября 1814 года жители Лейпцига избрали его своим почетным гражданином с поднесением ему "Лейпцигской овальной медали" и провожали его со слезами на глазах»…
И тут же автор статьи воспроизводит один из энергичных приказов Прен-деля, расклеенный на городских стенах 14/26 октября 1813 года и напечатанный готическим шрифтом, в котором он угрожает неповинующимся штрафом в 10 талеров, вносимым в Госпитальную кассу, под ответственностью г. полицей-президента.
Не подлежит сомнению, прибавим от себя, что полковник русской службы В.А. Прендель был не только выдающимся забытым партизаном, но и талантливым организатором, заботливым «отцом города (чужого)». Император Александр I в данном случае в выборе не ошибся.
В. Г. фон Рихтер
Партизан ФИГНЕР
В № 3 (апр. 1952 г.) Генеалогического листка «Baltische Familiegeschichtiche Mitteilungen», издававшегося в Германии русскими балтийцами бар. Вальтером Майделем и г. Альфрейдом фон Гансеном, помещена заметка г. Амбургера о происхождении русского партизана 1812 г. Фигнера. Привожу ее русский перевод.
Во время Отечественной войны 1812 г. Александр Фигнер создал себе имя как начальник партизан. Будучи уже кавалером орденов Св. Георгия и прусского «Пур ле Мерит», он погиб в бою под Верлицем на Эльбе в чине подполковника, командуя добровольческим отрядом.
Его отец, Самуил, бывший сперва офицером, а потом директором Императорского кристалло-фарфорового завода, умер в 1811 г. в должности Псковского вице-губернатора. Этот Самуил Фигнер 18 февраля 1801 г. получил потомственно дворянство, что мы узнаем из «Списка» Лукомского и Тройницкого.
Партизан А.С. Фигнер. С портрета О. А. КипренскогоВ биографии сына этого Самуила, т. е. партизана Александра, указано, что его дед, т. е. отец Самуила, был якобы лифляндский барон Фигнер фон Рутмерсбах («Русский биографический словарь»), однако это неверно.
На самом же деле Самуил Фигнер (отец партизана) был крещен 6 ноября 1758 г. в кирхе Св. Иоанна в Дерпте как сын торгового компаньона (Kaufgesell) Самуила Фигнера, который начиная с 1751 г. крестил уже четырех своих детей от своей связи с Юлианной Вейде, крещенной в Дерпте же 23 ноября 1729 г. Первые дети родились до официального брака, который был освящен лишь 1 сентября 1754 г. Дальнейшие документы первое время называют Самуила Фигнера (отца партизана) молодым приказчиком (Budenjunge). При этих обстоятельствах, однако, вызывающим изумление фактом является то, что не только Самуил Фигнер (отец партизана) избрал в дальнейшем военную карьеру, но что родители последнего, т. е. упомянутая выше дерптская пара, в 1772–1773 гг. записаны в церковных книгах немецкой колонии Новая Са-ратовка под Витенбургом восприемниками при крестинах, как «поручик Самуил Фигнер и его жена Юлианна, рожд. Вейде».
Известная революционерка Вера Фигнер и знаменитый певец-тенор Фигнер, бывший флота лейтенант, — оба принадлежали к тому же роду.
Н.А. фон Реймерс, доктор филологических наук
О СРАЖЕНИЯХ
150-летие Бородинской битвы (1812–1962)
Народ, хранящий заветы Петра Великого и Суворова, побежден быть не может.
Мир, заключенный в 1807 году в Тильзите, между императором Александром I и Наполеоном, не был встречен с удовлетворением русским народом. Его национальные чувства были ущемлены этим миром, и, под давлением общественного мнения, правительство стало готовиться к преобразованию армии и устранению тех дефектов, которые привели русские войска к неудачам в 1805 и 1807 годах, при столкновениях с Наполеонам. Увлечение уставами Фридриха II и прусской военной системой, после смерти императрицы Екатерины II, понизили качество нашей армии, и это было одной из главных причин нашего поражения под Аустерлицем и Фридландом. Заветы императора Петра Великого и Суворова были крепко забыты, и созданная ими русская военная доктрина, искусство побеждать, была заменена немецкой.
Второй причиной недовольства Тильзитским миром было присоединение России к континентальной системе, направленной против Англии, что очень сильно ударило по русской заграничной торговле и частному хозяйству и тяжко стало отражаться на государственном бюджете — рос дефицит.
Наполеон, пожираемый жаждой власти и мирового владычества, также не был доволен Тильзитским миром. Он стремился к полному покорению России и включению ее в свою мировую империю. К началу 1812 года грандиозные приготовления к походу на Россию подходили к концу, войска французской армии начали стягиваться к нашим границам.
Российское правительство знало, конечно, об этих приготовлениях и, по мере своих сил, готовилось к войне. К сожалению, даже в 1812 году составление плана войны с Наполеоном было поручено немецкому генералу Пфулю.
Деятельность этого поклонника Фридриха II выразилась в том, что он разделил слабые русские войска на три армии и разбросал их вдоль западной границы на протяжении 500 верст. Перерыв между 1-й и 2-й армиями был в 100 верст, а между 2-й и 3-й армиями лежало бездорожное дикое Полесье. Затем он устроил так называемый Дрисский укрепленный лагерь, занимавший фланговое положение в отношении путей на Петербург и Москву. Впоследствии этот лагерь, как образец невежества, погубил бы нашу армию, если бы Барклай де Толли занял его, согласно плану Пфуля в случае войны с Наполеоном. Этот немецкий стратег совершенно не учитывал волю противника, да еще такого, как Наполеон, и его 600 тысяч войск против наших 200, что позволило Наполеону действовать против любой из наших армий с громадным превосходством в силах. Весь этот «мудрый» план рухнул, как карточный домик, после вторжения Наполеона в Россию.