Феодал - Александр Громов

– Это Нана, – произнес Автандил.

– Откуда?

– Прилетела. Да. Она хорошая. Все понимает.

Фома с сомнением перевел взгляд с Автандила опять на ворону. Сама прилетела? То есть была занесена на Плоскость с Земли? Теоретически – возможно. Практически – первый случай.

А жаль, что не курица или индюшка…

– Дрессируешь, что ли?

– Зачем дрессирую? Просто дружу. Да.

– Давно прилетела твоя подружка?

– Слушай, откуда я знаю? Может, месяц, может, два…

– А почему я ее в прошлый раз не видел?

– Слушай, откуда знаю? Она летает. Птица, да?

– А почему ты мне о ней ничего не говорил?

– Забыл. Точно, забыл, да. Совсем старый стал, не помню.

– Ну ладно, – примирительно сказал Фома. – Прибежит в следующий раз страус – ты уж мне скажи, не забудь.

Ворона протяжно каркнула. Похоже, ей очень хотелось в хижину, но смущал посторонний человек. Она еще не знала, как к нему относиться.

– Жрать хочет, – определил Фома. – Давай дадим ей чего-нибудь. Лепешки у тебя есть?

Лепешки нашлись, правда, те еще. Вроде подметок. Фома не без усилий отломил кусочек, продемонстрировал насторожившейся птице:

– Хочешь? Эй, Каркуша! Как тебя? Кагги-Карр! Чудо в перьях!

– Нана, – сказал Автандил с заметным упреком.

– Что?

– Ее зовут Нана.

– Эй, Нана, лови!

Ворона заскакала боком, но не смылась – Фома метнул аккуратно. Медленно и очень недоверчиво ворона подошла к подачке. Клюнула разок и потеряла интерес. Каркнула.

– Она у тебя что, заелась? – спросил Фома.

– Зачем заелась? Не привыкла к тебе, да. Привыкнет.

– Да ведь я скоро пойду, когда ей привыкать?

– Потом привыкнет, – ответил Автандил.

Фома внимательно смотрел на него, не показывая, однако, виду. Впервые Автандил не стал уговаривать гостя остаться погостить подольше. Что-то совсем новенькое в его репертуаре.

А уж не превратить в торжественное действо дегустацию первого в феоде вина, не спеть по такому случаю на два голоса – совсем из ряда вон!

Нет, Автандил говорил-таки какие-то слова, разливая вино по пиалам, и сказал коротенький, совсем не грузинский тост, но все это было не то. Чем дальше, тем сильнее ощущалась натянутость. В таких случаях говорят: «Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева?»

Вино осталось недопитым. Дожевывая резиновую лепешку, Фома встал из-за стола, сделал ручкой на прощанье – пока, мол.

– Спасибо за вино.

Очень недовольная ворона Нана взлетела на крышу хижины и принялась хрипло каркать. Будто ругалась.

Автандил не удерживал гостя, но вызвался проводить и проводил. Аж до границы оазиса. Потом еще торчал на этой границе и смотрел вслед. Фома спиной чувствовал его настороженный взгляд.

«Смотри, смотри… К Джорджу иду, видишь?»

Отсчитав триста шагов, он обернулся. Автандил уже топал по направлению к своему жилищу. Фома резко изменил направление, уходя за ближайший холм. Когда хижина и ее хозяин скрылись из виду, он на карачках достиг гребня, упал и нашарил бинокль в сброшенном с плеч рюкзачке. В самые глаза уперлась сложенная из разнокалиберных камней стена хибары. Глиняная связка местами выкрошилась, и хозяин не озаботился поправить. Как молодой все равно… Да только с молодыми проще: сделал лодырю внушение раз, сделал другой, на третий пригрозил выгнать из оазиса – и глядишь, дошло до родимого. Почему это «кто не работает, тот не ест»? Ешь, пожалуйста. Только вне оазиса. Что найдешь, то твое. А плантацию на дармовщинку не трожь, не то будешь объявлен саранчой со всеми вытекающими… Не понял? Щас объясню…

И объяснял. Много чаще, чем хотелось.

Как правило – с успехом.

Молодые ведь в большинстве не ленивые, а только беспечные и много о себе понимают. Это проходит. Бывает, конечно, клиника…

Фома не любил вспоминать о тех, кого и вправду пришлось в конце концов вытурить, но сейчас вспомнил. Два случая за все время. Оба раза – молодые парни, самовлюбленные наглые идиоты. Один сам ушел, гордо задрав нос, а второго пришлось избить до икоты и гнать из оазиса пинками. Оба сгинули невесть где. Не было возможности даже сплавить дармоедов соседу – на кой ляд соседям человеческий мусор? Им не мусор нужен, а прибавочный продукт.

И это правильно. Чтобы жили хуторяне, феодалу тоже нужно жить, собирая десятину и заботясь о ее увеличении. Но люди все равно недолговечны, чего не скажешь об оазисах. Люди – те же эфемеры, даром что не распадаются в ничто после истечения срока существования, а худо-бедно образуют новый геологический слой. Оазис – вот основа жизни. Со временем он пригодится другим людям. Так будет всегда, пока точки выброса извергают новичков. Лучше уж пустой, неухоженный оазис, чем населенный дармоедами, гораздыми только жрать и портить… Дешевле обходится.

Автандил брел к хижине. Ворона Нана слетела с крыши и уселась ему на плечо. Картина выглядела идиллически.

Фома замер, чтобы не выдать себя движением. Как многие пожилые люди, Автандил был дальнозорким. В кои-то веки пришлось порадоваться вечному отсутствию солнца. Блики на линзах, пусть и просветленных, могли бы выдать наблюдателя с головой.

Перед входом в жилище Автандил остановился. Оглянулся – как показалось Фоме, воровато. Словно нашкодивший мальчишка. Удивился, не обнаружив вдали удаляющейся фигуры, и долго высматривал феодала. Не высмотрел. Было видно, как он нерешительно переминается с ноги на ногу и как наглая ворона щиплет его за ухо. Наконец Автандил вошел в хижину. Надо думать, решил, что феодал скрылся за холмом. Правильно, в общем, решил…

Фома побежал. Граница оазиса проходила в какой-нибудь полусотне шагов впереди, и ловушек на пути не было, а подлянка в виде морозного вихря – не в счет. Сразу же начались поля – сжатые, с колючей неровной стерней. На ближних подступах к хижине феодал сменил аллюр на крадущиеся скользящие шаги. Ощутил сыскной азарт. Он намеревался застукать хуторянина за чем-то недозволенным и, вероятнее всего, постыдным. Ладно, все мы люди… Если ничего страшного – убедиться и незаметно уйти. Да, а при чем тут ворона?.. Была бы коза – все стало бы ясно, и смотреть нечего. Дело житейское.

Фома осторожно перевел дух. Шум дыхания мог выдать. Равно и звук шагов. Хорошо, что кроссовки старые, разношенные, мягкие. Скоро им конец, но пусть пока послужат.

Внутри хижины что-то происходило. Грузно шевелился хозяин, кряхтел, двигал какие-то предметы. Каркнула ворона – настойчиво, требовательно. Пробубнил что-то Автандил. Потом он негромко простонал и забормотал громче. Похоже, ругался по-грузински. Затем вдруг заговорил очень ласково, но тоже непонятно. Опять застонал и даже зашипел. Громко затрещала разрываемая бумага – упаковка бинта, не иначе. Никакая другая бумага так не трещит.

Не дыша, Фома прокрался к двери. Единственный из всех, Автандил оборудовал свою хижину не занавеской в дверном проеме, а настоящей дверью – связанным из жердей щитом на кожаных петлях. Дверь была прикрыта.

Нет ничего легче, чем обнаружить соглядатая, если ты во тьме, а он на свету. К тому же шпиону требуется время, чтобы глаза привыкли в темноте. Прилипая глазом к щели, Фома надеялся лишь на то, что Автандил слишком занят, чтобы поминутно бросать опасливые взгляды на дверь.

Он не ошибся. Автандил в самом деле был занят.

И был застигнут с поличным.

Фома не стал давать двери пинка. Он просто открыл ее и вошел.

Автандил кормил ворону с ладони. Был он гол по пояс, сидел к двери спиной и не пожелал повернуться. Фома лишь скользнул взглядом по его огромной спине, густо поросшей седым волосом, и вперился в то, что лежало на столе.

Свежеразорванная пачка бинтов. И много старых бинтов с обильными следами запекшейся крови. И бритва с лезвием, испачканным не старой кровью, а очень даже свежей.

Ворона Нана живо проглотила что-то красное и бочком-бочком запрыгала к дальнему краю стола. Левой рукой Автандил бесцельно зашарил по столешнице. Правая была прижата к животу.

– Так, – с ядом произнес Фома. – Кормим, значит, птичку? Своим мясом? Или что там у тебя на брюхе? Сало? Талию, значит, решил себе организовать?

Автандил дернулся, угрюмо засопел и ничего не ответил.

– А ну, покажи!

На мгновение Фоме почудилось, что Автандил вот-вот бросится на него с бритвой или без. Огромный и, несмотря на возраст, могучий, он в тесноте хижины имел бы кое-какие шансы даже против феодала. Но Автандил не бросился. Автандил даже отнял от живота руку с марлевым тампоном, сам отогнул клочок кожи и позволил осмотреть рану.

– Додумался, блин! Умник! Не дергайся, дай хоть перевяжу…

Сопя и злясь, Фома разорвал зубами еще одну пачку c бинтом, начал перевязку. Ворона слетела на пол и негодующе каркнула.

– У-у, тварь! Пшла! Ни хрена тебе больше не обломится! А ты что, – напустился он на Автандила, – идиот? Или перегрелся?

Молчание.

– Хлеба ей мало, что ли? Пусть бы жрала.