Ненавистная фрау - Неле Нойхаус

Лоренц улыбнулся.

— Я иду за пиццей. Может, вам тоже что-нибудь принести?

— Вы уже ели что-нибудь сегодня? — поинтересовался Боденштайн у своей коллеги.

Внезапно Пия почувствовала, насколько пуст ее желудок. С утра она съела только сэндвич, а в обед — «Твикс». Этого было явно недостаточно.

— Немного, — ответила она. — Но я не хочу доставлять вам хлопот.

— Мне это не сложно, — уверил ее Лоренц фон Боденштайн. — Так что?

— Мне салат и пиццу с тунцом, — сказал Оливер. — А вам, фрау Кирххоф? Я вас угощаю.

— Ну, тогда, — она улыбнулась, — тоже салат и пиццу с анчоусами и чесноком. Если уж грешить, то основательно.

Боденштайн достал из холодильника воду и отправился в погреб за бутылкой вина. Пия, оставшись в кухне одна, огляделась по сторонам. На стене висели сушеные травы, на полу стояли миски для собаки, на подоконнике — стопка кулинарных книг, а на магнитно-маркерной доске в несколько слоев размещались различные почтовые открытки, билеты в кино и всевозможные записочки. Стену над столом украшала чудесная акварель, изображающая ландшафт Прованса. Здесь жила счастливая семья. Невольно Пия вспомнила свою холодную, всегда идеально убранную кухню в стиле «хай-тек» во франкфуртской квартире. Хеннинг не хотел ни детей, ни домашних животных, не терпел ярких красок и беспорядка, поэтому их дом с минималистическим интерьером всегда был безликим. Совершенно внезапно Пия поняла, что она слишком долго тянула с разводом. Она тоже хотела иметь такую кухню, как эта, уютный живой беспорядок, корзинку на столе с темно-коричневыми бананами, собачьи волоски в углах комнаты и гору обуви перед дверью в гараж.

— Кстати, вы можете спокойно курить, — сказал вдруг Боденштайн, неожиданно появившись сзади, и она испуганно вздрогнула.

— Нет-нет, — быстро ответила Пия. — В доме, где не курят, я могу воздержаться.

— Моя жена дымит как фабричная труба, — усмехнулся Боденштайн. — Где-то была пепельница.

Он выдвинул несколько ящиков, прежде чем нашел штопор. В кухню вошла кошка, быстро огляделась и, сделав элегантный прыжок, оказалась на коленях Пии.

— Это Багира, — объяснил Боденштайн и достал из навесного шкафа по три бокала для вина и воды. — Она здесь хозяйка. Моя жена любит из каждой своей поездки привозить нечто, нуждающееся в постоянном уходе. Багира, если я не ошибаюсь, из Монголии.

— Понятно, — улыбнулась Пия и погладила кошку, которая, мурлыча, уютно устроилась у нее на коленях.

— Вы любите кошек? — Оливер стянул с себя галстук, налил вина и сделал глоток.

— Я люблю всех животных, — ответила Пия. — Я бы с удовольствием завела себе собаку. Но пока меня целыми днями нет дома, это невозможно. Кошки самостоятельны, а для собаки нужно больше времени.

— Да, время требуется определенно. — Боденштайн подвинул к ней бокал. — Мы себе позволяем этот наш зверинец только потому, что наши дети еще живут здесь. Козима в основном целыми днями находится на своей фирме.

— На своей фирме?

— Десять лет назад она создала свою собственную фирму по производству фильмов и делает документальные картины, которые снимает сама со своей командой. Причем в таких местах, о существовании которых я раньше и не подозревал. Ваше здоровье!

Боденштайн и Пия чокнулись.

— Новая Гвинея, Монголия, Таджикистан, Суматра. — Он вздохнул и криво улыбнулся. — Невероятно.

— Это наверняка интересные и волнительные рассказы, — вздохнула Пия.

— Не для меня, — возразил Боденштайн. — Я, скорее, простой обыватель, и мне привычнее рутина. Для Козимы же это смерти подобно. Лоренц пошел по ее стопам. Он сейчас как раз стажируется на телевидении и уже пару раз был вместе с матерью в экспедиции. У Розали, скорее, мои интересы. В следующем году она заканчивает школу и хочет поступать на юридический.

— А я совершенно не знаю, каковы мои предпочтения. Раньше я всегда хотела посмотреть большой мир, потом два семестра отучилась на юридическом и поняла, что это не мое. В двадцать два года я поступила в полицию, и мне это очень нравится.

— Вы ведь семь лет не работали. Почему? — осведомился Боденштайн. Он осознавал, что вторгается в очень личную сферу жизни своей коллеги, но любопытство взяло верх.

— Так захотел мой муж. — Пия гладила Багиру за ушами. — Он хотел иметь домашнего сверчка для дома и плиты.

— Но это все не про вас. — Боденштайн внимательно посмотрел на нее.

— Мне потребовалось довольно много времени, чтобы самой это понять, — не задумываясь сказала Пия. — Но сейчас у меня все в порядке.

— Остерманн должен завтра заняться этим Морисом. Я хочу знать, кто этот человек и где мы его можем найти. Кроме того, он должен выяснить, какие рейсы из Бордо были в эту пятницу. Может быть, в списке пассажиров будет какая-нибудь ссылка на ребенка.

— У Дёринга рыльце в пушку, и его жене это известно. — Пия закурила сигарету. — Но она не хочет ничего говорить, так как опасается своего мужа.

— И не напрасно, сказал бы я. Дёринг умеет внушать страх. — Боденштайн откинулся назад. — Хотя мы и нарыли массу вещей, которые, без сомнения, являются противоправными и даже криминальными, но, к сожалению, расследование нашего дела вряд ли продвинулось хотя бы на миллиметр.

Пятница, 2 сентября 2005 года

Первый визит в это утро Боденштайн нанес старшему прокурору. Он намеревался добиться получения ордера на арест Ганса Петера Ягоды, прежде чем предъявить ему видеофильмы и записи телефонных разговоров. Прокурор колебался, пока Оливер не пояснил, что в деле замешан его высокопоставленный коллега и в связи с этим история обрела совсем иную силу действия.

— Если Ягода узнает, что нам известно, — сказал он, — то он не будет молча ожидать наших дальнейших действий. Я пока не в курсе, как все это связано, но уверен, что Ягода шантажом, с помощью этих фильмов сексуальной направленности, хотел расчистить себе путь. В отношении его фирмы началось следствие, но внезапно все заявления были отозваны.

Это было непросто, но Боденштайну все же удалось убедить прокурора, что Ягода, находясь на свободе, может существенно помешать расследованию.

Записи, которые Изабель Керстнер делала в своей записной книжке, выглядели как короткий дневник. Очевидно, для определенных имен она изобрела условные обозначения, так как книжка была полна постоянно повторяющихся символов, завитков и комбинаций букв. Ее телефонная книга была практически не зашифрована, при этом она, правда, часто опускала имена или фамилии. Старший прокурор Гарденбах фигурировал как «Гарди». Изабель записала номера его служебного и мобильного телефона. За последние полгода она встречалась с ним девять раз. К сожалению, записи прекратились за четыре дня до ее смерти, так что непонятно, знала ли она о встречах, как это было с Ягодой в субботу вечером, заранее или все происходило неожиданно. Из компании «Телеком» тем временем были получены полные выписки со счета ее мобильного телефона, осталось дождаться еще профиля перемещения телефона. Легко дешифровывались денежные суммы, которые Изабель Керстнер педантично записывала. В пятницу, девятнадцатого августа, она получила от Кампманна три тысячи евро, а в июле ее вознаграждение от некоего «$» в целом составило двадцать четыре тысячи евро. Вскоре удалось выяснить, что обозначение «$» относилось к Гансу Петеру Ягоде, так как именно от него регулярно начиная с апреля поступало большинство наиболее крупных платежей.

— В период с марта до середины августа она получила от Ягоды семьдесят восемь тысяч евро, — сообщил Андреас Хассе после сложения всех зафиксированных платежей.

— И ей этого было недостаточно, — заметил Венке. — Такая алчная маленькая дрянь!

— Во всяком случае, она сразу же купила себе «Порше», — сказал Хассе. — Мелочь, учитывая заработок.

Боденштайн слушал вполуха и одновременно перебирал фотографии, которые они обнаружили в тайнике под полом. Он рассматривал старые снимки, где Изабель была еще ребенком. На них были изображены мужчина лет пятидесяти в роговых очках, привлекательная женщина, полноватый молодой человек и маленькая девочка. На обороте детским неразборчивым почерком было написано: «Папа, мама, Валентин и я — 1981». Были фотографии лошадей с Изабель и без нее, старые и новые фотографии смеющихся людей, инструктора по верховой езде Кампманна, запечатленного с очень важным видом, и другая его фотография в кругу захмелевшей от пива компании в баре комплекса; фотографии доктора Керстнера, который с гордой улыбкой держит на руках светловолосого маленького ребенка, и целая серия нерезких крупнозернистых черно-белых фотографий, на которых были изображены полная женщина и мужчина в костюме и с галстуком. На нижнем поле фотографий дата — «19 апреля 1997 г.». Внезапно Боденштайн вздрогнул, как будто его ударило электрическим током.